Из гостиной послышался голос Никиты. Он был ещё в квартире!
Марина пошла по коридору, держась рукой за стену.
- Кому это ты звонишь? – поинтересовалась она, войдя в гостиную. – Сладенький!
Никита обернулся и выронил трубку. Та упала на паркет, крышка отлетела, и аккумуляторы покатились по полу.
- Наш банкет только начался, - предупредила Марина. – Слышишь? Это бьют куранты. Можно загадывать желания. Угадай, чего мне хочется?
НАГЛЯДНОЕ ПОСОБИЕ
Мимо пронесся синий «Форд», едва не окатив водой из лужи. Выругавшись себе под нос, Вадим Петрович остановился, но, убедившись, что опасность миновала, продолжил путь. Он сошёл с бордюра и двинулся через дорогу слегка наискосок, чтоб сэкономить пару метров. За спиной прогудел автобус.
Вадим Петрович ступил на тротуар и с ненавистью взглянул на пятиэтажную «хрущёвку», что стояла справа, высовывая угол из-за разросшихся серебристых ив. Ещё на прошлой неделе учитель в это же время был совершенно свободен – это было до того, как директрисе пришло в голову поставить его на домашнее обучение. С какой, собственно, стати он должен таскаться за копейки к дебилам, которые не в состоянии запомнить элементарные вещи? Валили бы в коррекционные школы, тупые ублюдки. И родители ещё требуют особого отношения к своим «отстающим» чадам. Нарожают тупарей, а педагоги должны разгребать? В животе уныло заурчало: Вадим Петрович успел только позавтракать.
Ученика, к которому он шёл, звали Стёпой Брызловым. Анемичный долбоклюй с вечно согнутой спиной. Небось, мочится мимо унитаза и вытирает сопли рукавом. Девятиклассник, которого велено подготовить по биологии не хуже, чем остальных – посещающих школу. Брызлов постоянно пропускал занятия – якобы по болезни – а потом его мамаша, сука, приволокла справку, что он слишком слабый, хрупкий и чёрт знает, какой ещё. И вот Вадим Петрович второй раз тащился к нему домой – учить. Брызлов, конечно, мог бы и в школу прийти на занятие, но завуч заимела на биолога зуб и велела мотаться самому.
Из-за угла выбежала собака и, увидев человека с портфелем в руке, настороженно остановилась. Хвост медленно пошевелился, уши сдвинулись. На боку у неё виднелась проплешина размером с блюдце – то ли ожог, то ли след лишая.
Вадим Петрович прошёл мимо и свернул на дорожку, тянувшуюся вдоль дома. Сегодня он был в отвратительном настроении, но, в отличие от предыдущего раза, чувствовал мрачную весёлость. Он не сомневался, что скоро она усилится – если, конечно, занятие пройдёт так, как он задумал.
Впереди проехал красный автомобиль, за ним показалась женщина с коляской.
Несколько голубей лениво вспорхнули из-под ног учителя.
Вадим Петрович притормозил возле подъезда и постоял несколько секунд, прежде чем набрать на домофоне номер квартиры. Он думал о завуче, которая трясла перед ним мятыми листками в клетку, исписанными неровным почерком. Одна из родительниц – обычная стерва, тупая ПТУ-шница, которая только и смогла в жизни, что залететь, да родить (и то, судя по результату, справилась не ахти), накатала в РОНО жалобу: мол, во время уроков биологии мало используются наглядные пособия. Отомстила за параши, которые Вадим Петрович выставил её дочурке, прыщавой идиотке. За дело, разумеется, а не потому что у той на роже написаны явные следы вырождения, хотя уже только за них можно было бы смело выгонять из школы – и шла бы себе в колледж получать профессию.
- У вас есть все возможности! – шипела завуч, брызгая слюной. Её плохо накрашенные ресницы слиплись, на кончиках подрагивали чёрные комки. В морщинах виднелись остатки не впитавшегося в дряблую кожу тонального крема. – Кабинет снабжён мультимедийной техникой и прочими необходимыми пособиями. Так используйте их, чёрт побери! Используйте!
В общем, назначение Вадима Петровича на домашнее обучение было, в определённом смысле, местью за геморрой, который школа поймала из-за родительницы. Её адрес, кстати, биолог посмотрел на последней странице журнала, где классные руководители записывают сведения об учениках и родителях. К сучаре Вадим Петрович намеревался заглянуть после того, как закончит с Брызловым.
Он взглянул на часы. До назначенного времени тридцать минут. Должно хватить. Впрочем, если даже не уложится – не страшно. Звонок, как говорится, для учителя.
Вадим Петрович нажал две кнопки и приготовился ждать сигнала. Домофон щёлкнул.
- Кто там?
- Вадим Петрович.
- Открываю.
Биолог потянул дверь на себя и вошёл в сырой подъезд. Пахло хлоркой – лестницу вымыли совсем недавно. На подоконнике красовалась одинокая герань. В прошлый раз её здесь не было, отметил машинально Вадим Петрович.
Он медленно поднялся на третий этаж. Мать Брызлова встретила его на пороге.
- Вы сегодня рано, - заметила она. – Стёпы ещё нет. Он на лечебной физкультуре.
Значит, в поликлинику он ходит, а в школу, видите ли, не может.
Вадим Петрович выжал из себя подобие улыбки.
- Ничего, я подожду.
Женщина посторонилась, пропуская его в квартиру. Он вошёл и дождался, пока она защёлкнет замок. Заодно осмотрелся.
Всё, как и в прошлый раз: вытертые обои, ряды обуви, испускающей кисловатый дух, пара зонтиков, замызганный самокат без переднего колеса, чёрный водолазный костюм, висящий между ветровок и напоминающий снятую кожу.
- Жарко сегодня, да? – сказала мать Брызлова, глядя на учителя.
- Немного.
В квартире пахло блинами. Вадим Петрович почувствовал голод, но отогнал мысль о еде. Он ведь пришёл заниматься, а урок ещё требовалось подготовить.
- Как мой Стёпка вообще? – зевнув, спросила женщина. – Есть успехи?
Ну, не дура? Какие могут быть успехи у имбицила? Как будто восемь с лишним лет он был тупарём, а за прошлый урок поумнел.
Вадим Петрович кисло усмехнулся. Он презирал эту женщину, ненавидел её сына, приходил в ярость при воспоминании о завуче и директрисе, по милости которой сейчас находился здесь, а не у себя дома.
Биолог достал из кармана плотные белые бахилы и стал натягивать на ботинки.
- Я вам тапочки дам, - встрепенулась женщина. – Пусть ноги отдохнут.
Какая забота!
- Не надо, - отказался Вадим Петрович. – Так лучше.
Он осмотрел ступни, чтобы убедиться, что обувь со всех сторон закрыта целлофаном. Затем открыл портфель и запустил в него руку. Нащупал дерево.
- Что вы сейчас проходите? – спросила мать Брызлова.
Он ней был засаленный халат и тапочки в виде щенков с обвислыми ушами. Покрытые венами икры выглядели слегка распухшими.
- Анатомию, - ответил Вадим Петрович.
Он вдруг понял, что больше не чувствует голода. Совсем.
Рука выскользнула из портфеля, и женщина, опустив глаза, удивлённо приподняла выщипанные брови.
- Что это у вас? - голос прозвучал настороженно.
А толку-то?
Вадим Петрович не ответил. Не хотел тратить время на бесполезные разговоры. Он быстро шагнул вперёд и ударил молотком наотмашь. Металл хрустко вошёл в висок, застрял, но тут же освободился.
Мать Брызлова тихо ойкнула и рухнула на пол. Волосы разметались по линолеуму, руки безвольно упали вперёд, одна на другую. Кончики пальцев мелко вздрогнули и замерли. Из дыры в голове текла кровь, в ней виднелись бледные сгустки соединительных тканей. «Dura mater и Pia mater», - вспомнил биолог. Сочилась цереброспинальная жидкость.
Вадим Петрович присел и замер в ожидании. Женщина не двигалась. И, кажется, не дышала. Для верности он ударил её по голове ещё пять раз – пока от черепа не осталась половина, в которой, словно в чаше, плавало кровавое месиво. Глаза выпали на пол, от них тянулись ниточки зрительных нервов, зубы валялись вперемешку с мозгами и прядями потемневших от крови волос.
Было очень тихо. Вадим Петрович поднялся и положил молоток на тумбу, в которой хранилась обувь и средства для ухода за ней. Втянул ноздрями запах блинов. Желудок никак не отозвался. Отлично!
Биолог больше не чувствовал усталости и злости. Он был воодушёвлён. Достав из портфеля резиновые перчатки, быстро натянул их и взял труп за лодыжки. Один тапок слетел и валялся подошвой вверх возле двери в туалет. Вадим Петрович потащил тело в гостиную. Оно хорошо скользило по линолеуму, оставляя кровавый след.
Учитель бросил взгляд на часы. Уложился за три минуты.
Труп он разместил на журнальном столе, достаточно большом для целей биолога. Голова – вернее, то, что от неё осталось, - руки и ноги свешивались по краям, но это не должно было помешать.
Вадим Петрович вернулся в прихожую и осмотрел пол. Придётся мыть, конечно. Впрочем, это подождёт. Он отнёс в гостиную портфель и вытряхнул его содержимое на ковёр. Загнутый под углом девяносто градусов и похожий на чёрный коготь нож для резки ковролина, секатор и дедов охотничий нож, сверкающий недавно заточенной кромкой. Большего и не нужно. Не сердце ж он пересаживать будет, в конце концов.
Биолог улыбнулся мысленно произнёсённой шутке и взялся за дело. Прежде всего, разрезал в нескольких местах халат – чтобы обнажились живот и обвислые груди с синими венами вокруг тёмных, дряблых сосков. Любоваться тут было нечем. Просто мёртвая баба, выжатая родами и возрастом. Ну, и сыном-дебилом, конечно. Хотя он, скорее всего, в неё пошёл. Вадим Петрович вспомнил, как она зевала, и вогнал нож в солнечное сплетение – не глубоко, только чтобы проделать отверстие. Органы повреждать нельзя. Следовало быть крайне внимательным и аккуратным.
Настала очередь ножа для резки ковролина. Он был очень острым – почти как бритва; лезвие не успело затупиться, потому что биолог пользовался им лишь однажды – когда делал летом ремонт. Учитель вскрыл брюшную полость, не обращая внимания на кровь. Он работал быстро и сосредоточенно, как всегда, когда был увлечён. Усталость, голод, ненависть – всё окончательно улетучилось. Он был полон сил и вдохновения. Давно уже Вадим Петрович не испытывал подобного, а ведь он любил свой предмет. Когда-то уроки доставляли ему радость. В далёкие, почти забытые времена, когда не нужно было заполнять отчёты, электронный журнал, подсчитывать какие-то баллы и заниматься прочими «важными» делами.
Впервые за последние годы учитель работал с наслаждением. На миг ему даже показалось, что есть надежда, и он сможет вбить в тупую башку Брызлова хотя бы основы анатомии.
Вадим Петрович аккуратно разложил извлёчённые органы вокруг стола. Они блестели и сочились. Обрезанные секатором придатки, артерии, вены торчали в разные стороны, тщательно расправленные. Композиция напоминала берег моря после шторма: словно волны вынесли на песок дохлых, но ещё не начавших разлагаться на солнце медуз.
Теперь следовало снять кожу с бёдер, чтобы обнажить мышцы. Это оказалось не так-то легко, но Вадим Петрович справился. Напоследок он удалил с кистей и предплечий мясо – так, чтобы хорошо были видны кости и сухожилия.
Обрезав два пальца секатором (надо ж показать и внутреннее строение), взглянул на часы. До прихода Брызлова оставалось семь минут. В самый раз. Учитель отправился в ванную, стараясь не наступать на кровавый след, тянувшийся по линолеуму. Отыскав тряпку, смочил её водой и быстро вытер пол. Осмотрел себя. Стоит сполоснуть перчатки, пожалуй.
Раздался звонок домофона. Вадим Петрович довольно улыбнулся. Он чувствовал, что сегодня действительно готов к уроку. Пожалуй, завуч была права.
Биолог снял трубку и нажал кнопку. Из динамика донёсся жалобный сигнал, сообщавший, что дверь подъезда открылась.
Если урок пройдёт, как надо, можно ещё успеть заскочить к мамаше - любительнице сочинять жалобы. Её тоже не мешает кое-чему научить. В конце концов, это ж его работа.
Вадим Петрович щёлкнул замком и приоткрыл дверь. Снизу доносились приближающиеся шаги. Брызлов не торопился. Действительно, куда спешить?
Вот он появился на ступеньках, добрался до площадки и протянул руку к двери. Вадим Петрович отступил.
Брызлов вошёл и увидел его. На бледном лице появилось неуверенное удивление. Он даже нормально удивиться не мог – всё делал в треть силы.
- Здравствуйте, - проговорил он.
- Заходи, заходи, - кивнул Вадим Петрович. – Раздевайся и начнём. У нас сегодня лабораторная работа.
- Да? – без тени энтузиазма отозвался Брызлов.
Кажется, его спина ещё сильнее согнулась – словно кто-то невидимый взвалил на него пару дисков от штанги.
- Ага, - улыбнувшись, ответил учитель. – Я приготовил для тебя наглядное пособие.
НЯМ-НЯМ
Если бы только она могла добраться до болтающихся на поясе похитителя ключей! Они позвякивали и манили, как конфета из белых и красных полосок, суля свободу и надежду на то, что ей не придётся сдохнуть в этой вонючей дыре, где от пола и стен несёт плесенью, а сквозь щели между брёвнами протискиваются длинные рыжие и чёрные мокрицы.
Мужчина, чей голос был единственным, что Алёна слышала в течение последних пяти дней, направился к ней, держа в руках одноразовую тарелку с консервированными овощами. Похититель заходил только для того, чтобы принести воды, еды или убрать нечистоты из алюминиевой кастрюли, которая заменяла пленнице ночной горшок. Впрочем, дневной тоже.
Вот он присел, чтобы поставить тарелку перед пленницей, и ключи сверкнули в луче мутного, едва сочащегося через крошечное окошко света. Если бы только раздобыть их! И избавиться от наручников, которыми похититель приковал её к намертво ввинченному в стену кольцу. Алёна не сводила взгляда со связки, думая о том, что, пожалуй, могла бы пойти на что угодно, лишь бы добраться до неё.
- Сегодня четверг, - зачем-то сообщил мужчина.
Таким тоном, словно это имело особое значение.
Алёна подняла глаза на бледное костистое лицо: тонкий нос, тонкие губы, словно выцветшие холодные глаза и большие залысины. Он не прятался от неё под маской – значит, отпускать не собирался. Конечно, нет. Ему не нужен был секс. Во взгляде маленьких серых глаз не сквозила похоть. Алёна была уверена: похититель собирается её убить. И, скорее всего, это не будет милосердной смертью от пули. Возможно, страх, заточение и диета из консервированных овощей – самое лёгкое, что ей придётся перенести. Алёна читала о маньяках и знала, на что они способны. Какие фантазии крутятся в голове у этого? Она не хотела знать, но не могла об этом не думать. Пока что мужчина не проявлял агрессии, но девушка не сомневалась: в его прогнивших мозгах есть план.
Похититель встал и направился к двери. Алёна протянула руку к тарелке. Цепочка, идущая от наручника к кольцу в стене, тихо звякнула. Девушка всегда съедала всё, что ей приносил мужчина, даже допуская, что в пище может оказаться яд или снотворное. Она хотела сохранить силы на случай… в общем, если вдруг ей представится шанс бежать.
Целыми днями она прокручивала в голове варианты, как избавиться от похитителя и добраться до заветных ключей. У неё было отобрано целых три, вполне надёжных, но нужно было выбрать время и решиться. Алёна понимала: шанс только один. Если она не справится, ей конец.
Первые два дня девушка кричала, звала на помощь. Похититель этому не препятствовал, хотя наверняка слышал её. Из этого Алёна сделала вывод, что дом, где её держат, находится на отшибе, и в округе нет ни души. Значит, маньяк либо жил здесь, либо приезжал из города на машине. Среди ключей на его поясе наверняка есть и от авто. Алёна умела водить. Она смогла бы выбраться из любой глуши. Главное – открыть наручники.
Мужчина вернулся спустя час. Он прикатил металлическую тележку вроде тех, которыми пользуются во время операций. На ней лежали инструменты.
- Сегодня четверг, - повторил похититель.
Он принялся раскладывать железки так, словно их порядок имел особое значение.
Алёна почувствовала, как холодеет внутри. Вон оно! Значит, пришло время умирать. И испытывать боль. Конечно, чтобы просто убить, не нужен набор инструментов. Её будут пытать. Возможно, расчленять живьём. Она вела блог про пытки, довольно популярный, приносивший ей около трёх тысяч еженедельного приработка, и знала об изощрённых издевательствах практически всё. Наверное, даже могла бы проконсультировать маньяка. Хотя… вдруг он был одним из её подписчиков? Что, если поэтому и похитил её? Эта мысль прежде не приходила Алёне в голову. С другой стороны, не всё ли равно? Сколько ей осталось жить? Вернее, терпеть боль.