размаху захлопнул дверь. Торопливые шаги затихли, и чердак вновь погрузился в тишину. А девушка так и стояла, тупо глядя
прямо перед собой. И если вчера она хоть и была в отчаянии, но все же робко надеялась на чудо, то теперь в душе царили
безнадежность и липкий страх - бежать некуда. И Вириш… Он ведь добьется своего, найдет способ остаться и тогда… Во рту
стало горько, и Аэлиша торопливо подбежала к кружке. Сделала пару жадных глотков, а оставшейся водой смочила кусок
подола от старого платья и долго долго терла шею и лицо. Кожа уже горела, но она все равно чувствовала на себе его
противные губы, а в ушах не смолкал дрожащий от злости и предвкушения голос.
Оставшийся день Аэлиша помнила урывками. Похоже, она все-таки уснула. Сразу после того, как опять завалила хламом
дверь. Очнулась от жары. Телу было плевать на душевные терзания. Оно хотело облегчиться, а еще утолить голод и жажду.
Но похлебка, что была в миске, своим запахом доверия не внушала, а воду Аэлиша потратила еще утром. Хорошо хоть
ночной горшок как стоял в углу так стоять и остался. До вечера она лежала на тюфяке в состоянии болезненной полудремы.
Вечером Милинка опять притащилась с подносом. Бранилась на чем свет стоит, что немощной женщине приходится
ухаживать за молодой кобылой. Стиснув зубы, Аэлиша молчала. Этой шакалихе станется ей в воду плюнуть со злости.
Минула душная ночь, а за ней еще один знойный, безрадостный день. Кожа уже чесалась от грязи и пота, но о мытье нельзя
было и мечтать. А жара и не думала спадать. На третью ночь Аэлиша слонялась по чердаку, выискивая места прохладнее.
Днем и вовсе не смела шевелиться, тихо вдыхая раскаленный воздух и отчаянно мечтая оказаться где-нибудь, где много
воды и совсем нет ни ее семейки, ни уже опостылевшего Миррока. Время от времени девушка касалась теплой стали
спрятанных под подушку ножниц. Если Вириш. и правда, удумает притащить сюда свою тушу, то его ждет не самый ласковый
прием.
Однако этим же вечером произошло то, чего Аэлиша не могла представить себе и в самых изощренных фантазиях.
После вечерней трапезы она принялась снова заваливать дверь. Но не успела приладить на место последнюю корзину, как с
улицы донесся неясный гул. Поначалу решила, что это в ушах шумит от жажды и жары, но нет, гул приближался и скоро
девушка уловила многоголосое бормотание. Их пес-охранник вяло брехнул несколько раз. подтверждая присутствие гостей у
ворот. Позабыв о слабости, Аэлиша подскочила на ноги и поспешила к слуховому оконцу. Беда только, что оно было совсем
небольшим и выходило не на дорогу, а во внутренний дворик. Аэлиша привстала на цыпочки и усердно вслушивалась в
нестройный гам множества голосов. Кажется, они о чем-то спорили и спорили, надо сказать, долго и очень упорно. Она уже
устала стоять, как вдруг все стихло. Пока Аэлиша решала, что же это могло быть, внизу послышался гневный голос отца, ему
вторила истерично повизгивающая мать. А еще через минуту засов на двери отскочил в сторону. Кто-то попытался войти, но,
встретив преграду, разразился бранью. Отец.
- Открывай! Живо!
Помявшись, Аэлиша неуверенно стала разгребать хлам в стороны. Возникший на пороге мужчина был зол, словно песчаный
демон. И рожей такой же красный. Его тонкие губы кривились, словно он сдерживал в себе ругательства, а на лбу крупными
бисеринами блестел пот. Однако в блекло-водянистых глазах отца притаился страх. Это было так странно, что Аэлиша
растерялась и совершенно пропустила тот момент, когда Томас очутился подле нее. Девушка пикнуть не успела, как ее
волосы оказались в крепкой хватке мясистых пальцев.
- Пойдешь со мной, - зло зашипел он, - но если посмеешь хоть вздохнуть лишний раз без моего разрешения - пожалеешь, что
вообще на свет появилась!
Аэлиша поспешно затрясла головой.
- Шевелись! - и девушку дернули в сторону двери.
В прихожей собралась вся их семейка вместе с Милиной. На фоне приодетых, надушенных до свербения в носу домочадцев,
босая и давно не принимавшая ванну, Аэлиша выглядела особенно жалко. Однако никто и не подумал картинно зажимать
нос платочком и закатывать глаза. Все тревожно поглядывали на дверь, и даже братья растеряли всю свою браваду. Коргас
был хмур и молчалив больше обычного, а Вириш все посматривал в сторону старшей сестры, словно пытаясь заглянуть в
глаза. Отец кивком указал ей на дверь, и схватив за локоть, выпихнул во двор.
Аэлиша растерянно заморгала, увидев у ворот собравшуюся толпу. Лица у людей были напряженными и серьезными.
Возглавляла это мрачное шествие Юминия. Ведьма глянула на Аэлишу из-под густой шапки черных с проседью волос, и
пристальный взгляд карих глаз уколол девушку в самое сердце.
- Больна говоришь?! У-у-у. обманщик! - прокаркала ведьма, и погрозила отцу, как нашкодившему мальчишке. Аэлиша
поежилась. Юминия всегда была, что называется, юродивой. Вечно таскала на поясе холщовый мешочек, с потемневшими и
отшлифованными временем рунами, вплетала в волосы странные вещи, чаще всего цветные шнурки или крупные бусины, а
еще приторговывала микстурами и травами от разнообразных болезней, что особенно не поощрялось церковью. Ибо
врачеванием могли заниматься лишь пресвятые братья и только с позволения Его Святейшества и Императорского совета.
Но, конечно, не в каждой деревеньке, особенно такой глухой, как Ламорна, имелся свой лекарь. Вот и шли жители к тому, кто
сохранил еще остатки древних знаний и лекарские умения. В их поселке это была Юминия, которая сейчас, уперев руки в
тощие бока, внимательно разглядывала Аэлишу.
- Похожа, - решила ведьма, - идем!
Отец хотел было возразить, но суровая толпа угрожающе качнулась вперед. Испуганная Ивимка разревелась и прытко
юркнула за широкую спину маменьки.
- Что ты опять задумала, карга? - проскрипел Томас сквозь зубы, - Изыди, не пугай детей!
Юминия не удостоила его ответом. Смело подошла почти вплотную и перехватила недоумевающую Аэлишу за свободную
руку. С несвойственной для тощей фигуры ведьмы силой дернула девушку на себя. Удивительно, но отец отпустил. Аэлиша
беспокойно оглядывалась, семеня за идущей впереди Юминией. Дорога вела на центральную площадь, но зачем и кому
Аэлиша там понадобилась? И что значит это странное “похожа”? На кого? Одно было хорошо, ее семейка не смела подойти
ближе, хоть и упрямо тянулась вслед за всеми.
-
Женишка высматриваешь? - пробормотала вдруг Юминия. Девушка от неожиданности сразу и не нашлась, что ответить,
ведьма же расценила ее молчание по-своему.
- А он по тебе уже заскучал, на площади трется. Поцелуешь-то хоть красавца своего?
Аэлишу передернуло от отвращения. Перед глазами встал образ «красавца» Миррока и его лошадиных зубов. Заметив
гримасу отвращения на ее лице, ведьма вновь хрипло рассмеялась. Острые ногти больно впились в Аэлишину ладонь, и
Юминия зашагала еще быстрее.
Дорога пошла в гору, выводя их к главной площади. На которой уже собралось едва ли не полдеревни. В дрожащем от зноя
воздухе висело напряжение. Люди выглядели измученными жарой и от того злыми. Ведьма прытко подвела ее к помосту, с
которого обычно делались объявления о произошедших новостях, будь то громкая казнь в столице или новость об очередном
бастарде императора. Еще раз обернувшись на столпившихся людей, девушка неуверенно начала подыматься. Следом,
словно бойкая молодка, взобралась Юминия. Махнула кому-то рукой, и к ним подтолкнули еще двух девушек. Жанну, дочку
запойной ткачихи Меланьи, нагулявшей дитя неизвестно от кого, и сироту Нельгу. Девушки были ровесницами Аэлиши, на
этом похожесть, о которой толковала ведьма, заканчивалась. Нельга была довольно высокой и очень худой, с двумя
приличными и по толщине, и по длине льняными косами и по-детски круглыми голубыми глазами. Жанна пошла в мать,
смуглая, черноволосая и крепенькая. Аэлиша же могла похвастать крупными медно-рыжими кудрями и карими глазами, рост
ее был средним, и худоба не казалась столь болезненной, как у Нельги.
По испуганному и недоуменному виду девушек Аэлиша догадалась, что они тоже не совсем понимают, ради чего их привели
сюда. Юминия еще раз внимательно оглядела их троих и удовлетворенно кивнула своим мыслям, а потом развернулась к
толпе.
- Жители Ламорны! - неожиданно громкий голос ведьмы заставил девушек одновременно вздрогнуть, - Еще несколько дней
такого пекла и посевы превратятся в ничто!
Народ хмуро молчал. Юминия озвучивала прописные истины. Благополучие целой деревни висело на волоске.
- Нас ждет голод! А вместе с ним болезни и мор! Мы…
- Стойте! Стойте!
Спотыкаясь через шаг и путаясь в длиннополой рясе, к ним спешил старый священник Адам. Распихав в стороны недовольно
ворчащих людей, он подобрался к самому помосту и поспешил вскарабкаться на него.
- Ты! - узловатый палец обвиняюще ткнул в Юминию, - Ведьма! Еретичка! Что за паскудство родилось в твоей, терзаемой
демонами, голове?!
Козлиная бороденка священника тряслась от плохо скрываемого гнева. В ответ ведьма расхохоталась, запрокидывая голову.
Худые ее плечи вздрагивали и мелко тряслись.
- Паскудство?! - отсмеявшись, переспросила она, - Не большее паскудство, чем наживаться на похоронной дани!
Ошарашенный священник беззвучно открывал и закрывал рот, наглость слов ведьмы была просто невероятной!
- Да-да, старый скряга! И не надо так пучить свои подслеповатые зенки! Никому и в голову не приходит позаботиться о
бедных жителях! Ваша братия только и знает, что считать и пересчитывать требы. А староста? О! Старый Эрге велел
спустить на меня собак, стоило появиться у него на пороге! А потом этот боров будет драть с нас налоги в три шкуры,
прикрываясь именем Императора! И пока простые люди будут считать каждое зернышко в постном супе, лентяи и
бездельники станут жрать королевских креветок в сливочном соусе и запивать все это вином из самой Нивэллы! Так-то!
Если священник что-то и возражал, то его слова потонули в громогласном реве толпы. Дождавшись, пока страсти улягутся,
ведьма продолжила:
- Единый глух к нашим мольбам! Поэтому уже несколько дней я обращалась к тому, кто способствовал основанию и до
одного, хорошо известного всем, времени процветанию Ламорны! Шейссах…
Тут священник не выдержал и сорвался на такой визг, что девушка прикрыла уши ладошками. Но в голове набатом стучало
имя древнего Бога. И кажется, Аэлиша уже знала, зачем она и другие девушки стояли сейчас на шершавых досках помоста.
- Еретики! Убийцы! Оскверните себя кровью! Вы…, - голос старика сорвался и перешел на невнятный сип.
- Ты так же глуп, как и твои братья, - припечатала Юминия, - и если бы Церковь так рьяно не уничтожала оставшиеся с
древних времен книги, то каждый бы знал - Шейссах приемлет лишь добровольную жертву!
И Аэлиша, как бы не была шокирована услышанным, не могла уличить ведьму во лжи. Ни одна из жриц Шейссаха никогда за
всю свою долгую жизнь не обнажала ритуальный клинок для человеческой жертвы. Люди сами решали послужить или нет
змеиному Богу таким образом. И если желание быть замеченным своим Повелителем, было сильнее страха перед смертью,
то тогда жрицам давалось право подготовить смельчака к ритуалу. На чистое тело особой краской из хны наносился
замысловатый узор в виде чешуек, что покрывал все нот, руки до локтя и треугольник посередине лопаток, который своими
концами захватывал еще и часть плечей. После добровольную жертву располагали на каменном алтаре, связывали и после
нескольких молитвенных песнопений, сопровождающихся ударом в гонг, оставляли на милость обитавшим в храме змеям.
Если спустя сутки человек оказывался жив, значит, его жизнь была не угодна Шейссаху, а если нет - с почестями сжигали на
погребальном костре.
- Я много молилась, - затараторила Юминия, пользуясь неожиданной немотой священика, - Гадала на рунах и пепле,
оставшейся от змей-травы. И Древний откликнулся! Ему угодна жизнь девушки не младше двадцати лет, но и не старше
двадцати пяти! А еще девица должна быть свободна от брачных уз!
- Не позволю…, - просипел священик, - не…
И голос опять подвел служителя Единого.
- Каждая из вас вольна уйти, - не глядя на беснующегося от бессилия старика, обратилась к ним Юминия, - Но подумайте,
Божественный Змей благословит отважную душу и перенесет в свои подземелья, полные дивных чудес и несметных богатств,
а взамен утраченной земной жизни дарует деревне дождь! Одна или многие? Ну же! Решайтесь!
Аэлиша не видела выражения лиц Жанны и Нельги. Как зачарованная, она смотрела на шепчущую им сладкие обещания
ведьму. И в голове у девушки вырисовывался план. Смелый, дерзкий и… глупый. Взглянув на притихшую толпу Аэлиша тут же
столкнулась с холодно-серыми глазами Миррока. Недобро прищурившись, он пристально смотрел на нее. и под кожей
мужчины ходили желваки.
- Я согласна. - тихо прошептала Аэлиша в лицо ненавистному жениху. Мужчина не мог ее слышать, но он понял. Ярость его
взгляда разбавило злое недоумение, словно у него из-под носа увели то, что Миррок уже считал своим.
- Я согласна! - уже громче повторила Аэлиша, переводя взгляд на Юминию. Женщина замолчала и уставилась на нее. На
губах у старухи зазмеилась плотоядная усмешка.
- Слушайте все! Она согласна! - крикнула ведьма.
Что тут началось. Площадь просто взорваламь криками и визгом. К помосту пробился ее отец, и брызгая слюной, пытался
что-то прокричать Аэлише, но девушка не слушала. Не могла и не хотела. Она слишком устала от лживых и злых языков
своей семейки. И любая, даже самая страшная клятва в их исполнении откровенно разила враньем.
О нет. с этого момента Аэлиша сама по себе! Она лихорадочно прикидывала, как быстро у нее получится освободиться от
пут и сколько придется провести ночей в лесу, прежде чем удастся добраться до ближайшего города. Трудность
осуществления этих задач девушку не волновала. По сравнению с лошадиным оскалом Миррока и противоестественными
домогательствами Вириша, предстоящие испытания не казались чем-то неподъемным. Змеи ее вряд ли тронут, а веревки