Помню, закрыла пылавшее лицо ладонями и спрятала у него на груди. Если бы еще могла смело заявить себе, что не хотела, тогда достало бы сил вновь посмотреть прямо в глаза, как он это сделал.
Широкая ладонь прошлась по спине, теперь уже ровно, не в ласке, но успокаивая. А я пробормотала все так же бессвязно: «Это все сила, она…»
Замолчала, затихла, затаилась.
— Это не сила, но когда сможешь понять, тогда и приходи растапливать чужой лед, чародейка.
Хоть бы раз Вессой назвал.
А пусть бы лучше и не называл, раз дурнею в его присутствии, раз спокойно даже последствия снежной силы убрать не могу. Готова или нет, хотела или нет, почему он не мог решить, зачем нужно, чтобы сама в этот пугающий снежный вихрь шагнула? Такой страх перед собой преодолеть почти невозможно, а он… Он отпускает, всегда отпускает. Ну и бездна пламени с ним, или как еще Сизар выражался? Пусть проклятый огонь, ледяной и огненный, что сжигает — обоих сжигает! — на тренировки идет. Глядишь, благодаря ему еще быстрее всему научусь.
Он снова меня понял без слов и сел, а я опять увидела нас со стороны. Что мои ноги поверх его бедер упираются коленями в лавку, а на нем и вовсе нет одежды. Потому, наверное, и запахнула на груди рубашку, крепко вцепившись пальцами в ворот и глядя, как изгибает красивые желанные губы привычная усмешка.
— Надо замок на дверь повесить.
— Ч-что? — Теперь все вернулось на круги своя, включая и мою непонятливость.
— Ходят сюда, как к себе домой, а мне потом разбирайся.
И вдруг протянул руку, убрал от лица прилипшую кудрявую прядь, то ли смягчая, то ли, напротив, подчеркивая теплым жестом горечь жесткой насмешки. Всей ладонью зацепил и за ухо заправил. А я с трудом удержалась и не наклонила головы, чтобы ощутить, как проводит по щеке сбитыми в бою костяшками пальцев.
— Еще так посидим или в комнату проводить?
— В комнату, — выдавила негромко, почти шепотом.
И ведь другая на моем месте затаилась бы тише мышки, но я не другая, а всегда сама по себе и отдельно от всех. Додумалась же до просьбы:
— Ссадить на пол можешь?
И он бы собой не был, кабы вот так сразу и молча подобную просьбу исполнил.
— Не спустишься? Высоко?
— Зацепиться боюсь.
А еще я глаза опускать боялась. Как только схлынуло немного, так и пришло понимание — где, на ком и как.
— Испытываешь мое терпение, чародейка. Ледяной ведь не железный.
Да разницу я и сама прочувствовала, потому и не смотрела выше подбородка, чтобы не на губы, не в глаза, но и не на грудь или же… Не дай мать-богиня ниже взором скользнуть!
Он подхватывать меня за талию и опускать на пол не стал. Ничего не сказал, а вновь завел руки за голову и откинулся назад, на лавку. Светлые прозрачные глаза закрыло от меня снежной дымкой, и колени вдруг погрузились в зыбкое дерево. Я провалилась всем телом в мягкий туман, а вынырнула уже в ином месте — у себя в комнате и на собственной кровати. На груди по-прежнему рубашку судорожно сжимала, посреди спальни груда вещей вместе с полушубком, штанами и сапогами лежала. И собственно, все. Никого и ничего больше, чем хозяйкой этой комнаты дозволено.
Вот тогда я разревелась. Просто так, безо всякой причины. Хотя нет, веская причина была, потому что если боги от рождения мозгами обделили, а ты уж в девицу превратилась и особой разницы не заметила, то наживать этот ум и наживать лет так… до самой старости.
Уткнулась лицом в подушку, реву дурным голосом, корю себя за трусость. Для меня весь снежный мир на ладошке лежал, пусть непонятный и загадочный, но я могла к нему прикоснуться, попасть в центр того, что укрыто за белым бураном, за вьюжными полями, за всем, через что так долго и непросто пробираться. А еще упустила шанс ледяную тайну изведать. Изведать, попробовать, ощутить.
Испугалась.
Урывками и обрывками фраз, искаженными картинами покрасневшего в гневе лица, презрительно и гневно сжатых губ, ошеломленных взглядов родных и незнакомых людей разметались неясными клочьями воспоминания о другом — о купце.
Зачем войд дал мне время? К чему прервал поцелуи, если они не позволяли задуматься, не давали прийти в себя. Сломила меня вовсе не боязнь Бренну отдаться, быть сметенной и смятой снежной грозой, а страх того, что вихрь подхватит, скрутит, а после выбросит… Как тот купец, что меня наутро увидел. Не оправдала ожиданий, не оказалась такой, какая любому мужчине по нраву придется.
Я всегда другой была, сама по себе и отдельно от всех.
Глава 9
О СЛОЖНЫХ ЗАДАНИЯХ
Я бы на шумный и веселый пир не пошла. Да я бы никуда не пошла, но Белонега из комнаты силком вытащила. Благо к тому моменту я уже проревелась и одеться успела. Слышала, завозились снаружи, зашумели, но упорно продолжала на лавке сидеть, пока красавица в спальню не заглянула. Глаза у нее тоже покрасневшими были, но лицо уже не такое бледное, как в момент возвращения воинов.
— Адан в порядке? — подскочила я.
— Да, лучше уже, намного. Порывался на пир идти, но я ему запретила. Куда с повязками-то? Лежать на лавке и не шевелиться лишний раз, тогда быстрее срастется. А ты что здесь до сих пор и почему платье не надела?
— Выдумаешь тоже! Мне и наряжаться?
— Это ты, Весса, горазда на выдумки. У всей крепости праздник, а она тут сидит. Живо наряжайся! Где красота та белоснежная, в которой ты на солнечную принцессу похожа?
Я хмыкнула ее шутке.
— Почему на солнечную?
— Не на ледяную же! Ты огонек, потому даже в белом светишься иначе. И ведь красивая девка, а все мыслит себя заморышем каким. Не замечала, как вослед тебе мужи глядят? А Сизар вон и вовсе увивается, в кои-то веки не знает, на какой кобыле к тебе подъехать.
Умела наша красавица разговор поставить. Я уж вовсю смеялась ее речам, тут же представив Сизара верхом на кобыле. Причем в моих мыслях она оказалась отчего-то пегой и с куцым хвостом.
— Им огонь подавай, — отсмеялась наконец.
— Огонь — не огонь, а платье надевай.
Вот тут я снова растерялась и притихла, невольно опустив глаза в дощатый пол.
— Ты чего это? — мигом среагировала на мое смущение Белонега.
Хорошо, что она не видела, как мои щеки запылали. Глаза небось тоже разгорелись, а по телу снова волна жара прошла.
— Я его войду вернула, — совсем тихо пробормотала, боясь, как бы не выдать чего лишнего собственным смятением.
— Что? Подарок, и обратно отнесла?
— Так я все вернула, — сделала попытку вновь отвлечься на разговор. — И Сизару, и Севрену их вещи тоже отдала. А себе купила замену, не переживай.
Глядя на устилавшие пол доски, я лишь по недовольному хмыканью угадала, что Белонега сейчас качает головой и пожимает плечами.
— Чудачка, вот ты кто. Но показывай, что там купила.
Я поднялась и, радуясь, что смущение больше не сжигает так явно и перестало опалять кожу, прошла к сундуку и откинула крышку.
— Одежду теплую верхнюю, полушубку на замену, сапожки, еще костюм удобный для уроков. — Тут я закашлялась, поскольку оказалось, что он не только для уроков удобный, но и снимается гораздо проще платья, всего-то несколько застежек на рубашке, пара завязок на рукавах да пояс на штанах. У войда с костюмом быстро дело сладилось. — А платье, — немного осипшим голосом попыталась продолжить, — только одно.
Белонега вытащила из сундука синий шерстяной наряд длиной по щиколотку и придирчиво оглядела.
Я принялась рассматривать вместе с ней. Тогда у лоточника именно оно мне приглянулось, хотя хозяин пытался всучить товар подороже. Он хорошо разглядел мое белое платье, точно прикинул стоимость и сразу же начал показывать ткани, которые, по его словам, лишь немногим уступали такой чудесной и редкой материи. Но к чему мне всякие шелка, бархаты и иные изыски? В шерстяном теплее и не слишком жаль его, если вдруг испортишь ненароком.
— Надевай, — встряхнула наряд Белонега, а после помогла натянуть через голову, затянула шнуровку по бокам, подвязала красиво ленточки на рукавах и на вороте. Придирчиво оглядела меня и сказала: «Погоди, сейчас кое-что принесу».
Быстро вернувшись, она показала мне красивый широкий пояс. Он был сплетен из коричневых кожаных полос, а застежка в виде диковинного цветка, покрытого синей эмалью. Живо застегнув его на моей талии, Нега довольно оценила результат.
— Вот, теперь в самый раз, прям по фигуре село.
В зеркале и правда отражалась ладная картинка: мягкая ткань стекала по телу ровно, без складочек, шнуровка утянула, где надо, оттого и грудь, и бедра обрисовались красиво, ну а талию пояс подчеркнул, и казалось, будто она еще тоньше, чем в самом деле.
— Ну и взъерошенная ты, — высказалась Нега, пока я новым нарядом любовалась, — с тренировки так и не прибрала косы свои. А заколка где?
Ледяное чудо обнаружилось на полу. Это я, когда подхватывала одежду, случайно оттолкнула подарок почти в угол комнаты. Но в той растрепанности чувств совершенно не услышала хрустального звона отскочившей заколки. А сейчас, позволяя Неге безжалостно раздирать кудри щеткой, опять покраснела. Вовсе не на тренировке они так смешались, а спутались под пальцами войда. Я тут же закрыла глаза, пытаясь отогнать видение, как его губы касаются золотистых завитков, но не вышло. В груди становилось тесно, и лиф платья вдруг показался тугим. Боги, как же я выйду в общий зал и как устроюсь за столом, где он во главе будет сидеть?
— Бренн! Ты там? Идем уж! — Севрен, единожды стукнув, толкнул дверь и застал непривычную картину. В бревенчатом доме плавал снежный туман, холодный, кусачий, укрывая все пространство до середины стены — словно в молочной реке бродишь. По бревнам изморозь — до потолка оплела, окна насквозь заледенели, как и остальные предметы в комнате. Только хозяин стоял себе спокойно в центре, обнаженный по пояс, и разминался с ледяным мечом.
— Тьма огненная! Выброс силы, войд? С чего это? — Севрен отступил, не решаясь пересекать порога, на который натекал волнами опасный туман.
— Да так, — Бренн опустил меч и махнул рукой, развеивая плотную пелену и позволяя князю войти, — возвращаюсь после битвы, кровь бурлит, голову пелена яростная застилает, по венам хмель опасности вперемешку с радостью победы прокатывается, а здесь чародеечка встречает. Ласковая, нежная, к магии моей устойчивая. Теплом согрела, все мысли о сражении из головы выветрила, а стоило эту голову потерять, как насмерть перепугалась и начала домой проситься.
— Ха, — хмыкнул Севрен, — шутишь, Бренн, а если по правде? Опять кто-то из князей такое учинил, отчего броня ледяного всплеска не удержала? Или, может, со Стужей что?
— Может, со Стужей, — согласился лорд, после чего растворил наконец свой меч и к сундуку подошел. — Позвала богиня. Настойчиво велела явиться. Обещал прибыть, как разомнусь после схватки.
— Ты явно не сильно торопился, — съехидничал Севрен, прикинув, сколько времени прошло после схватки, — к пиру уже столы накрыли.
Да, любой из избранников, получив наказ богини, стремился явиться пред ее очи незамедлительно, и только возлюбленный фаворит мог позволить себе медлить с визитом. Может, потому она его и любила? За своенравие? За силу? За то, что, вынужденный подчиняться, он тем не менее ни во что не ставил все эти почести. «Ха! — снова хмыкнул про себя мужчина, — и он еще говорит, будто голову потерять способен. Это так же вероятно, как и желание снять напряжение битвы с чародейкой». Другой и поверил бы, но не те, кто ближе всех к войду стоял. Князья хорошо знали истинное отношение Бренна к огненным. «И как только он с Вессы ночь потребовать решил, не иначе напугать хотел и от крепости отвадить».
Войд в это время откинул крышку сундука и достал расшитые серебром и синими сверкающими камнями одежды, лазурный, украшенный искусной вышивкой жилет и белоснежную в жемчужных рисунках рубашку. Встряхнул, освобождая из ледяного плена, бросил небрежно все богатое убранство поверх тяжелого мехового плаща, а сверху добавил алмазный венец, так умело сотворенный из множества камней, что казался литым.
— Эх, — не удержался от вздоха Севрен, — праздник, и без войда.
Он поднял венец, поднес к глазам, разглядывая, как ярко сверкают прозрачные, точно слеза, камни.
— Вздумалось же ей так не вовремя, а рано не отпустит, — загрустил он, глядя, как Бренн вдевает в золотые петли сверкающие пуговицы. — Бренн, ты кожу на костяшках содрал.
Войд глянул равнодушно на ссадины, подул, позволяя тем затянуться белой корочкой, и продолжил одеваться.
— Без меня начинайте, смогу, так успею, а не успею, так вы в веселье себе не отказывайте.
— Начнем, — вновь вздохнул князь и протянул лорду венец, наблюдая, как тот еще ярче засветился на мерцающих белоснежных волосах. В этих одеждах войда только те бы признали, кто имел честь видеться с ним каждый день. Менялся он неуловимо в богатом наряде, когда отбрасывал прочь простое свое обхождение вместе с обычной рубашкой и являл иной лик. Черты лица хищные, рельефные еще неумолимей и резче обозначались, а лазурь праздничных одежд оттеняла приглушенное свечение снежной магии в светлых глазах. Сокрытую мощь рослой фигуры подчеркивал белый, точно бескрайние морозные просторы, плащ.
— Ты перстень возьмешь? — не заметив на указательном пальце массивного украшения, спросил Севрен.
— Подарок Стужи? — Войд равнодушно осмотрелся, вспоминая. — Едва не забыл.
— Еще скажи потерял, — усмехнулся князь, представив, на что способны те, кто хоть однажды изведал поцелуй богини. Они за одну улыбку, за один благосклонный взгляд убить готовы, а если лично от нее подарок получить… Все те, кто не смог освободиться, а потому приходили в крепость взглянуть на единственного мага, сумевшего добиться благосклонности Стужи. Отчаянно завидуя единственному фавориту, они являлись сюда бросить вызов и в поединке с ледяным лордом, пускай и последнем в их жизни, избавиться наконец от снедающей душу тоски. В крепости они потом и оставались помогать, служить. А спустя недолгое время за честь почитали в любом бою заслонить войда собой.
— Не потерял, где-то здесь он был. — Лорд сжал кулак, а тот окутался мерцающим покровом.
— Искать лень, — усмехнулся князь, — силу позвал на поиски.
Бренн раскрыл ладонь, являя взгляду тот самый сапфировый перстень с синим камнем в центре. Всмотришься в его темнеющую глубину, и сердце стынет. Севрен притронуться бы к этому осколку вечных ледников не рискнул, а войд спокойно надел себе кольцо на палец.
— Ты в другой раз, — решился он дать совет, — приходи в женский дом. Девы ученые теперь, больше не передерутся.
— Меньше тоже? — насмешливо глянул лорд.
— Они до нашего прихода жребий тянули, Альвине повезло, а ты вновь не явился.
— А когда я в последний раз приходил?
— Меч сменить на заботливые женские руки разве зазорно? Ведь намного приятнее, чем в одиночку ледышкой махать.
— В женской заботе все приятнее, — хмыкнул войд.
— И ручки, и ножки, и губки, — тут же поддержал иной голос, а в дверь протиснулась голова довольного Сизара. — Бренн, и правда бы уже заглянул. А то вечно нам живым укором выступаешь, словно вместо лишней тренировки так и норовим в женский дом удрать. Будто мало мы теми мечами в бою махали. О, а ты никак к Стуже собрался?
— На кого ему богиню менять, скажешь тоже, Сизар! — Севрен невесело усмехнулся. — Вот Стужа сейчас войду плечи и разомнет.
— И то правда, это нам малым довольствоваться или век единственную разыскивать, а ему дальше ледяного дворца ходить не надо. Что скажешь, Бренн?
— Скажу, что такую женщину искать нужно, которая для тебя лучше богини станет. Только не факт, что она рискнет с тобой связаться.
Не думала я, что затоскую, не найдя ледяного лорда на положенном месте.
— Бренн срочно Стуже понадобился, — на вопрос Белонеги ответил Севрен. — Велел без него начинать.
— Без войда? — огорчилась красавица, усаживаясь по правую руку от меня.
Столы уже были накрыты, а в углу устроились музыканты, которые тихонько наигрывали красивый мотив.