— Тема твоей дипломной работы… Ты ее сам выбрал?
— Сам, товарищ майор. Тема сейчас актуальная.
— Более чем. Твоя работа засекречена. Публичной защиты не будет.
Воронов снова равнодушно пожал плечами. Такой расклад его явно не удивил.
— Ничего не хочешь сказать?
— Нет. Поговорить хотели вы, потому что вы меня знаете. Я вас не знаю. Говорите, товарищ майор.
Майор Андрейченко был опытным оперативником и отлично понимал, что его сейчас тупо разводят на эмоции. Он был обучен, как действовать в таких случаях, но сейчас перед ним сидел шестнадцатилетний пацан, а это ломало все привычные схемы работы.
— Публичной защиты не будет, а не публичная уже состоялась. Поздравляю с дипломом.
— Спасибо, товарищ майор.
Ему абсолютно наплевать на этот диплом. Поблагодарил, как за переданную в столовке солонку. Черт бы его побрал.
— Что собираешься делать дальше?
— Пока не знаю, завтра подумаю. У вас есть предложения?
— Скоро олимпиада. Хочешь поработать переводчиком?
— Нет.
— Почему? Платят хорошо, чеками [14].
— Просто так ни за что хорошо не платят, товарищ майор. Вы меня вербуете?
Эх, как дать бы тебе по наглой роже…
— Устанавливаю контакт, Максим.
— Контакт установлен, Виктор Иванович. В результате контакта, вы уже выяснили, что я готов к вербовке, но не за чеки.
В более дурацкую ситуацию, майор Андрейченко еще ни разу не попадал.
— Чего ты хочешь?
— Убедиться в том, что меня вербуют наши, а не ЦРУшники, или МОССАДовцы.
Опешивший Андрейченко достал из кармана и раскрыл служебное удостоверение. Воронов глянул на него равнодушно.
— Это не доказательство, просто бумага, оформленная в красивую красную корочку. Вы вполне можете быть двойным, или даже тройным агентом.
— Издеваешься, Воронов?
— Есть немного, товарищ майор. Но это лишь ответная любезность. Вы хотели меня купить за бусы, как тупого папуаса. Только бусы, даже ни единого слова про Родину, патриотизм и прочие идеалы. Это повергает меня в глубокую печаль. Для каких целей вы вербуете таких ублюдков, если не работаете на ЦРУ, или МОССАД?
— У меня есть подозрение, что это ты работаешь на ЦРУ и МОССАД. И хватает полномочий для твоего ареста.
— Мне шестнадцать лет.
— Я в курсе, но дело государственной важности.
— Круто. Ну, что же, dura lex, sed lex. Если выбор только между чеками и крестом, однозначно выбираю крест. Веди меня, центурион, я готов.
Красиво! Майор Андрейченко вдруг оценил красоту, с которой его уделал этот щенок и непроизвольно улыбнулся.
— Как тебя убедить, что я не из ЦРУ?
— На слово поверю только начальнику управления. Пусть он меня к себе вызовет и прикажет с тобой работать.
— Ну, ты и наглец. Ладно, жди…
Дальняя ретроспектива. Генерал-лейтенант Бобков Филипп Денисович
12 августа 1980 года. Здание центрального аппарата КГБ СССР.
Филипп Денисович Бобков задумчиво смотрел на расходящихся с вечерней оперативки начальников отделов. Расходились они в хорошем настроении, но у начальника пятого управления почему-то тревожно сосало под ложечкой. Не смотря на то, что ЦК КПСС оценил деятельность Комитета Государственной Безопасности во время проведения Олимпийских игр на отлично, а значит скоро последуют и поощрения, но это его совершенно не радовало. Филипп Денисович был по факту одним из самых информированных людей в Советском Союзе, а потому оценивал прошедшую Олимпиаду трезво. С политической точки зрения — это был полный и оглушительный провал, который обязательно повлечет за собой цепь негативных последствий.
— Филипп Денисович?
Герой дня, начальник одиннадцатого отдела [15], генерал-майор Киселев, дойдя до выхода из кабинета, вернулся к столу начальника.
— Да, Паша. Что-то еще?
— Я по поводу вчерашнего доклада. «Объект инопланетянин». Вы сказали, что примете его.
Было дело, сказал. Интересный паренек. Судя по докладу и правда инопланетянин.
— Приму. Кто его, кстати, так окрестил?
— Майор Андрейченко. Он ждет.
— Кто, Андрейченко?
— Инопланетянин.
— Что, прямо сейчас ждет?
— Так точно.
— Где?
— В общественной приемной, как и положено.
Филипп Денисович очень устал. Казалось, что эта чертова Олимпиада пила из него жизненную силу, присосавшись прямо к… По каким там артериям течет жизненная сила? Но и с ее окончанием легче не стало, будто она напоследок пустила яд. Но обещал, значит обещал. Тем более, что Киселев и правда — герой дня.
— Веди своего инопланетянина, Павел Николаевич.
— Пришлю. Он не мой инопланетянин и согласен говорить только с начальником управления. Я вчера докладывал.
Было, докладывал. Какой, однако, скромный этот инопланетянин. Был бы наглый — попросился к Брежневу. Филипп Денисович непроизвольно улыбнулся. Ладно, если даже полная пустышка, то отвлечься от накатившей хандры поможет.
— Присылай не своего инопланетянина, Паша. Самое время забыть о делах наших грешных и задуматься о вселенских. Расширить кругозор и немного отвлечься.
Киселев понял настроение начальника, молча кивнул и исчез за дверью. Филипп Денисович открыл ящик стола, в котором лежали срочные папки и достал оперативную справку на «Инопланетянина». Вчера его что-то в ней зацепило, сработало шестое чувство, но что конкретно, он пока сам так и не понял. Умненький мальчик. В школу пошел в шесть лет, в двенадцать закончил с золотой медалью. Бывает. Среднее образование рассчитано на среднего, а этот явно выше уровнем. Таких немного, но он далеко не уникум. Без вступительного экзамена принят в ИСАА МГУ. Закончил за четыре года, с красным дипломом, защитился этой весной. Ага! Тема дипломной работы засекречена. «Пуштунский национализм и фактор «Линии Дюранда». Прогноз до 2000-го года». Вот оно! Прогноз до двухтысячного года. Именно это вчера и царапнуло. В настоящем зреет что-то очень нехорошее, вот и хочется заглянуть в будущее, хочется чуда… Что ещё…?. Вызывающе вел себя при контакте с майором Андрейченко, но тот все равно настоятельно рекомендует продолжить разработку объекта. Так, Андрейченко тоже на заметку.
— Разрешите, товарищ генерал-лейтенант? Генерал-майор Киселев прислал посетителя. Говорит, что вы его ждете.
— Жду, зови.
Вошедший юноша абсолютно не привлекал к себе внимания. Одет опрятно, но нарочито неброско, как будто и не произошло этой чертовой Олимпиады, которая принесла с собой культ на все западное. Серые брючки, не новые, но аккуратно поглаженные, серая, но чуть посветлее, рубашечка. Короткая стрижка. Если объявлять такого в розыск, то даже зацепиться абсолютно не за что. Серое пятно, без особых примет. Разве что глаза. Ярко синие глаза светились веселым задором, но разве это примета?
— Максим Воронов?
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
«Инопланетянин» отозвался с такой интонацией, будто по пять раз на дню общался с уже надоевшими генералами КГБ. Красавчик.
— Присаживайся, Максим.
Тот послушно присел на стул в третьем ряду стола совещаний, приставленного к рабочему столу Бобкова в виде ножки от буквы «Т». Молча взял из лежащей на столе стопки лист бумаги, из стоящего там-же стакана достал простой карандаш и начал что-то молча писать.
— Ты хотел со мной поговорить?
Не отрываясь от письма, «Инопланетянин» отозвался немедленно.
— Никак нет, товарищ генерал-лейтенант. Я только хотел убедиться, что меня не вербует ЦРУ, или МОССАД.
За время, пока была произнесена эта фраза, «Инопланетянин» дописал, что хотел. Бесшумно соскользнул со стула и передал лист Бобкову.
«Здесь нельзя говорить!
Астрологический прогноз.
— 12 сентября произойдет успешный военный переворот в Турции, который возглавит генерал Кенан Эвренон.
— 22 сентября начнется Ирано-Иракская война.
Если захотите обсудить этот астрологический прогноз, найдите место, где можно будет говорить.»
Псих? Бобков поднял глаза на инопланетянина. Нет, не псих. Точно не псих. Глаза не бегают, скорее пытаются залезть прямо в душу, что бы это понятие не значило. Бобков кивнул и перевернул страницу. Ладно, проверим.
— Убедился? Майор Андрейченко на самом деле тот, за кого себя выдает.
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Я принесу майору Андрейченко свои извинения. Разрешите идти?
— Разрешаю!
Дальняя ретроспектива. Максим Воронов
27 сентября 1980 года. Завидово. Государственный научно-опытный заповедник.
Майор Андрейченко запарковал свою новенькую служебную Ниву на небольшой площади, прямо под окнами Завидовского сельского совета и заглушил мотор. Машина ему досталась вместе с новой должностью — заместителя начальника третьего отдела [16]. Должность была полковничья, поэтому не далее, как к «Дню чекиста», его ожидало и повышение в звании.
— Раньше приехали, подождем.
Дремавший Воронов открыл глаза и огляделся. Здание сельсовета, когда-то бывшее симпатичной усадьбой одного из эксплуататоров, сейчас представляла из себя довольно жалкое зрелище. Уродливый бетонный идол вождя мирового пролетариата напротив входа, который должен олицетворять собой победу пролетариев над эксплуататорами, в несколько слоев засрали голуби. Начинался дождь.
— Как скажете, Виктор Иванович.
Майор Андрейченко очень старался установить контакт с этим странным пареньком. Шестое чувство подсказывало ему, что и столь неожиданное, но приятное повышение произошло именно в связи с тем, что он настоял на организации его встречи с начальником управления и дальнейшая карьера теперь зависит от продуктивности работы с Вороновым, но эти старания пока ничего не давали. Воронов больше не дерзил и не провоцировал, но очень умело держал дистанцию. Правильно держал, именно так, как хороший начальник должен держать дистанцию со своими подчиненными. Чертов инопланетянин…
— О чем задумался, Максим?
— Да так, ни о чем. Просто прикидываю — отмоет ли его до зимы.
Воронов кивнул на бетонного идола и снова замолчал. Майор Андрейченко посмотрел на бюст Ленина. Мелкий дождь размывал птичий помет, грязные струйки стекали по щекам и капали с узнаваемой бетонной бородки.
— Кощунствуешь, Воронов?
— Никак нет, товарищ майор. Кощунствовать можно только в адрес чего-то святого. Это же просто кусок бетона. Был бы это на самом деле святой, не стали бы ждать, пока его отмоет дождем. Или не отмоет. Всем на это на самом деле наплевать, в том числе и вам.
Майор Андрейченко почувствовал, что если начнет возмущаться, или возражать, Инопланетянин предложит ему прямо сейчас доказать слова действием и помыть памятник Ильичу. Выходить из машины под дождь не хотелось. Правда что ли наплевать?
— Злой ты, Максим.
Хотел ли что-то ответить Воронов — осталось неизвестным. Рядом с Нивой затормозила старая «Буханка» [17].
— Это за тобой.
Инопланетянин кивнул, подхватил с заднего сидения свой полупустой рюкзак и молча вылез из машины. «Буханка» уехала, а Николай Андрейченко еще полчаса смотрел на капающие с бетонной бородки грязные капли. Он думал.
«И правда наплевать…» Майор выругался про себя, завел машину и поехал обратно в Москву
* * *
Внутри непрезентабельной с виду «Буханки» оказался вполне приличный салон. Генерал-лейтенант Бобков скользнул по Максиму цепким, будто хотел поцарапать, взглядом и хлопнул по креслу рядом с собой. Кресла, похоже, от какого-то самолета. Стоят поди дороже самого драндулета. Максим влез в машину, задвинул за собой дверь, сунул рюкзак в проход и молча сел на указанное место. Бобков тоже молчал. С минуту провисела очень много за себя говорящая пауза. «Хорошо молчим! Очень выразительно молчим. Словами лучше не скажешь…». Красоту возникшей паузы не оценил водитель.
— Куда поедем, Филипп Денисович? Дождь, и похоже, что надолго.
— Коли надолго, значит рыбалки не будет. Поехали сразу на «Тройку».
«Буханка» развернулась и поехала обратно в сторону Москвы. Нет, не простая машинка, мотор тоже не родной.
— Тебе что, астрология насчет погоды не подсказывает?
Генерал Бобков кивнул на кеды.
— Я сменку взял. Не люблю сапоги. Вдруг убегать придется…
Филипп Денисович усмехнулся.
— Шутник. Здесь можно говорить.
— Лучше не здесь, товарищ генерал-лейтенант. Зря мы что ли в лес приехали?
Дальняя ретроспектива. Генерал-лейтенант Бобков
27 сентября 1980 года. Государственный научно-опытный заповедник «Завидово». Объект «Тройка».
Завидовский заповедник был особо охраняемым объектом, поэтому его охраной занималось девятое управление, но объект «Тройка» был личной «вотчиной» Бобкова. Совсем небольшая лесная заимка, где содержались собаки для зимней охоты, в основном сибирские лайки.
— Привет, Сергеич.
Бобков сердечно обнял встречающего егеря, во время Великой войны бывшего его ротным командиром.
— Хотел сегодня блесну побросать, но дождь спутал все планы. Переждем у тебя, может закончится.
— Когда-нибудь обязательно закончится. К зиме точно. Жди, если время есть. Газет привез?
Бобков покосился на водителя.
— Привезли, Сергей Сергеевич, но только вчерашние и раньше. Слишком рано сегодня выехали.
Вместо привычного ворчания старого друга, Филипп Денисович услышал совершенно неуместную тишину. Сергеич ошеломленно смотрел на вылезшего из «Буханки» инопланетянина. Одна за другой, замолкали собаки. Реакции Сергеича удивился даже Завьялов, хоть и не понял, на что эта реакция.
— Сергей Сергеевич, я три журнала прихватил. Свежие совсем…
Инопланетянин глянул в небо, потом на собак, потом вдруг дружелюбно улыбнулся Сергеичу. Невозмутимый и «отмороженный на всю голову» Сергеич, способный послать «по матери» самого Брежнева будто оцепенел.
— … «Наука и жизнь», «Огонек» и «Роман-газета». Последний номер, там вторая часть «Победы» Чаковского…
Завьялов оправдывался, но Сергеич его явно не слышал. Ситуация, очевидно, складывалась дурацкая и генерал-лейтенант решил ее поломать командирским голосом.
— Завьялов, Воронов — разводить огонь.
Не «въехавший» водитель растерялся.
— Так дождь же, Филипп Денисович.
— Завьялов, если ты меня считаешь слепым, или идиотом, продолжай возражать. А если ты не сможешь развести огонь через пять минут, будешь дослуживать на Чукотке. Пойдем, Сергей. Пока молодежь работает, помянем наших.
Конторой «Третьего» объекта, а заодно и жильем самого Сергеича, был довольно старый, почти черный, сосновый сруб-пятистенок. Бобков, прилагая заметные усилия, завел Сергеича в горницу, усадил за стол и протянул ему фляжку.
— Что с тобой?
— Кого ты привез?
— Это мой агент. Что с тобой?
Обычно очень воздержанный на алкоголь, Сергеич жадно хватанул из фляжки второй раз.
— Да говори же, твою мать. Что с тобой?
Сергеич поморщился, вытер рукавом губы и вернул фляжку.
— Удивился я сильно, Филя. Если он и правда твой агент, а не наоборот, то я тебя сейчас по-новому узнаю. Такого зверя я еще не встречал.
— Зверя?
— Ну, да, зверя. Для тебя же, научного материалиста — если не человек, то зверь. А он точно не человек. Как ты его нашел?
— Случайно.
Сергеич глянул на старого друга с нескрываемым скепсисом.
— Так я и подумал. Значит, это он тебя нашел.
Бобков ненадолго задумался, потом кивнул.
— Может быть и так. Он опасен?
— Да как тебе сказать. Если бы мне поручили организовать на него загонную охоту, я потребовал бы дивизию спецназа, артиллерию и авиацию. И то без гарантии успеха. Сейчас он тебе не враг, но на будущее учти. Он опасен как, черт возьми, даже слова такого не подобрать. Он видит нас насквозь. Он читает наши мысли. Мы для него — как персонажи из фильма, который он сто раз смотрел. Его невозможно захватить врасплох. Для него время — не линейная функция, он ей каким-то образом управляет.