Зинаида Владимировна Порохова
Пересечение вселенных. Трилогия
Книга 1. Любовь и миры
Дочерям
Елене и Марине
посвящаю
КНИГА 1
ЛЮБОВЬ И МИРЫ
Миры, галактики, вселенные — нет им числа. Кто их создал? Зачем? Разбегаются ли они? Или, наоборот, сбегаются? По каким правилам в них всё вершится и вертится? Какие силы играют ими? И возможно ли избежать участия в этой игре? Нет ответа. Или, может, есть? Но он где-то там, далеко. Впереди. А, может, и в прошлом. А вдруг — все ответы ты уже знаешь, но забыл? Ведь участвовать в играх богов так интересно…
Часть 1
Глава 1. Хрустальная Скала
— Что это у тебя? — сказала Мэла, указав на лицо подруги.
Лана устремилась к зеркалу и, узрев след ушиба на щеке, воскликнула:
— О, Древние Мудрецы! Это я случайно ударилась о раму в университете.
Как же! Случайно! Удивительно как она вообще жива осталась, саданувшись щекой о раму, стремглав вылетев из аудитории в окно, и пребывая в полном восторге от лекции досточтимого профессора Натэна Бишома о дальних мирах. И вот — щека красная. А ведь они собрались на Танцы Полнотуния. Лана вздохнула. Почему же она сразу не удосужилась приложить к ушибу походный магнитул, который всегда валялся в её сумочке? Сейчас бы от него и следа не осталось. От ушиба, конечно, а не от магнитула. Магнитулы вечны, как и скептицизм её подруги Мэлы.
— Как некстати! — вздохнула Лана. — Может, здесь станцуем? — нерешительно покосилась она на подругу, резонно полагая, что та не согласится.
Танцы дома? Фи! Такое на Итте позволяют себе только весьма больные или престарелые особы. К тому же, всякие общественные мероприятия Мэла обожает не меньше, чем пробовать новые коктейли.
— Здесь? — критически огляделась Мэла, как будто впервые увидев их совместное с Ланой жилище. И вдруг заявила: Забыла тебе сказать! Почтенный доктор Донэл вернулся! И он, как завзятый заводила, непременно будет открывать сегодня у Хрустальной Скалы Танцы! Не хочешь полюбоваться? — мечтательно подкатила она глазки. — Он та-а-кой стартёр!
Провокация была её излюбленным приёмом.
— Так он же в экспедиции! На Баритане! — удивилась Лана, сразу забыв о всех ушибах и зеркалах.
— Танита сказала, что вернулся, — пожала плечами плутовка. — Ну что, поплыли? Или, всё же, здесь станцуем?
Могла бы и не тратить свой яд — теперь, когда на горизонте возник почтенный Донэл, для Ланы все травмы мира утратили свою актуальность. Её глаза засияли, как фонарики глубоководной рыбки пурины, а движения лихорадочно ускорились. «Донэл! Я увижу Донэла! Жизнь прекрасна!» — ликовала её душа. В таком состоянии её можно было смело выбрасывать в открытый космос без скафандра — она даже не заметит, что лишилась воды, и будет всё также счастливо улыбаться. Мэла с усмешкой наблюдала за ней, будто говоря: «Знаю, подруга, о ком ты грезишь. И пойдёшь на Танцы, даже если покраснеешь вся снизу доверху. Раз уж почтенный Донэл Пиуни, наш декан, будет там».
И не ошиблась.
Лана, радостно сияя, заявила:
— Ну, чего задумалась? Давай, поспешим! А то опоздаем!
Она мгновенно облачилась в свой любимый кислотно-жёлтый цвет и порхнула к окну, рыбкой взвившись наверх — к транспортной площадке на крыше дома. Мэла, любительница холодных оттенков — сегодня в сиреневом — едва успела выскочить вслед за ней.
— Пригаси свой реактор, подруга! — воскликнула она. — Восход Туны ещё не скоро! Успеешь навздыхаться, глядя на своего обожаемого декана!
А про себя добавила: «И на то, как он танцует с другими».
Но Лана, не слышала её, она пребывала на своей волне. «Дониэл, Донэл, Дон!» — пела её душа, как заевшая пластинка. Хотя, надо признать, Мэла тоже была уже слегка на взводе, едва не пританцовывая от возбуждения.
«Танец! Танец Силы у Хрустальной Скалы! Древнее волшебство!» — звучало в её голове.
Транспортная кабинка с подругами резко взмыла вверх, распугав мирно парящих над верхней террасой сонных рыбок-губастиков, и устремилась в направлении сверкающей огнями Хрустальной Скалы на окраине города.
Сегодня на Хрустальной Скале будет праздник, знаменующий наступление очередной Ночи Полнотуния. Ночи, когда Туна — небесный спутник планеты Итты, изливает на неё мощный поток космической Силы. Даже Великий Океан в Полнотуние будто приподнимается, вздымаясь до высших отметок, подводная растительность неудержимо тянется вверх, к мерцающим звёздам, а каждая частица планеты, трепещет от избытка космической энергии. А иттяне, собравшись вместе, пускаются в пляс. Эту традицию — отмечать Полнотуние магическим Танцем Силы — с незапамятных времён завели ещё Древние Мудрецы. Совершался он в Местах Силы, избранных ими, и позволял иттянам сохранять молодость и бодрость, черпая из этого неисчерпаемого источника. Танец — это их послание вселенной, с которой они вступали в эту Ночь в диалог. «Мы — твои дети! Нас — мириады миров! Мы едины! Вселенная любит свои творения, как и мы любим её!» — говорят они. Ключом и кодом являются древние символы, выраженные в танцевальных па. Правила Танца и его традиции, передавая из поколения в поколение, иттяне также получили от Древних Мудрецов. Кто они были и откуда пришли, никто не знал, и даже их имена не сохранились. Да разве это важно? Главное — это мудрые традиции, оставленные Древними Мудрецами, объединяющие народ Итты, и позволяющие не терять связь с вселенной, жить с ней в гармонии и созвучии.
Хрустальная Скала, расположенная на окраине города Поона, также была избрана Древними Мудрецами и считалась красивейшим Местом Силы на планете. Хотя это мнение упорно оспаривали другие города.
Тоонцы, например, были убеждены, что их чёрный базальтовый кратер потухшего вулкана Тахико, украшенный сверкающими выходами алмазных трубок, гораздо красивее Хрустальной Скалы. Ещё бы не красота. Какая глубокая чернота! Какие яркие алмазы сверкают на этом чёрном поле! Будто звёзды на ночном небе! И во время Танца границы Ночи и чернота кратера сливаются в единое пространство!
— Так и кажется, что ты улетаешь к звёздам и паришь в небесах, — говорили тоонцы. — Потанцуйте с нами в Полнотуние, сами убедитесь!
Лоонцы же — столичные снобы — настаивали на превосходстве своего нефритового каскада Пуссон.
— Зелёное — это цвет Туны, цвет жизни и надежды! — говорили они. — Может ли быть что-то лучше нашего нефритового каскада, включающего все оттенки зелёного, особенно — для Танца Силы?
Моонцы же превозносили выше волн Океана достоинства своей лазуритовой скальной гряды Лолото, украшенной прото-иттянскими рисунками. Их сюжетом был Танец Полнотуния. На нём древние иттяне, изображённые в образе танцующих гигантов, переставляли горы и доставали руками звёзды!
— Они и сейчас танцуют вместе с нами, будто перебрасываясь с моонцами звёздами и горами, уверяли моонцы. — Не верите? Проверьте сами!
Нет сомнения: все Места Силы на планете уникальны — не зря же их избрали когда-то Древние Мудрецы. Но именно Хрустальная Скала стала символом этой галактики, именуемой Тиуана, в которую входила Итта. А изображение Хрустальной Скалы было растиражировано в КСЦ — Космическом Сообществе Цивилизаций, как одно из чудес света. К ней постоянно — чтобы полюбоваться — устремлялись межгалактические туристы, а остальные красоты Итты, в том числе — кратер Тахико, каскад Пуссон, как и прото-рисунки лазуритового Лолото, шли лишь приложением в путеводителе. Да и сами поонцы смирились с тем, что живут в лучах славы своей Хрустальной Скалы. Они так и говорили: «Я из Поона, что рядом со Скалой». И все понимали, о чём речь. Так что, как говорится — стоит ли пускать пузыри, оспаривая её превосходство?
Лана с Мэлой, подлетая к Хрустальной Скале, в очередной раз залюбовались ею с высоты:
Скала сверкала прозрачными хрустальными друзами, нежно расцвеченными в пурпурные, розовые, зелёные и лиловые оттенки примесями кобальта, лазурита и бирюзы. И выглядела великолепнее праздничной Гирлянды Героев, собранной из уникальных светящихся ракушек с планеты Тооса. Террасы Скалы украшали разноцветные ковры из звёздчатых актиний и букетов из анемонов, будто висящие в воде. А сквозь чистый хрусталь тут и там просвечивали затейливые золотые прожилки, переплетаясь в узоры, подобные древним символам Танца. Днём Хрустальная Скала ослепительно сверкала в ярких лучах голубого Фоона, будто гигантская драгоценность. А сейчас, ночью, в матовом искусственном освещении, она парила над городом будто мираж.
Отпустив кабинку, подруги нашли на одной из террас своих однокурсников, смешавшись с толпой университетской молодёжи. Хотя до подъёма Туны в зенит ещё оставалось время, но здесь уже было немало поонцев, находящихся в прекрасном настроении и наряженных в наилучшие расцветки. Всюду слышался смех, приветствия, обмен любезностями. В атмосфере уже витал праздник. Ещё бы — Ночь Полнотуния! Ночь приобщения к древним традициям! Ночь единения! Самые благоразумные поонцы уже загодя оккупировали места у балюстрады, откуда можно было первым увидеть величаво поднимающуюся над поверхностью Океана зелёную Туну и, в высоте у вершины — заводил, начинающих Танец Силы. Некоторые поонцы уже пританцовывали от нетерпения, разминая свои конечности. Их лица сияли — «Танец! Скоро Танец Полнотуния! Апофеоз Космических Вибраций!» А руки и ноги, каждая из которых имеет свой собственный разум, уже вспоминали танцевальные па и древние символы, настраиваясь на ритм. В эту Ночь и пожилые поонцы будут участвовать в Танце, однако держась подальше от острых друз. Лишь мерно покачиваясь с краю и придерживаясь общего ритма, они обретают новые силы и будто на глазах молодеют. Ведь этот традиционный Танец — их воспоминание о молодости, плодотворно прожитой жизни, о лучших витках жизни. будут здесь и малыши. Они, как заведённые, вертятся всегда с края, поодаль от танцующих, получая первые навыки в Танце. В эту Ночь им раздолье — никто не отправит их в сонный куб. Да разве можно сегодня спать? Волшебство! Праздник! Торжество гармонии и вселенского ритма! Танец Полнотуния! Танец Силы!
И все с особым нетерпением ждут шоу, которое обычно показывают в начале прославленные виртуозы Поона. Их ещё называют заводилами, открывающими Танцы. Они при этом выделывают такие невероятные акробатические па, проносясь в опасной близости от острых друз и хищных актиний, что только дух захватывает. Такое мастерство — это особый талант или результат учёбы у великого Танэна, хранителя и законодателя танцевальных традиций в Пооне. Но в основном иттяне, всё же, предпочитают наблюдать за этими трюками, не рискуя повторять их. Ведь в обычное время среди головоногих моллюсков почитается разумное здравомыслие и рассудительная осторожность. Риск и азарт — не их морской конёк. Прослыть в иттянском обществе оригиналом или чудаком это плохой тон. Однако в Ночь Полнотуния танцорам-виртуозам многое прощается. И некоторые чудачества даже поощряются аплодисментами. Ничего не поделаешь — Ночь волшебства! Ночь лёгкого безумия. Но завтра каждый из этих танцоров-виртуозов непременно станет таким же консервативным и сдержанным, как и все — до следующего Полнотуния.
Почтенный Донэл Пиуни, которого сегодня так жаждала увидеть Лана, также был известен в Пооне, как виртуоз-заводила. Что не очень-то сочеталось с его званием декана факультета минералогии поонского университета. Но в эту Ночь это сходило ему с рук. Да что там — ему многое сходило с рук, благодаря неунывающему характеру и лёгкому пофигизму, обычно свойственному молодёжи, с которой он ежедневно общался. И, как видно, опылился. Но он не слишком боялся прослыть оригиналом — консерватизма ему хватало и в науке. И в Ночь Полнотуния Донэл отплясывал так, что вода в Океане едва не закипала. Лана всегда с замиранием всех трёх сердец следила за его опасными виражами. Сама она, увы, танцевала неважно, лишь плавно покачиваясь и вертясь в такт общему ритму почти вместе с малышнёй. Наверное, потому что во время Танца она видела лишь его — Донэла. В которого была безответно влюблена. Впрочем, как и половина особ женского пола университета. Ответных чувств она не требовала и не ждала — ей, романтической натуре, вполне хватало иногда видеть его. А сам Донэл её наверняка не замечал. Мало ли кто там прозябает с края этого праздника жизни? Что для него какая-то студенточка? Да ещё слегка не успевающая по его предмету. В прошлое Полнотуние почтенного доктора Донэла Пиуни к большому разочарованию Ланы на Танцах не было — он возглавлял очередную научную экспедицию — и шоу открывали другие. Как же здорово, что Дон, наконец, вернулся и она снова увидит его.
Лана, сама не зная почему, вдруг решила, что сегодня с ней обязательно произойдёт нечто особенное. Может, Донэл станцует с ней?
«Хотя это вряд ли, — вздохнула Лана, стоя в толпе однокурсников и не участвуя в общей беседе. — У него своя компания, он меня и не заметит».
Тут Сэмэл Сиуни, известный шутник и лучший студент курса, прибывший сюда с подругой Танитой — куда же он без неё — прервал её мечтания. Заметив у Ланы след ушиба, он вскричал:
— О, что это с твоей щекой, Лана? Ты так соскучилась по любимой Скале, что на радостях приложилась к ней лицом? На долгую память? Или сейчас так модно — румянить одну щеку?
Но Лана ему не ответила — её вдруг пронзило чистое электричество, отнявшее у неё способность говорить и соображать. Так всегда происходило при появлении доктора Донэла. Она, едва дыша, наблюдала, как он приблизился к группе университетских преподавателей, держа под руку некую особу, и о чём-то оживлённо заговорил с ними. Обычное дело! Все знали — доктор Донэл Пиуни никогда не лезет за словом в чужой рюкзак. Про таких иттяне в шутку говорят: «Мама не приучила малыша к соске, а теперь уж поздно — язык великоват».
Лана радостно выдохнула, а Мэла ехидно ей шепнула:
— Видела? Донэл с новой подружкой! Это Сионэла Титуни — его лучшая аспирантка. Она была с ним в экспедиции на Баритане.
Тут только Лана обратила внимание на спутницу Донэла и узрела как он, склонившись к ней, что-то с улыбкой сказал этой самой Сионэле Титуни. И тут уже Лану пронзило не просто электричество, а настоящая молния.