Любовь по-испански (ЛП) - Хелле Карина 8 стр.


жестко, но не желаю подвергать ее страданиям.

Но она крепче сжимает меня ногами и держит по-собственнически крепко. В этот

раз я двигаюсь медленнее и возвращаю свои губы к ее шее, желая поставить отметину. Я

кусаю и присасываюсь к ее шее, желая вытянуть кровь на поверхность ее кожи. Теперь

мои толчки становятся резче намеренно. Стол тихо поскрипывает, а ее прерывистое

дыхание переходит в сбивчивые стоны.

Кажется невозможным погасить пламя, сжигающее меня, но я стараюсь, вколачиваясь быстрее, жестче, сильнее, с большей злостью, входя глубже. Знойный день, я взмок до нитки, ее ноги вокруг меня, воздух словно влажное шерстяное одеяло. Все это

лишь добавляет масла в огонь безумия.

Она моя, она моя, она моя.

А я принадлежу ей.

Несмотря на мою тлеющую досаду, я помню о том, чтобы оставаться

джентльменом. Я скольжу пальцами у нее между ног, при этом держа второй рукой ее за

шею. В ту минуту, когда она вся напрягается и дыхание застревает у нее в горле, я вхожу

глубже. Я кончаю, держась за нее, и совершенно не забочусь о том, что мои крики слышит

вся улица.

Мы оба тяжело дышим, я отступаю, чтобы взглянуть на Веру. Она выглядит

расслабленной после секса, но в ее глазах еще плещется бунт. И если мое тело

освобождается благодаря оргазму, то сердце – нет. Я выхожу из нее, застегиваю ширинку

и помогаю ей встать со стола. Затем смущенно отворачиваюсь. Она была права: это не

исправит ситуацию.

Я оставляю ее на балконе, а сам прохожу в комнату. По привычке проверяю

наличие кошелька в кармане и беру ключи.

— Куда ты идешь? – спрашивает она у меня из-за спины. Ее голос звучит твердо, но с нотками паники.

— Мне нужно проветрить мозги, — отвечаю я и выхожу, закрывая за собой дверь.

Мне, конечно, некуда пойти. У Веры есть Клаудия и коллеги с ее работы. У меня

же нет никого. Может, только родители и сестра. Всех остальных друзей я растерял, когда

развелся с Изабель. Даже лучшие друзья, которые оказались не такими уж и лучшими, незаметно отстранились от меня. Возможно, из страха быть втянутыми в скандал или

боялись, что мое поведение отразится на них. Уверен, у многих за этим стояли жены с

угрозами, что если их мужья проведут хотя бы раз время с человеком, бросившим свою

жену ради молодой девушки, их ждет то же самое.

Я так много друзей потерял из-за того, что они отказывались понимать, каково это

влюбиться в кого-то, в кого не ожидаешь. Так много друзей, которые предпочли осудить

меня вместо того, чтобы просто любить.

Я иду по улицам, брожу и брожу, пока не садится солнце, натыкаюсь на маленький

тихий бар и захожу, чтобы выпить. Заказываю джин с тоником, чтобы победить жару, и

еще один джин, чтобы договориться со своим сердцем. Это стало такой тяжкой ношей, давящей мне на плечи. Есть Вера и есть одиночество. Иногда они вдвоем со мной, но

сейчас есть только последнее.

Я так сильно хочу перечитать свое письмо, но это означает необходимость

вернуться домой к ней, а я здесь. Она не пишет мне. В моем телефоне нет «где ты?» и

«когда ты вернешься?», или «нам нужно поговорить», или, на худой конец,

«шовинистский ублюдок», так что стимула возвращаться у меня нет. Мне хочется

остаться на мадридских улицах до восхода солнца. Я хочу пить и бродить по узким

улочкам с сомнительными людьми, пока не почувствую, что уже нашел ответ на скрытый

вопрос, мучающий меня.

Можешь ли ты приспособиться к чему-то, не меняясь? Можешь ли давать что-то, не теряя себя? Не уверен.

В конце концов, мои ноги начинают болеть, рабочая обувь абсолютно новая и не

разносится за одну прогулку, мои суставы устали. Наверное, такое приходит со

старением.

Я повернул назад к дому и вошел так тихо, как только мог. В квартире очень темно

и тихо, за исключением мерного гула холодильника.

Вера в постели, но не спит. Она сидит, одетая в мою футболку, ее плечи поникли.

Шторы открыты, проникающий через окна свет освещает одну ее сторону, оставляя

другую в тени. Ее щеки блестят. Она плакала.

— Прости, — прошептала она, когда я остановился в дверях.

И сразу же мой гнев испарился, растворившись в любви к этой маленькой

испуганной девочке.

Я подошел к кровати и заключил Веру в объятия. Поцеловал ее в макушку так

крепко, как смог.

— Ты меня прости.

— Я просто упрямилась, — она шмыгает носом. – Не знаю, почему. Думаю, я

боюсь и расстроена, чувствую себя, загнанной в ловушку.

Я замер.

— В ловушку?

— Не тобой, — говорит она решительно. – Точно не тобой. Это… Я не знаю, здесь

ли мое место, и куда бы я не свернула, всегда есть что-то, что отталкивает меня. Мне нет

места в Ванкувере, но я также не чувствую своей принадлежности к этому месту.

— Ты принадлежишь мне, — мой голос звучит грубо, с примесью тоски и страсти.

— Я знаю, — отвечает Вера, кивая. – Знаю, что так и есть. Но иногда этого

недостаточно. Мне нужно больше, чем просто ты, Матео. Мне нужен ты и нужна

собственная жизнь, в которой я буду чувствовать себя безопасно. Мне нужно место, чтобы пустить корни.

— Может ли оно быть здесь?

— Надеюсь, что может. Только, боюсь, Испания не хочет, чтобы я оставалась.

Я пробегаю пальцами вниз по ее затылку.

— Я поговорю с твоим боссом. Ты сможешь остаться.

— Матео, все в порядке.

Она всегда так говорит, даже когда не в порядке. Несмотря на ее слова, я сделаю

все, что в моих силах.

Затем я целую ее, оставляю всего себя в ней и засыпаю рядом, но вопросов

остается еще больше, чем было.

Глава 5

К концу недели я хорошо освоился на своей должности. Пока еще не тренер, а

только наблюдатель, но все идет своим чередом. Игроки общаются со мной в

приподнятом настроении, что прочит легкое сотрудничество в долгосрочной перспективе.

В конце концов, все будет идти гладко, пока я не приступлю к выполнению своих

обязанностей в январе. Уверен, что как только я начну ими командовать, их отношение ко

мне изменится. Прежде, чем сесть в этот поезд, я уже знал, что моя работа потребует

больших усилий и принесет кучу хлопот. К счастью, все игроки разные.

Вечером в четверг мы с Верой пошли на ужин с Клаудией и Рикардо. Я знаю, Вера

прилагает усилия, чтобы гармонично вписать меня в другие сферы жизни, а я делаю все, чтобы стать её частью. Немного неловко сидеть за одним столом с Рикардо в то время, как

я думаю об его нерадивом друге. Какая удача, что никто не принес с собой фото из

журнала, хотя я знаю, что все его уже видели.

Когда мы выходим из ресторана — поздно и навеселе от трех выпитых бутылок

гренаша (прим.: гренаш – вино из одноименного сорта винограда, родиной которого

является Испания), нас ослепляет свет вспышек. В этот раз возле ресторана два фотографа

– новости о моем замещении Диего уже стали общедоступными, – несмотря на то, что

первый мой порыв был защитить Веру и показать папарацци средний палец, я принимаю

решение воспользоваться моментом и сделать все правильно.

Я обнимаю Веру за талию и притягиваю к себе, широко улыбаясь в камеру. Им

нравилась моя улыбка раньше, должна понравиться и сейчас.

— Приятно снова видеть вас вместе,— говорит назойливый фотограф с прической

маллет.

— Мы никогда не расставались, — отвечаю я спокойно и веду Веру вниз по

ступенькам к Клаудии и Рикардо, которые застыли с выпученными глазами на тротуаре.

— Вера, с кем Вы были на прошлой неделе? – спрашивает он.

Я ненадолго сужаю глаза, прежде чем ответить за нее:

— Ей позволено иметь друзей, не правда ли? Хорошего вечера, джентльмены.

Я взмахиваю в их сторону рукой в пренебрежительном жесте и киваю Клаудии с

Рикардо, побуждая уходить. Мы вчетвером быстро уходим вниз по улице, исчезая из поля

зрения фотографов.

— Иисус, — причитает Клаудия, заправляя свои темные волосы за уши, — ты

снова знаменитость.

Я пожимаю плечами.

— Думаю, причина в том, что я будущий тренер. Похоже, новости расходятся

медленно.

Я сжимаю талию Веры в качестве поддержки и напоминания.

На следующий день наше с Верой фото появилось в онлайн-версии журнала.

Возможно, мы выглядим счастливыми вместе и не так неприятно, как фото Веры, танцующей с каким-то панком, но оно до сих пор на месте. Я не знаю, кто читает это и

делает на основании таких статей неправильные предположения о нашей совместной

жизни, но, надеюсь, кем бы они ни были, они увидят это фото. Возможно, это мелочно –

так сильно беспокоиться о мнении тысячи незнакомцев, но это не отменяет того факта, что я беспокоюсь.

Даже если Педро и видел фото, он не упоминал о нем, и когда закончился рабочий

день, я выкурил с ним по сигаре, прогуливаясь вдоль футбольного поля. Наконец он стал

тем, с кем я мог разделить длительный процесс выкуривания сигары. Затем, зная, что Вера

ушла уже домой, поехал в офис Лас Палабрас.

Я не был здесь с того момента, как впервые сел в автобус в прошлом апреле, но

посещение офиса возвращает меня в те времена, как будто все было только вчера.

Я помню, как был взволнован впервые за долгое время. Ощущение было странное, чувствовать это было странно. Нервы были натянуты, как струна. Сев в автобус, я

смутился, потому что лица всех этих незнакомцев были обращены ко мне и я должен был

стать последним опоздавшим, человеком, который задерживает всех. Но, заняв свое место

в кресле, заметил пару пустующих мест и то, что мы все еще не уезжали, я расслабился, так как не был последним.

Я не собирался опаздывать, Изабель была намеренно медлительной, как будто

хотела, чтобы я пропустил поездку. Она не хотела отпускать меня, считая, что я не

нуждаюсь в усовершенствовании своего английского, потому что знаю этот язык

достаточно хорошо. Но на самом деле причина была в другом. Достаточно хорошо всегда

было недостаточно для меня, не тогда, когда достигнуть лучших результатов так легко.

Она потратила время на поиск пункта назначения, несмотря на мои подробные

инструкции, и, высадив меня возле офиса, она была скорее раздраженной, чем

расстроенной из-за моего отъезда.

Иногда я представляю себе, как это было бы, если бы она была другой, и я

добрался бы до офиса Лас Палабрас раньше, вошел бы в автобус вместе со всеми. И сел

бы рядом с Рикардо, или с Хосе Карлосом, или Нереей.

Я бы никогда не увидел Веру, заходящую в автобус и садящуюся возле меня, никогда бы на почувствовал вибрацию каждого сантиметра моей кожи, будто я проснулся

от удара и наблюдал за ней, идущей к алтарю, она бы выглядела возбужденной, сексуальной, татуированной, молодой и невероятно, умопомрачительно красивой. Я бы

никогда не отвел свой пристальный взгляд и не посмотрел бы в окно, если бы совсем не

заметил ее.

Я не потратил бы некоторое время, пытаясь собраться и упорядочить свои знания

английского и голос, прежде чем повернуться к ней, встретиться с ее живым взглядом и

странным тоном, неуверенно сказать:

— Привет, я – Матео.

Правда, это все, что мне было нужно. Я пожал ее руку и почувствовал этот взрыв

глубоко внутри моего сердца, как будто после долгого времени из него откопали что-то, давно скрытое. Пути назад уже не было. Возврата к тому, где я знал, что она была

проблемой, я был в беде и дальнейшая моя жизнь изменится. Я не понимал, насколько

сильно изменится, но я знал, что прежней она уже не будет. Однажды увидев красоту

звезд, ты не посмотришь на землю.

Я позволяю воспоминаниям кружить во мне и не отпускаю их, пока подхожу к

офису. На двери висит знак «ЗАКРЫТО», но сквозь стекло я вижу пробивающийся свет и

тень человека, проходящего мимо. Я тихонько стучу в дверь костяшками пальцев и жду.

Некоторое время спустя я замечаю движение за дверью и вижу пару глаз, смотрящих на меня сквозь очки в форме кошачьих глаз, а затем слышу звук

отпирающегося замка, и двери открываются.

— Мистер Казалес, — говорит Патриция, глядя на меня снизу вверх.

Я встречался с ней однажды, когда она организовывала поездку в Лас Палабрас, на

небольшой вечеринке, и выглядит она точно так же, как и в тот раз. Коротко остриженные

волосы, острый нос, такой же взгляд из-под еще более острых очков.

— Пожалуйста, зовите меня Матео, — отвечаю я со своей самой очаровательной

улыбкой. Она кокетливо кивает.

— Конечно, Матео. Проходите.

Дама жестом приглашает меня, и я вхожу в маленький офис. Здесь беспорядок, и я

точно могу указать на рабочее место Веры, потому что там еще грязнее. Под монитором

валяется целый арсенал губных помад и пустые на вид банки из-под диетической колы.

— Полагаю, вы пришли сюда обсудить ситуацию с Верой, — произносит

Патриция, прислонившись к двери кабинета, который, думаю, принадлежит ей.

Я киваю, и ко мне приходит это нервирующее ощущение, как будто я родитель, встретившийся с учителем своего ребенка или что-то в этом роде.

— Она, конечно, не в курсе, что я здесь, — говорю я быстро, чтобы изменить ее

мнение. – И она возненавидит меня, если узнает об этом. Но я просто хочу услышать от

вас настоящую историю. Иногда мне кажется, что она, ограждая меня, не рассказывает

всего.

Это не совсем правда. Думаю, Вера была честна изначально, но Патриции знать об

этом вовсе не обязательно.

Она одаривает меня натянутой улыбкой.

— Очень хорошо. Дело в том, Матео, что мы собираемся отпустить Веру.

Я уставился на нее непонимающим взглядом, потому что мне показалось, что я

неправильно ее понял.

— Простите?

Она вздыхает и заламывает руки, глядя на постеры охренительно счастливых

испанцев, висящих на стене. Если я все правильно понял, то я был близок к тому, чтобы

возмутиться каждой вещью, связанной с этой гребанной компанией.

— У нас была рабочая виза с Верой только на шесть месяцев, потому что мы не

были уверены, хотим ли работать с ней более длительный срок. Для начала, она не

говорит по-испански.

Я посмотрел на нее.

— Она учится, она старается. – Мои слова так же остры, как и ее лицо.

— И это прекрасно, но недостаточно. Мы – испанская компания, и нам нужен

человек, бегло разговаривающий как на испанском, так и на английском.

— Но она просто администратор.

— Да, но как долго? Именно Вы должны понимать необходимость в росте и

прогрессе. Что случится, если от нас уйдет агент по бронированиям? Вера займет ее

место. При своих теперешних навыках она не сможет занять это место. Поймите, она не

подходит для этой работы. Ей больше подходит, не знаю, например, продавать диски в

музыкальном магазине.

— Это больше не так, — отвечаю я сквозь зубы.

Она сердито скрещивает руки.

— Знаю, ваша... кем бы она для вас ни была, но вы понимаете, что я имею в виду.

Более того, ее не интересует эта работа. Это всего лишь работа. Она не будет стремиться

сделать здесь карьеру, и мы не сделаем этого. Сейчас у нас уже есть человек, который

начал нам помогать. Она является гражданкой ЕС, нет никаких проблем с документами

для ее легализации, с правительством, и она свободно владеет испанским. Это просто

лучшее решение для всех.

Из моих легких исчез весь воздух, но я заставляю себя сказать:

— Для всех, кроме Веры.

— Мне жаль, Матео, — отвечает она, хотя ни на секунду не выглядит сожалеющей.

— Она знает?

Патриция отрицательно качает головой:

— Я собиралась сказать ей в понедельник и позволить ей поработать последнюю

неделю.

— Вы представляете себе, что с ней случится, если вы так поступите? – говорю я, пробегая рукой по волосам.

Назад Дальше