Наши губы встретились. Не под напором страсти, отчаяния. Мы прикасались друг к другу бережно, нежно, даря себя и ничего не требуя взамен. Понимая, что не влюблены, а любим.
Риг желал меня. Я чувствовала, как напряглось его тело, как закаменели мышцы под моими пальцами, когда я прикасалась к мужским плечам, животу, но он сдерживался.
Сейчас светлый давал мне право самой выбирать. И я признавалась ему в своих чувствах. Каждым прикосновением. Я его хотела ничуть не меньше, чем он меня.
Я плавилась под его руками, как лед под палящим солнцем. Хотела ощущать его, касаться его, дышать им.
— Крис! — Риг буквально прорычал мое имя, переворачиваясь и подминая под себя.
Осторожность слетела с нас обоих, как ненужные одежды. Звякнула пряжка ремня, зашуршала ткань. Он лизнул мою шею, провел языком от впадинки между ключиц до уха, прикусил мочку, заставляя стонать от обжигающего наслаждения.
Я смотрела на него затуманенным взором. Напряженные плечи, сжатые зубы, с трудом сдерживаемое дыхание.
— Ты мой, — улыбнулась я.
— Я твой, — выдохнул Риг, соглашаясь. — Весь твой. А ты моя.
Вместо ответа я облизнула губы и поцеловала. Мои руки прошлись по его спине, а ноги обхватили тело.
Мы любили друг друга. До исступления. Словно завтра никогда не настанет. Пили большими глотками нежность и страсть.
А когда солнце взошло высоко и пещера озарилась ровным розовым светом, я, находясь в объятиях Рига, услышала:
— Крис, я сделаю все, чтобы ты не стала порубежником.
— Что? — Я приподнялась на локтях, заглядывая в лицо светлого.
— Я до одури боюсь тебя потерять. Там, под обвалом, не задумываясь, кинулся спасать тебя. И сделал бы точно так же, повторись все опять. Но когда ты окончишь академию, то должна будешь ценой собственной жизни защищать людей и нелюдей от тварей бездны. Рисковать собой. И одна эта мысль сводит меня с ума.
— Риг, — я провела ладонью по его щеке, — я уже дала клятву, присягнув на артефакте Мрака. У меня нет другого пути.
— Есть. — Светлый упрямо сжал губы.
И, чтобы подавить любое мое возражение, поступил, руководствуясь мужской логикой: женщина молчит только тогда, когда ее рот занят. Лучше всего — поцелуем.
Солнце все выше поднималось над горизонтом. Розовые блики стали светлеть.
— Думаю, что ждать, когда вода прогреется, бесполезно. — Риг сменил тему, нехотя отрываясь от меня. — Придется вплавь добираться до середины озера. Сомневаюсь, что согревающее заклинание справится полностью…
Что ж, светлый накаркал. Несмотря на то что и на себе, и на мне он начертил руну огня, в которую было вложено не меньше семи единиц силы (в боевые заклинания порою столько не вбухивают), едва мы оказались в воде, я почувствовала, как тело начало колоть тысячью иголок.
Сцепила зубы и поплыла вслед за светлым. Одежду решили не снимать: нам нужны были руки, свободные от поклажи. Вот только разулись, заткнув голенища за пояс.
Когда доплыли до середины озера, то оказалось, что над нами в двух дюжинах локтей — воронка провала. Неширокая и довольно гладкая.
Зацепиться арканом удалось лишь с седьмой попытки, когда мои зубы уже стучали друг об друга, а своего тела я не чувствовала вовсе.
— Крис, обними меня и держись крепко, — скомандовал Риг.
А я что? Я — ничего. Подплыла ближе и вцепилась в светлого руками, а потом для надежности еще и ногами.
Мне показалось или Риг при этом хмыкнул?
Восхождение вышло долгим. Выбрались из провала уже ближе к закату. А когда смогли осмотреться, то поняли, что академия осталась по другую сторону перевала. Склон, что расстилался под нами, был крутым. Но не это главное — вокруг были Дикие Земли. Ни поселений, ни горных пастбищ. Зато выше, в нескольких полетах стрелы, начиналась голая земля, а за ней и ледник.
— Кажется, мы в Темных землях, — пришел Риг к неутешительному выводу. — Я не могу призвать отсюда свою метлу: безднова граница глушит любые чары.
— И как же…
— Своим ходом. Думаю, едва мы пересечем хребет, как моя метла откликнется.
Я мрачно взглянула на шапку ледника.
— Но есть и хорошая новость: наконец-то сегодня у нас будет теплый ночлег и ужин. — Риг сказал это таким тоном, словно лично снял номер в лучшей столичной ресторации.
Я чихнула, красноречиво намекая, что перед этим не мешало бы высушиться. Не дожидаясь светлого, решила опробовать заклинание сушки. Перестаралась. Наша одежда, пропитанная каменной пылью и водой, задубела и стала напоминать латы рыцаря.
— Зато теперь есть дополнительная защита… — виновато пробормотала я, слыша, как раздается треск, когда Риг попытался согнуть локоть.
— Угу. Если на нас нападет тушканчик, то он наверняка поломает о мою штанину зубы.
Солнце уже почти село за горизонт, когда мы со светлым нашли укрытие на ночь: небольшой уступ, защищавший от ветра. Я стала собирать сушняк. На растопку пошло все, что горело: сухой мох, ветки кустарника, опад.
Когда светлый вернулся, неся на плече добычу, маленький костер весело потрескивал.
Как оказалось, Риг каким-то чудом сумел поймать горного козла. Не сказать, что винторогий сдался совсем уж без боя: куртка мага была продрана на рукаве, и, судя по всему, рогами. Но против заклинания, рассчитанного на убиение нежити, копытный был бессилен.
— Зато мясо уже разделанное и даже слегка прожаренное, — заявил Риг и, не доверяя мне ответственное дело запекания добычи, сам обмазал глиной куски, вопреки собственным же словам, что добыча уже обработана огнем.
Я едва дождалась, когда еда будет готова. От голода уже начали мелко дрожать руки. Но когда, обжигаясь и дуя, я все же вцепилась зубами в кусок… Мм… Какие там свежие булочки, мороженое и шоколад — это все ерунда. Самое вкусное, что я ела в своей жизни, — вот это горячее мясо пополам с углями. Без соли и специй, пахнущее матерым козлом.
На небо выкатилась луна. Сегодня она показалась мне еще ближе, еще больше, чем там, в гроте. Я не заметила, как уснула. Просто опустила голову Ригу на плечо, а когда открыла глаза, было уже утро. Костер прогорел. На меня поверх моей была накинута куртка светлого, а сам он занимался тем, что ворошил угли.
— Держи. — Мне протянули еще один кусок запеченного мяса. — Впереди трудный день. До завтра нам нужно дойти вон до того ледника. — Риг ткнул пальцем в ту часть хребта, где между двумя пиками ледник казался не столь большим. — А на следующий день надо до заката добраться до вершины перевала. Ночь на леднике мы не выдержим.
Увы, светлый слегка ошибся с расчетами. До перевала мы добирались почти двое суток вместо одного дня. А на третий… Пока мы шли по камням — было еще терпимо, но едва под подошвами сапог захрустел наст, как я почувствовала, что начала кружиться голова. То ли от воздуха, которого вдруг оказалось мало для вдоха, то ли от палящего солнца. Лучи жгли кожу совсем по-южному, пришлось даже распустить волосы.
Риг тоже стянул ремешок, чтобы короткие пряди падали на лицо. Вокруг был снег, яркий, режущий белизной глаза, но мы при этом не мерзли. Наоборот, захотелось даже снять куртку.
Когда я спросила светлого, почему так, он пояснил: днем на леднике бывает не просто тепло. Жарко. А вот ночью есть все шансы замерзнуть насмерть.
— Ты говоришь со знанием дела… — протянула я, зачерпнув пригоршню снега. Положила в рот, а когда ледышка растаяла, то оказалось, что внутри ее был «подарок». Стрекоза!
— У нас была практика. Наша четверка вместе с наставником Кохом шла по следам ак-парса. Это не тварь бездны, но очень опасный горный хищник. Этот конкретный ак-парс повадился охотиться, нападая на людей. Вот тогда-то я многое узнал о горах. Как легко они могут обмануть. И какую кровавую дань потребовать на откуп.
— С той практики кто-то не вернулся?
— Двое. Микуш и Эйрос.
— Прости… — Мне стало неловко.
— Мы не были дружны. Просто они, как и я, — светлые, — отстраненно сообщил Риг, и за этой отстраненностью чувствовалось что-то глубоко личное.
Я не стала задавать больше вопросов.
На вершине хребта мы оказались, когда солнце стояло в зените. Зрелище было завораживающим: вокруг — снега, искрящиеся, переливающиеся, словно накрахмаленные юбки красавицы-невесты. Под ними — серый камень, чуть ниже сменяющийся перелесками и густым ельником у подножия. А вдалеке — шпиль академии.
Я, держащаяся за бок, который немилосердно кололо, не смогла не улыбнуться.
— Добрались, — тихим шепотом сказала я, потянулась к Ригу, чтобы обнять, и тут почувствовала, как подо мной начинает ехать глыба уже не снега, но еще и не льда.
— Крис! — крикнул светлый, запуская мне под ноги заклинанием, чтобы меня не затянуло в крошево.
Кусок наста под ногами тут же обрел твердость доски, и я очутилась на этакой здоровенной лыже, сотворенной из снега, которая бешено мчалась со склона вниз. Риг, под которым ледник тоже решил поехать со склона, громко выплюнул: «Айрос!» — призывая метлу.
«Только бы успеть», — пронеслось у меня в голове, когда за нашими спинами заговорил ледник.
Мне определенно не везло с горами. Если удастся отсюда выбраться, ни за что и никогда больше даже на пригорки подниматься не буду!
Вокруг брызгала снежная крошка, ветер свистел, ударяя в лицо, я балансировала, каждый миг боясь упасть.
Все же метла Рига не зря была сделана мастером своего дела. Она стремительно просвистела мимо меня к своему хозяину за несколько мгновений до того, как пласт снега врезался в ельник.
Светлый успел запрыгнуть на свою летунью и схватить меня за руку, выдергивая из белого крошева, как морковку из грядки.
Зато до академии мы долетели — и удара колокола не прошло. Едва мы вошли в ворота академии, как услышали от совершенно незнакомого кадета:
— О, смотрите, трупы вернулись!
Этот выкрик тут же подхватили другие голоса:
— Завал все еще разгребают…
— А ректор вас похоронил.
— А мы-то думали: кто пику Несбывшихся Надежд ледяную шапку поправил? А это Риг… — В толпе показался Рейзи и бесцеремонно указал на плечо светлого, на котором виднелись не успевшие растаять снежинки.
И тут на всю академию прогремел до печенок знакомый голос:
— Кадет Каржецский, кадет Аро, живо ко мне в кабинет!
Перед нами тут же начали расступаться, образуя коридор.
«Прямо как перед героями, — пришло на ум сравнение, а ехидный внутренний голос тут же добавил: — Или прокаженными».
В кабинете ректора мы оказались гораздо быстрее, чем мне этого бы хотелось.
Анар смерил нас хмурым взглядом. Прошелся по моей фигуре, уделил особое внимание Ригу, точнее, его боку с прожженной курткой.
— Живы и почти здоровы… — с расстановкой произнес ректор и гаркнул: — Тогда почему, бездна вас подери, так долго? Где вы шлялись?
— Разрешите доложить маршрут, где мы точно шлялись, на словах или с зарисовкой плана? — по-военному отрапортовал светлый и даже вытянулся во фрунт.
Анар, глядя на этот нарочито военный ответ, выдохнул:
— Я твоему отцу уже вестника отправил, что ты, скорее всего, погиб. Ритуал живых ничего не дал. Среди мертвых душ некроманты вас тоже не нашли. Решили, что вы в бреду или беспамятстве доживаете последние удары колокола.
— Мы хотели пройти через бездну. Она вполне могла заглушить зов жизни, — вздохнул Риг.
— И почему же вы не прошли через нее? — Ректор вперил в светлого взгляд, хотя вроде как я отвечала за дипломатические отношения с тварями бездны.
— Мрак нас не пустил. — Риг был сама лаконичность.
— Не пустил? Чтобы бездна не приняла пожирательницу душ?! — заорал ректор, в первый раз на моей памяти теряя терпение. И только сейчас я поняла: он за нас действительно переживал. За обоих.
Зато Риг был непрошибаем.
— Да. Прохождение через бездну оказалось невозможным. — Сухой казенный язык даже мне по ушам резанул, а уж ректору…
Из приемной донесся шум и голос, в котором слышалась едва сдерживаемая ярость:
— Мне плевать, что ректор сейчас не принимает. Я хочу точно знать, что с моим сыном. А если он мертв — то пусть выдадут его тело.
Секретарь что-то заклекотала, пытаясь возразить, но дверь с шумом распахнулась, и на пороге я увидела его. Черного Ворона. Человека, которого я ненавидела больше всех в этом мире.
ГЛАВА 12
— Ригнар? — Всего одно слово оказалось сильнее, чем удар хлыста.
Тьма, которая в последние дни как-то присмирела, вдруг забурлила, взъярилась, обожгла кончики пальцев. И раньше, чем осознала, я потянулась к ней с единственным желанием — выпить. Выпить до дна душу того, кого я так ненавижу. Из-за кого моего отца осудили на медленную смерть в рудниках.
Я сделала шаг навстречу. Время словно замедлило свой бег.
Вот великий инквизитор медленно, невероятно медленно поворачивает голову. И в его глазах я вижу изумление. Он узнал мое лицо, как и тот странный тип в переулке старьевщиков: слишком я была похожа на мать.
Его рука взметнулась, готовая к атаке.
— Лойсо! — прогремело карканьем ворона на весь кабинет смертоносное заклинание огня, способного сжечь даже железо.
Заклятие, дарующее мгновенную, неотвратимую смерть, полетело в меня. И ему наперерез рванул щит, сотворенный Ригом.
Сын оказался сильнее отца. Гораздо сильнее. Его щит выдержал, впитав в себя Лойсо. Меня лишь впечатало в стеллаж. Голова ударилась о полку, ноги подкосились, и я второй раз в своей жизни потеряла сознание. Правда, перед тем как оно окончательно померкло, в голову пришла самая глупая мысль из всех, возможных в этой ситуации: «Порою падать в обмороки — это весьма своевременно и практично».
В себя пришла от тихих, но настойчивых звуков. На улице барабанил дождь. А еще кто-то настойчиво скребся в стекло. Я со второй попытки открыла глаза. Потолок… Трещина на штукатурке была знакомой. Палата — тоже.
Похоже, пробуждение в лазарете становится для меня традицией. Главное, чтобы это не вошло в норму… А потом в памяти начали всплывать и причины, по которым я здесь оказалась. И стало паршиво.
Но тому, кто скребся в стекло, было невдомек о моих мыслях. А у меня внутри было пусто… И чтобы хоть как-то заполнить эту бездну, я пошла открывать задвижку. Действие, даже такое, дарило надежду на отсрочку. Отсрочку от мыслей, которые грозили выжечь сознание. Риг. Сын. Верховного инквизитора.
Руки действовали сами по себе. Вот распахнулись створки, впуская наглые капли дождя и одну мокрую до последней шерстинки заю. В зубах она держала мышь.
— Ты, наверное, грустишь, — выплюнув добычу, начала она. — Я приперла тебе мышь.
С Кары тут же на подоконник натекла лужа, но ушастая, не иначе сожрав музу стихоплетства вместо несчастной полевки, вдохновенно продолжила:
— Ты сейчас чутка взбодришься. И немного покричишь.
Увы. Заю я разочаровала, когда спокойно поднесла еле попискивающую мышь за хвост к лицу. Та задрыгала лапами, протестуя против такого обращения, и запищала громче.
Кара между тем деловито захлопнула сворки и встряхнулась, точно дворняга, выбравшаяся из речки, щедро окатив меня брызгами. Только тут я отстраненно заметила, что на мне — ночная рубашка. Натуральная девичья сорочка нежно-розового цвета с кружавчиками и рюшами.
— Вообще-то я думала, что визжать будешь ты, а не полевка.
— Извини, если тебе так необходимо, я могу взвизгнуть.
— Крис, да что с тобой? — не на шутку забеспокоилась Кара. — Я тебя не узнаю. Где твои сарказм и ехидство?
Ответить я не успела, тихо приоткрылась дверь, и прогремел грозный окрик лэриссы Йонги:
— Крисрон, что вы делаете? В вашем положении необходим постельный режим. Вы и так несколько дней в себя не приходили!
Я только обернулась, чтобы спросить, в каком таком положении, как раздался звон и визг, которого так добивалась зая. Видимо, целительница знала, как правильно реагировать на мышей. И прицельно разбивать об пол банки с вонючим снадобьем.
Спустя удар колокола, когда пол был протерт, в палате стоял запах перца и отвара крапивы, а зая испарилась в неизвестном направлении, я узнала от лэриссы Йонг, что беременна. Хорошо, что в этот момент врачевательница уже успела загнать меня в постель. А то бы я грохнулась в обморок в третий раз в жизни.