Анатолий Подшивалов
Неизданные записки Великого князя
От автора
В последнее время о так называемых "попаданцах", "вселенцах" и прочих путешественниках во времени не пишет только ленивый. На страницах стоящих в магазинах книг с пестрыми обложками и на просторах Всемирной паутины лихо воюют и перекраивают историю на любой удобный лад мускулистые парни, бывшие или нынешние спецназовцы и прочие силовики, обеспеченные смартфонами или ноутбуками с гигабайтами закачанных заранее монографий по истории, преимущественно военной, с картами, рисунками и диаграммами, со справочниками по всем отраслям промышленности, обязательно с чертежами автомата Калашникова и технологическим картам его изготовления. Хотел бы я посмотреть на этих парней, засоряющих свой Айфон вместо музыки и кино подобной ересью. Если не спецназовцы с программистами в их обычном виде, то в попаданцы-вселенцы идут доходяги-пенсионеры, преимущественно, военные, испытывающие небывалый подъем жизненной энергии от вселения в молодое тело (что вполне можно понять и простить). Объектом вселения чаше служит августейшая особа, наследник престола, короче, лицо, власть предержащее по рождению. Я практически не встречал вселенцев в крестьян, хотя таковых было девять десятых всего населения. Если даже попаданец по трагической ошибке не попадает прямо в принца, то, обычно, он быстро втирается к нему в доверие и растет по служебной лестнице, становясь эдаким "серым кардиналом". Иногда в конце он даже женится на принцессе или вдовствующей императрице и, увешанный высшими наградами, прямиком марширует в Великие князья с перспективой занятия престола.
Нет, дорогой потенциальный читатель, в этих записках такого нет. Есть два попаданца, и оба мертвые: первый, автор мемуаров — Великий князь Александр Михайлович Романов, перенесшийся на пару часов из своего 1941 г в наш 2017 г., и второй — комсомолец Алеша Егоров из нашего 1977 в их 1917 г. Есть его дневник, паспорт и горсть советской мелочи. Но даже этого достаточно, чтобы история пошла другим путем (помните "эффект бабочки" у Брэдбери). Главное действующее лицо и его окружение — реально существовавшие персоны, автор использует их мемуары и переписку, для художественности сюжета лишь дописаны диалоги (в общих чертах они встречаются и в мемуарах) и введены второстепенные герои. Там где читатель может сомневаться, реальный ли это факт, либо выдумка автора, приведены концевые сноски. Элементы сходства второстепенных персонажей с лицами, имеющими похожие имена и фамилии, являются случайными и автор-составитель за них ответственности не несет. Также при работе над рукописью не пострадало ни одно домашнее или дикое животное, даже пресловутую бабочку не раздавили.
Автор заранее благодарит за благожелательные комментарии, улучшающие и дополняющие его труд, а неблагожелателям отвечает: "сами такие".
Часть 1. Время идет вспять
Пролог
Москва, 29 декабря 2017 г
Я шел домой, проклиная чудеса московской погоды — то оттепель, а то под Новый год намело сугробы. К тому же здесь, на холмах в районе улицы Лобачевского всегда ветрено, правда, поэтому воздух относительно свежий даже для Юго-Запада столицы, который и так считается если не элитным, то достаточно престижным районом (а уж чем люди дышат на Юго-Востоке первопрестольной, лучше не думать…). Видимо, это было одним из факторов того что в 1980 здесь построили Олимпийскую деревню со стадионом, бассейном и прочими диковинными тогда тренажерами на свежем воздухе, чем я пользовался, совершая ежедневные пробежки по холмам вдоль каскада прудов. С тех пор прошло много лет и мне уже не до пробежек, вот и сейчас я не бегу, а плетусь медленным шагом. Впереди какая-то тетка тянет за рукав старика, сидящего в сугробе с непокрытой головой.
— Эй, мужчина, помогите!
— Терпеть не могу это обращение по половому признаку. Раньше были судари и сударыни, потом товарищи и граждане, теперь — мужчины и женщины.
— Да, что случилось, — подошел я ближе.
— Да вот иду, вижу — мужик в сугробе валяется, седой весь, с бородкой, на пьяницу не похож. Может с сердцем что? Надо его поднять и на остановку довести, там хоть дует не так.
— Что с вами, что-то болит? Вы идти можете?
— Да могу, помогите мне подняться, сударь.
Вот как, "сударь", интересно. Мы с теткой с трудом поставили старика на ноги, он оперся на меня.
— Где моя фуражка и трость и, главное, дайте мне папку, там рукопись.
— Здесь ничего нет, ни трости, ни фуражки, ни папки.
— Да, вспомнил, молодые люди ударили меня, я упал.
— Вот все хулиганье и забрало — безапелляционно установила тетка. Надо "Скорую" вызвать и она начала тыкать пальцами в мобилу.
— Кто вы? — спросил я, — и где живете?
— Я — Великий князь Александр Михайлович Романов, живу здесь, в своей усадьбе под Москвой. Сегодня я собрался ехать к издателю своих мемуаров, и попросил шофера (он произнес как шофэра) подождать у ворот, чтобы немного пройтись по парку и подышать свежим морозным воздухом, вышел из дворца, прошел метров 200 и очутился здесь. А где я?
Да, тяжелый случай, явная шизофрения, подумал я. С такими больными надо говорить ласково, не перечить им.
— Вы в Москве, это улица Лобачевского.
— Лобачевского, да, вроде был такой математик в Казани…, как быстро несутся эти авто… и он посмотрел в небо, где над зданием Академии ФСБ были видны огни аэробуса, делающего разворот над МКАД при заходе на Внуково, — Какой большой аэроплан… А год сейчас какой, — он вдруг резко повернулся ко мне и вцепился в мою руку. Глаза его блеснули и он судорожно повторил: Год какой?
— 2017
— Как? И он опустился на скамейку стеклянного павильончика остановки (доковыляли, наконец), — 2017! Как с Алешей..
Он еще что-то бормотал, но тут подъехала "Скорая". Открылась боковая дверь и из салона выпрыгнул парень в синей форменной куртке.
— Что случилось? Нам сказали, что плохо с сердцем. Вы ему кто, родственник?
— Нет, прохожий.
— А "Скорую" вы вызывали?
— Нет, другая гражданка (тетки и след простыл). Меня попросили помочь довести старика до остановки — он сидел в снегу в расстегнутом пальто, без шапки, а тут хоть ветер не так дует.
— Помогите занести его на носилки.
Вдвоем мы кое-как затащили старика в салон и положили на носилки. Фельдшер попросил помочь ему приготовить руку для капельницы. Он посмотрел, есть ли какие документы, телефон: у старика ничего с собой не было. Мы расстегнули шинель (а это была именно шинель без погон). А вот под ней был китель с погонами на которых были по три черных двуглавых орла.
— Реконструкторы, блин, ряженые — пробормотал фельдшер — нацепят орлов и ну представлять наполеонов с адмиралами. Чтобы снять китель и освободить левую руку для капельницы, пришлось снимать перчатку с левой кисти старика — обнаружились следы старой травмы, два пальца отсутствовали напрочь, от еще двух оставалось менее половины. Послевоенное поколение, подумал я: мальчишки баловались найденными гранатами и снарядами, — вон и у Ельцина двух пальцев не было по этой же причине. Старик лежал тихо, даже не отреагировал, когда фельдшер неловко ставил ему капельницу. Стеклянная перегородка салона приоткрылась и недовольный женский голос произнес:
Ну что ты там возишься, Юра?! Старик — бомж, что ли? Документы у него есть, что мне писать-то?
— Нет, Марь Ванна. Документов нет, кошелька нет, мобильника нет, даже ключей нет. Ничего нет.
Вот, мужчина говорит: старик лежал в снегу, без шапки, в расстёгнутом пальто.
У меня спросили паспорт, я передал его врачу Марь Ванне, которая не удосужилась даже выйти из теплой кабины и осмотреть старика. Старик на мгновение открыл глаза и взор его застыл на тисненом золотом орле обложки моего паспорта.
— Скажите, сударь, где находится Петропавловская крепость и Зимний дворец?
— В Петербурге, где же еще, — ответил я.
Слабая улыбка появилась на губах старика. Он опять закрыл глаза, лицо его выражало спокойствие и умиротворение.
Врач переписала мои паспортные данные, спросила номер телефона и меня отпустили. Скорая включила мигалку и уехала, а я продолжил путь домой. Вдруг мне под ноги ветром принесло лист бумаги с текстом, потом еще один и еще… Я повернул к сугробу, где раньше лежал старик. Из снега торчали листы машинописного текста. Я собрал их, намереваясь разыскать старика в больнице и отдать ему, вспомнив, что он несколько раз повторил слово "рукопись". Было 2 пачки, но, возможно, часть листов унесло ветром. Я проверил, нет ли рядом документов или еще чего-нибудь. Ничего не было…
Чтение страниц рукописи оказалось таким захватывающим, что я лег спать под утро и, естественно, проспал на работу. Прибежав "в мыле", сказал начальнику, что отработаю часы и задержусь вечером. Начальник у меня молодой, с амбициями и вечно мне указывает, что я не успеваю за их молодым и растущим коллективом. А сам не знает ничего, умеет только презентации делать на любой случай, и на совещаниях у Генерального в подходящий момент демонстрировать на проекторе красивые картинки из своего компа, а весь отдел работает, чтобы эти картинки делать. Бред… если бы компания была поменьше, то давно бы обанкротилась с таким начальником отдела развития бизнеса (себя он гордо величает "Директором по развитию"). В общем, при увеличении порога выхода на пенсию в свои 59 лет надо сидеть тихо и не чирикать, а то потом будешь 5 лет "макарошками" питаться. Поэтому я не смог даже позвонить и узнать, какая больница дежурила по скорой в прошлые сутки. Смог только на следующий день.
— Артем Сергеевич, можно уйти на час раньше, мне в больницу надо, а там часы посещения до 19 00, мне отсюда не успеть. На самом деле он не Артем, а Армен, и что стесняться имени, которое тебе дали родители при рождении?
— Вот всегда вы раньше норовите уйти. Хорошо, идите, но потом отработаете.
Сделал одолжение, сморчок, я как-то подсчитал, сколько переработок-отработок, по поводу всяких: "это надо сделать завтра к 9 00", "это мне нужно в понедельник", выходит в неделю. Получилось около 8 часов которые пришлось работать в выходные или после окончания рабочего дня, а это 4 рабочих дня в месяц дополнительно, то есть в год набежит 44 дня — полтора месяца переработки. А чуть что: "у вас, как у ведущего специалиста, ненормированный рабочий день по контракту и вы получаете за это 5 дней к отпуску". Да я минимум дополнительный месяц в хорошем санатории должен проводить и молоко пить за твою вредность, и ведь, главное, не уйдешь никуда: в 60 лет прилично не устроиться. Погрузившись в невеселые мысли, я дошел до приемного отделения.
— К вам позавчера вечером около 11 привозили без документов старика седого с бородкой в черном пальто и без шапки? У него еще левая кисть изуродована.
— А вы кто ему, родственник? Мы только родственникам справки даем.
500 рублей в паспорте сделали свое дело.
— Сейчас узнаю, — ушла и скоро вернулась, — помер ваш старик, через час, как привезли, и преставился.
— А куда тело потом девают?
— Да в судебную экспертизу, там лежит какое-то время в холодильнике и, если родственники не объявятся, тело отдают в анатомичку на опыты студентам или хоронят в общей могиле.
— А где его одежда?
— А я откуда знаю, вот Колька-санитар при нашем морге может знать.
Колька был алкашом с бегающими глазками на желтой физиономии (ага, вот и цирроз за тобой пришел, милок). Сначала он ушел в "несознанку": знать, мол, ничего не знаю и ведать не ведаю, но 500-ка и угроза рассказать про его "художества" кому надо сделали свое дело.
— Да я сразу понял, что шинель и китель знатные — чистая шерсть, никакой синтетики. Ну и оттащил все на "Верник", там у меня один кент-барыга торгует мундирами, погонами, фуражками и прочей мутотой, которую покупают реконструкторы и коллекционеры. Погоны-то на кителе с золотым шитьем были. Ну я ему и оттарабанил все на следующий день — за китель он мне 15 штук дал и за шинельку пятерик. Я больше хотел, но он мне такие же погоны показал, а они у него 8 штук пара [1].
За еще одну 500-ку он мне описал того барыгу и где на "Вернике" его прилавок.
В субботу с утра я поехал на Измайловский вернисаж. Барыгу я быстро нашел, но про китель с адмиральскими погонами он ничего не знал, как и про шинель тоже. Врет ведь, а поди докажи…
— Ты бэ шел, дарагой, отсюда, нэ мэшай людам рабатат, — раздался сзади голос с кавказским акцентом. Ага, вот и "смотрящий" объявился, и я пошел восвояси…
Рукопись, найденная в снегу:
"Я стоял у низкого каменного барьера, за которым начиналась лестница, ведущая к морю и смотрел на волны. Запах моря смешивался здесь с ароматом сосен, любовно выращенных садовниками имения Дюльбер, принадлежавшего моему двоюродному брату Петру Николаевичу. Но сейчас я был здесь не в гостях, а пленником. Петр Николаевич с семьей тоже был здесь, уступив лучшие комнаты своего дворца августейшим родственникам, среди которых была и вдовствующая императрица Мария Федоровна, в девичестве датская принцесса Дагмар, вышедшая замуж за наследника-цесаревича [2] из далекой России. Добрый Петюша, как в семье называли Петра Николаевича, всячески старался скрасить хотя и относительно комфортное (если сравнить его с царской семьей, да и с другими великими князьями, сидевшими по тюрьмам), но все же заключение под стражей. Как и все Романовы, Петр Николаевич был с детства определен к военной службе, но вскоре, заболев туберкулезом, оставил ее. Врачи рекомендовали ему сменить холодный и сырой Петербургский климат на сухой и теплый воздух Южного Крыма. К счастью, ему попались более знающие врачи, чем те, кто рекомендовал черноморское побережье Кавказа. с его влажным воздухом Великому князю Георгию, родному брату царя, также больному туберкулезом легких. Так как никаких химиотерапевтических противотуберкулезных средств в то время не было, Георгий довольно быстро скончался в своем кавказском имении Аббас-Туман. А Петюша в благодатном сухом климате Южного Крыма окреп и почти поправился, что позволило ему не только много путешествовать по Северной Африке, но и стать ученым-ориенталистом, знатоком стран Магриба. Он хорошо рисовал и разбирался в архитектуре, поэтому, приобретя в 1893 г 13 десятин крымской земли в самом теплом месте Крыма, сам активно принимал участие в проектировании своего дворцово-паркового ансамбля Дюльбер. Дворец получился на славу — с колоннадами в сарацинском стиле, башнями с куполообразными крышами. В общем, такой мавританский дворец из сказок "Тысяча и одной ночи". Дворец окружала толстая трехметровая каменная стена, что вместе с башнями делала его не только изящной игрушкой, но и крепостью. Думал ли об этом при строительстве Дюльбера Петр Николаевич, который получил еще и военно-инженерное образование и во время Великой войны стал шефом инженерных войск, вернувшись на службу в суровое для страны время. Конечно, не думал, также как и то, что, украшающая вход арабская надпись "Да хранит Аллах живущего здесь", станет пророческой для Романовых и все нынешние августейшие обитатели Дюльбера уцелеют во время революционной бури.
Начало темнеть и, чтобы не раздражать часовых, охраняющих выход к морю, я решил вернуться во дворец. Вот зажглись огни двух прожекторов и их лучи стали обшаривать гладь моря. С прожекторами вышла вообще анекдотическая история. Комиссар Задорожный, начальник охраняющего нас отряда Севастопольского Совета, получив эти прожектора, обратился ко мне с просьбой помочь их наладить, так как никто из его матросов не был прожектористом и в электротехнике не разбирался. Я был морским офицером, прошедшим все ступени флотской службы, поэтому достаточно быстро вместе с матросами установил прожектора, спросив Задорожного: "А зачем он это делает, к чему вся эта иллюминация". На что получил ответ: