Да, да, не удержался, сходил полюбопытствовал. Так себе портреты, наш замковый художник намного лучше рисовал, но опознать можно.
Я, конечно, постарался замаскироваться. Но под старика сейчас не получится — слишком уж гудит город, всполошенный недавней смертью святителя. Отряды инквизиции на всех воротах стоят, всех низкорослых стариков немедленно на проверку тащат. Так что не вариант это. А других методов маскировки при остром недостатке средств я не знаю. Так что угваздал лицо да одежду посильнее и пошел. Авось не опознают. А если и опознают, надеюсь, убегу. Бегаю-то я неплохо, мало кто догнать может. А на совсем крайний случай сарбакан с отравленными иглами у меня всегда при себе.
И все же как эта лиса смогла меня убедить влезть в город, в котором меня ищут практически все «ночные граждане»? Мало ли что сама не может, мало ли что навигация пройдет? Куда спешить? Дождались бы следующей навигации или пешком до Рейса добрались бы. Караваны-то ходят. Но нет! Скорей, скорей… Вот и сижу сейчас в грязи под стеной трактира, размышляя, где и как мне найти трех купцов, о которых я ничего, кроме имен, не знаю. А потом еще надо и как-то добиться возможности переговорить с ними… А купцы предместников не любят, это я на собственной шкуре изучил.
Так что единственный выход — рассчитывать на удачу. Потому я сейчас и сижу в грязной луже. Но не просто в грязной луже, а в луже, которая находится прямо под дверью портового трактира «Пьяное бревно», в котором предпочитают пропивать свои деньги моряки с торговых судов, ходящих в Рейс. И не просто так сижу, а внимательно слушаю разговоры, что в этом трактире ведутся! Пассивный сбор информации, как говорил мой отец.
Медная монетка упала в стоящую передо мной полуразбитую плошку, и я привычно заголосил слова благодарности. Ну… получается, что сбор не только информации, а еще и кое-каких денежных средств. Благо что доступный мне макияж позволяет выглядеть весьма жалостливо. Главное, не забывать отстегивать долю кабатчику и вышибале, а то все эти увечья и язвы могут стать чересчур уж правдоподобными!
Оп… а о чем это там говорят? Я насторожил уши.
— Ты чего здесь сидишь, Сэм? Вы же еще на прошлой неделе должны были отплыть в Рейс? Навигация уже неделю как установилась. Все давно ушли!
— Лесса заболела, — невидимый мне Сэм трагически понизил голос. — Зеленуха у нее.
— Это дочка вашего капитана, что ли? Жалко девку. Жить бы ей да жить… — Собеседник Сэма звучно высморкался. — Но при чем тут ее болезнь?
— Гессар ее одну оставлять не хочет. Все дела отложил, компенсации выплатил. Говорит, что хоть простится с дочерью по-человечески, если спасти не сможет. Одна она у него! Сколько денег он на всяких шарлатанов извел… И все зря. Докторусы говорят, неделя-две ей осталось, не больше. — Не сдержавшись, Сэм слегка всхлипнул. Похоже, неведомая мне Лесса была искренне любима не только собственным отцом, но и его командой.
Гессар! Имя было одним из тех, что назвала мне Лаура: Гессар д’Касс, негоциант из беспоместных дворян. Торговец лесом, пушниной, ценными металлами и предметами роскоши, владелец и капитан судна. Я удвоил внимательность. Похоже, расчет на везение начал себя оправдывать. Да и неудивительно. Третий день здесь сижу. Когда-то же должно и повезти!
А меж тем разговор продолжался.
— Это да… Печально. Хорошая ведь девчонка… И Гессар капитан справный. — Собеседник Сэма звучно отхлебнул из кружки. — Давай выпьем за ее здоровье!
— Ты издеваешься? — буквально прошипел Сэм. — Говорят тебе, зеленуха у нее! Последняя стадия!
— Э… извини, не сообразил… Ну тогда за легкую смерть и хорошее посмертие!
— Легкую смерть от зеленухи? — Из глубины таверны раздался гулкий звук удара керамической кружки о чей-то лоб. — Получи, сволочь! На! Не смей издеваться над бедой!
— Ах ты вот как?! Я к тебе… а ты… Н-на!
Приблизительно представляя результаты «беседы», происходящей сейчас за дверью кабака, я отшагнул немного в сторону. И вовремя. Распахнув собственным лбом открывавшуюся наружу дверь, из заведения вылетело массивное тело. Полет сопровождался множеством весьма изобретательных ругательств и завершился в большой луже, распростершейся прямо у порога этого замечательного заведения.
Судя по голосу, это был Сэм.
— Ах ты ж… — Он попытался встать, но, поскользнувшись в жирной грязи, вновь вернулся в стихию-кормилицу. А что? Он моряк, кормится от моря, то есть от воды… В луже тоже вода, самая натуральная! Разве что размер немного меньше…
— Лучше отойди, — посоветовал ему я.
— Что? — Он вновь попытался встать.
— С траектории уйди, говорю!
— А? — Еще не вполне осознавая произошедшее, он попытался последовать моему совету, но было уже поздно. С очень громким и весьма нецензурным звуком, исторгнутым из глотки его недавнего «собеседника», дверь вновь распахнулась, и второе тело отправилось в свой короткий и бесславный полет. Вышибалы в портовых кабаках свое дело знали и в самом зародыше пресекали любые намеки на драку.
Правда, падение для этого так и оставшегося для меня неизвестным моряка оказалось более удачным. В смысле, удачным для летуна. Сэм, я так подозреваю, придерживался прямо противоположной точки зрения, поскольку приземлился тот прямо на него, вернув моряка назад, в ставшую для него такой родной и близкой лужу. А ведь я советовал — «уйди с траектории».
Оглядев этот вяло шевелящийся и активно матерящийся «бутерброд» из двух моряков с прослойкой из уличной грязи, я скептически хмыкнул. Любят боги грязные шутки. Иногда грязные в самом прямом смысле слова, как эти две пародии на людей, чья пьяная болтовня стала шансом на жизнь для пока неизвестной мне Лессы. Шансом на жизнь — для нее и шансом на бегство — для меня и Лауры.
— Где живет Гессар? — коротко спросил я, с презрением глядя на копошившихся передо мной пьяниц.
— А… — Сэм выглянул из лужи, пытаясь понять, кто его спрашивает, и не соотнося властный голос с ничтожным побирушкой, стоящим перед ним на крыльце кабака.
— Адрес! — Я добавил в голос толику металла.
— Нефритовая улица, четвертый особняк, — машинально среагировав на звучащий в моем тоне приказ, отозвался Сэм. Затем до него все же дошло, что вопрос был задан не кем-то из старших наследников древнего и благородного рода, каким-то чудом оказавшимся в этом малопочтенном месте, а всего-навсего стоящим перед ним малолетним нищим, и он в ярости рванулся ко мне.
— Да я тебя…
Что он хотел со мной сделать, так и осталось тайной, поскольку его противник, сброшенный Сэмом во время рывка прямо в грязь, ловким движением подсек тому ноги, вернув матроса во все ту же многострадальную лужу, причем на этот раз лицом вперед: видимо, для симметрии. «Воистину, родная стихия. Уже третий раз в нее возвращается», — хихикнул я про себя на прощанье, задавая стрекача подальше от вновь разгоревшейся драки. Бои в грязи — это, конечно, новое слово в искусстве драк… Но не в исполнении пьяных и вонючих мужиков, один из которых к тому же почему-то зол на такого хорошего и доброго меня. Вот будь это симпатичные девушки с минимумом одежды, тогда да, тогда можно было бы и задержаться. А так ничего интересного.
К тому же необходимую мне информацию я уже получил. И главное, узнал, что навигация этим летом установилась на неделю раньше обычного и потому искать Сезама Варна и Олексия Вала — двух других названных Лаурой людей — абсолютно бессмысленно. Они сейчас вместе со своими лоханками болтаются где-то при выходе из залива Лар.
Так что вся надежда теперь на Гессара д’Касса. Воистину везучий человек этот Гессар. Мало того что получит награду от княгини за нашу доставку, так еще и дочь спасет. А может, это я везучий? Ведь если бы не болезнь дочери, д’Касс не стал бы задерживаться, отплыв с установлением нужных ветров.
Но все же ему повезло. Крупно, невообразимо повезло. Повезло потому, что я знаю, как вылечить зеленуху. Причем даже на самой последней стадии. И после уничтожения моего рода я являюсь единственным в мире человеком, который может это сделать!
Я задумчиво шлялся вдоль городской стены, пытаясь придумать, как проникнуть внутрь. Не огражденные стенами предместья — Нижний город, трущобы, порт и складская зона — были мной изучены весьма и весьма неплохо, и, если бы купец жил здесь, я нашел бы способ с ним переговорить.
Но увы. Как и подобает порядочному торговцу, не имеющему никаких дел с бандитами предместий, Гессар д’Касс жил внутри огражденной территории Высокой Лаоры. И проникнуть в этот заповедник безмятежной роскоши у уличного мальчишки из предместий не было ни единого шанса.
Специально обученная и натренированная стража тщательно следила, чтобы подобные мне чумазые оборванцы не тревожили взор благородных обитателей Бугра. Впрочем, будь у меня хорошая одежда, лошадь и даже слуга — попасть в Чистый квартал я все равно бы не смог. Доступ туда имели лишь его обитатели, их слуги и те лица, о чьем приезде жители Холма заранее уведомляли стражу. И никто иной, хоть сам император, воскресни он внезапно, попасть без приглашения туда бы не смог…
«Ты сильно преувеличиваешь их возможности и недооцениваешь мои и свои…» — внезапно послышался тихий шепот.
Я испуганно обернулся, но никого рядом не было. Да и шепот — теперь я понимал это совершенно отчетливо — раздавался отнюдь не возле уха, а прямо внутри моей головы! «Не считая прямого штурма с вырезанием всех этих болванов, есть еще не менее сотни вариантов тайного проникновения. Если позволишь мне действовать, то еще до заката мы окажемся на месте».
Отойдя в сторонку, я присел в тени разросшегося у стены куста и замер, обдумывая ситуацию. А ситуация была не ахти. Голоса в голове — симптом тревожный. Очень тревожный! Вообще-то это тоже излечимо, но ни нужных лекарств, ни умелого «лекаря душ» под боком я не имел. А запускать подобное нельзя. Никак нельзя. Последствия могут быть самые неприятные! Шизофрения болезнь такая… очень нехорошая…
«Ах ты ж сволочь малолетняя! Я тебе покажу, как меня шизофренией называть! Я тебе докажу реальность! Смотри и думай: возможно такое для сумасшедшего или я все же существую не только в твоем воображении?!»
В груди кольнуло. Точнее, нет. Это нельзя было назвать болью — скорее ощущение походило на то, что в грудь мне с размаху всадили ржавую, не очень-то острую и довольно толстую спицу, смазанную сильнейшим обезболивающим средством. Не больно… но страшно и отвратительно. Противно. Какая-то «мертвая» онемелость засела в груди, точно там, где располагается сердце. А мое тело вдруг встало и точным, изящным и каким-то невероятно ловким, совершенно «не моим» движением скользнуло в ближайшую подворотню.
Затем был бег… Хотя можно ли подобное назвать бегом? Тело просто с невероятной скоростью буквально скользило из тени в тень, словно совершенно утратив не только кости, но и вообще материальность. Несмотря на сумерки и словно повисшую перед глазами какую-то темную дымку, видел я вполне неплохо. Видел, но сделать ничего не мог. Так же как в прошлый раз, когда я убил святителя, тело мне совершенно не подчинялось. Как будто им управлял не я, а кто-то гораздо более опытный, умелый, решительный… и жестокий.
Да, жестокий. Потому что стремительный бег привел меня, а точнее — мое тело, в «зеленый» район предместий. Один из немногих достаточно благополучных районов Нижнего города. Осмотревшись, мое тело — а точнее, тот, кто им сейчас управлял, по неведомым мне признакам выбрал один из домов.
Резкий прыжок без разбега на высоту, более чем в три раза превышающую мой рост, — и я нахожусь в небольшом уютном дворике, огражденном высоким каменным забором. Один только взгляд — и бросившийся ко мне слюнявый ирайский волкодав с тихим взвизгом влетел в свою конуру, откуда донеслось жалобное поскуливание.
Правая рука метнулась к поясу, словно выхватывая невидимый меч, затем последовал быстрый взмах, и на запертой двери, сделанной из толстых дубовых досок, появилась узкая щель, а изнутри дома донесся звук упавших половинок разрубленного засова.
Затем все было быстро. И неприятно. Когда все закончилось, мои старые лохмотья уже догорели в камине, а мое тело, отмытое до скрипа в большой и теплой ванне с самым настоящим мылом, одетое в новенькую дорожную одежду молодого наследника весьма небедного купца, аккуратно обходя кровавые лужи, выходило из разграбленного дома.
И вновь — бег. Уже смеркалось, и ворота Белого города должны были закрыться, но того, кто управлял моим телом, это не смущало. Да и направлялся он не к воротам.
Глухая стена. Это был, пожалуй, один из наиболее старых участков стены, оставшийся с тех времен, когда еще не было империи. В те древние времена Белый город и был всей Лаорой, а эта стена была крепостной, защищавшей город от набегов многочисленных врагов. Мое тело шло, внимательно вглядываясь в абсолютно одинаковые камни и, кажется, даже что-то бормоча под нос. Внезапно оно остановилось и, присев, с силой нажало на ничем не примечательный камень. С тихим и словно недовольным скрипом тот немного углубился в стену, а в следующий миг земля ушла у меня из-под ног.
Провал люка со скрежетом задвинулся над моей головой, и воцарилась полная темнота. Похоже, я находился в каком-то подземном ходе. Впрочем, спустя пару мгновений я начал различать очертания изрядно прохудившийся кладки стен, каменного, крайне запыленного пола и ведущий куда-то вдаль неосвещенный проход.
Похоже, стоящая перед моими глазами дымка, затеняя солнечный свет, в темноте, наоборот, позволяла видеть не хуже кошки или иного ночного жителя.
Впрочем, смотрел я не долго. Исходящее из сердца мертвящее онемение внезапно прервалось короткой и резкой болью, стоящая перед глазами дымка начала рассеиваться, а в голове зазвучал уже знакомый голос: «Дальше, надеюсь, сам справишься. Как видишь, ничего особо сложного. А то заладил: „Император не сможет…“ И не такие крепости брать доводилось!
Но дальше — сам! А то как бы чего плохого не вышло. Для живых Сила Смерти вредна. Помрешь еще раньше срока…
Ход этот раньше вел в Цитадель, в храм Пришлых, и особнячок один тайный, недалеко от стен. Что сейчас от него осталось — не ведаю. Сам разберешься.
И еще совет. Пока Сила не развеется, старайся людям на глаза не попадаться. Вид у тебя сейчас для живых страшноватый». — В Голосе почувствовалась явная насмешка.
Я медленно и с трудом поднялся на ноги. Уже знакомое онемение в сердце, но на этот раз оно было куда сильнее и… нет, не болезненнее. Боли как раз и не было. Интенсивнее, страшнее… Ну не знаю я, как еще это выразить, описать словами… просто часть моего тела, находящаяся рядом с сердцем — там, куда вонзилась невидимая, но такая ощутимая призрачная спица, решила, что она мертва… и разубедить ее в этом у меня получалось плоховато.
Хотя… может, и не стоило разубеждать? Сейчас я ясно ощущал, что при необходимости вполне могу повторить все те невероятные вещи, что мое тело совсем недавно проделывало под руководством Голоса.
Видеть во тьме, скользить меж тенями, рубить врагов и препятствия Призрачным Мечом… Мечом, которого нет, но который, несмотря на это, может убивать и сокрушать как живых, так и мертвых… Но все это — только до тех пор, пока во мне сохраняются следы, отголоски той мрачной силы, что владела мной столь недавно.
Слегка напрягшись, я вполне мог изгнать поселившуюся в моей груди Смерть. Но вместе с ней я немедленно утратил бы и даруемые ею силы. И далеко ли я уйду — под землей, лишенный возможности как зажечь огонь — ну нет у меня с собой ни факела, ни даже кремня с кресалом, — так и видеть в окружающей меня тьме.
Нет уж. Учитывая все обстоятельства, пока мне лучше потерпеть. Временно обосновавшийся в груди холод я как-нибудь переживу. Не навсегда же… Да и боли нет. А вот удар по голове каким-нибудь выпавшим из кладки камнем или еще какую подобную неприятность — вряд ли.
О том, что со мной произошло, что это за Голос и откуда у него столь странные и страшные возможности, я старался не думать. Не время и не место. Точно так же, как не время и не место думать об участи пяти человек, своими жизнями заплативших за возможность для меня приобрести нормальную одежду и помыться. Я о возможности такого не мог даже и помыслить. Голос пошел на подобный размен без сомнений и колебаний.