Вот это уже пошли конструктивные переговоры! Ликуя в душе, я быстро заговорил:
— Ростислав передумал воевать Русь, драться с князьями. Теперь в его руках находятся города, равных которым на Руси нет. Теперь в его руках важнейший торговый путь, новый путь «из варяг в греки»! Мы не раз обсуждали это с Ростиславом, и, как мне кажется, князь решил для себя строить здесь, в Тмутаракани, новое государство. Быть может, настоящее царство в будущем! А не бороться с кучей родственников в братоубийственной войне.
Дургулель задумчиво протянул:
— Как тебе кажется…
Я поспешил дополнить мысль:
— В случае если Ростислав засомневается, я употреблю все свое влияние, чтобы переубедить его! Князь весьма высоко ценит мое мнение.
— И что же, — Дургулель проницательно посмотрел мне в глаза, — идея брачного союза наших с князем семей также была предложена тобой?
Почтительно склонив голову, я ответил:
— Эта мысль пришла в наши головы одновременно, и она весьма очевидна. Что еще способно так укрепить союз двух государств, как не династический брак?
— И общее участие в войне. Я помню твои слова, Андрей Урманин. Ты обещал привести тмутараканское войско по первому моему слову и лично возглавить его. Я уверен, что вскоре грузинам потребуется моя помощь в войне с мусульманами — и, когда Баграт призовет меня, я вспомню твое обещание.
Я низко поклонился:
— Оно будет исполнено.
Царь отстраненно кивнул, посмотрев куда-то в сторону, после чего задал весьма непростой вопрос:
— Но коли Ростислав решил строить здесь свое царство и породниться с моей семьей, не планирует ли он в будущем захватить Аланию и посадить на ее престол одного из своих сыновей или, быть может, даже внуков?
Я выдержал пронизывающий, словно рентген, взгляд царя и твердо ответил:
— Не захватить власть, но способствовать тому, что в будущем престол как Алании, так и Тмутаракани мог бы занять один из наследников обеих правящих семей. В таком случае оба царства сольются воедино и станут вдвое сильнее. Впрочем, — поспешил продолжить я, не в силах прочитать мысли царя по его остекленевшему взгляду, — речь идет лишь о мирных переговорах, но никак не о войне.
Минуту Дургулель молчал, отвернувшись к окну, после чего довольно резко заметил:
— Алания и так сильна. Мое войско исчисляется пятью десятками тысяч храбрых мужей!
— Верно, государь. Сегодня твоему войску нет равного противника в окрестных землях. Но что будет через пятьдесят лет? А через сто? Степь раз за разом выплескивает из своего нутра одну за другой волны завоевателей. Она как Змей Горыныч из русских сказок, одну голову срубил — две вырастает. Хазар разбили — за ними пришли печенеги. Сокрушили печенегов — их вытеснили торки. Разгромили торков — тут как тут половцы…
Дургулель коротко бросил в ответ:
— Половцы нам не враги. Они знают нашу силу и не лезут к нам, наши всадники многочисленны и столь же быстры, как и куманы. Ни печенеги, ни торки не беспокоили наших владений, и…
Я лукаво улыбнулся, и царь, злобно насупившись, оборвал свою речь.
— Позволь напомнить тебе, государь, что хазары в свое время подчинили аланов. А когда ясы восстали против них, иудеи призвали на помощь все тех же печенегов и торков и разбили их. А кто же был хозяином местных степей до хазар? Тюрки. А помнишь ли ты о счастливых временах, когда донскими и причерноморскими степями правили сарматы и аланы были одним из самых сильных и значимых племен их союза? Но они потерпели поражение от гуннов. Позволь также напомнить, каким трудом твоим предкам в союзе с хазарами — еще не иудеями — удалось выстоять перед арабским нашествием с юга, сколько крови было пролито, чтобы удержать мусульман. И кто может точно предсказать, что грузинам удастся удержать новый мусульманский натиск? Кстати, все тех же торков — ну или родственных им племен*28.
Дургулель промолчал, и я продолжил:
— Если Ростиславу удастся крестить касогов и прочно включить их в свое царство, если мы удержим Корсунскую фему, то Тмутаракань действительно станет могучим союзником. Пусть династический брак не даст нашим землям единого царя — но он объединит нашу кровь и наш союз. Я верю, что вместе аланы и русы сумеют остановить вторжение как с юга, так и с востока. А коли в Византии появится по-настоящему сильный базилевс, равный Никифору Фоке или Иоанну Цимисхию, так мы первыми предложим им союз и военную помощь в борьбе с нашим общим врагом. И тогда ты, государь, поможешь нам обрести мир, словно мост, связующий два берега одной реки.
— Сожгите еще больше ромейских городов, и берега ваши станут настолько далеки друг от друга, что ни один мост не сможет соединить вас!
Кажется, Дургулель решился!
— Так прими предложение князя, светлый царь, отпусти меня к нему, и я обещаю, что мирным грекам более не придется строить новые жилища взамен сожженных и оплакивать павших под мечами касогов!
Яс вновь посмотрел мне в глаза — а после протянул руку:
— Хорошо! Я принимаю предложение союза с Ростиславом и выберу одну из внучек для замужества с его старшим сыном. Я откажу ромеям, и Алания не нападет на Тмутаракань. Взамен я жду выполнения всех обещаний, данных тобой, — и торговых уступок для моих купцов, и военной помощи в наших походах.
Крепко сжав сильную кисть царя, я с чувством ответил:
— Да будет так! Перед лицом Бога говорю тебе, государь, что мы с Ростиславом исполним все обещанное мной ранее.
Дургулель улыбнулся и разжал руку. Я поклонился царю и сделал шаг в сторону двери, как яс неожиданно спросил:
— То, что я видел в твоих схватках с варяжским воином и Артаром, — что это было за воинское искусство? Говорю не о клинках, а о тех мгновениях, когда ты их не использовал.
Мгновение поколебавшись, я постарался честно соврать:
— Это греческий панкратион*29.
Впервые я видел лицо Дургулеля удивленным, а его брови поднятыми столь высоко.
— Да, я слышал о подобном искусстве… Но ни разу его не видел. Однако откуда же урманину с далекого севера знать греческое искусство боя без оружия?
— В нашем селении был трэлл*30 из ромеев, он очень много знал и умел, а я, будучи ребенком, жалел его и тайком приносил еду с родительского стола. Грек был благодарен и много рассказывал мне как о истории своей страны — например о греческой и македонской фалангах, о битве при Фермопилах, об Александре Македонском и Юлии Цезаре, — так и про свою землю в наши дни. А еще, когда я подрос, показывал приемы, когда-то изучаемые греками в палестрах*31. Он учил их по каким-то древним книгам, а я использовал и доработал его искусство в схватках со сверстниками.
— Значит, идея фаланги тмутараканцев в битве с Тагиром была именно твоей?
— Верно, государь. А топорщиков в третий ряд я придумал поставить сам, поглядев на то, как наши воины рубят всадников датскими секирами. Только решил сделать их еще длиннее.
Дургулель понимающе кивнул, после чего сделал приглашающий жест к столу:
— Ты очень интересный человек, Андрей Урманин. Что же, своей цели ты достиг, так потрать еще немного времени и побеседуй со мной, утоли мое любопытство. Я с удовольствием послушаю истории из твоей жизни…
Глоссарий
21 Фема Халдия — одна из областей Византии на малоазиатском побережье Черного моря, ставшая в будущем основой для создания Трапезундской империи. Главный город — Трапезунд (современный турецкий Трабзон). Для ромеев фема еще и структурная единица для набора ополченцев-скутатов (копейщиков). Ополчение одной области также называлось фемой, по численности она примерно равна современной дивизии (до 10 тыс. воинов).
22 Оф, также Офис (греч.) — город на востоке фемы Халдия, получил свое имя по названию протекающей рядом реки (переводится как «змея»).
23 Турмарх — военный и гражданский руководитель турмы, подразделения фемы.
24 Лохаг — командир отделения скутатов, стоящих за ним в ряд. То есть воин, первым принимавший на себя вражеский удар.
25 Таксиарх — младшее офицерское звание в византийской армии.
26 Декарх — греческий сотник, офицерское звание, соответствующее современному армейскому капитану.
27 Хилиархия — пехотное подразделение византийской армии, насчитывающее около тысячи воинов: примерно 650 копейщиков-скутатов и 350 лучников-токсотов.
28 Торки и печенеги, кочевавшие по волжским, донским и причерноморским степям к границе Киевской Руси, имели общие корни, являясь представителями огузских племен. В их состав входили и сельджуки, начавшие завоевание на юге и покорившие Иран, Ирак, а после Малую Азию и часть Кавказа.
29 Пакратион — древнегреческое единоборство, которое, возможно, могло включать в себя техники, напоминающую современные борцовские. Например, «проход в ноги» или «бросок через бедро». В тоже время панкратион включал в себя и кулачный бой.
Есть мнение, что все современные стили борьбы произошли от панкратиона. Его приверженцы утверждают, что греческое единоборство попало в Индию вместе с воинами Александра Македонского, после чего уже индийские борцы перенесли ее адаптированную версию в Китай. Из Китая опять же измененный панкратион попал в Японию, где искусство борьбы совершенствовалось веками. Нельзя утверждать об истинности или ложности данной теории, но в целом она имеет все шансы быть реальной.
30 Трэлл (др. — сканд.) — раб.
31 Палестра — античная гимнастическая школа, где среди основных дисциплин изучалась борьба.
Глава 7 (текст отредактирован)
Июнь 1067 г. от Рождества Христова
Фема Халдия, предместья Трапезунда
Пятитысячное касожское войско, впервые разбитое на десятки, сотни и тысячи, впервые получившее организацию и командиров, споро возводит осадные укрепления вокруг городской стены. Непривычные к дисциплине и четкой организации горцы поначалу возмущались тем, что их заставляют копаться в земле. Но когда Асхар по моему приказу вздернул с десяток самых ярых крикунов, остальные притихли. А теперь и вовсе втянулись в фортификационные работы, с азартом разрывая рвы и возводя стены лагерей-фортов. Да, безжалостный лидер касожской вольницы умеет вселить страх в своих людей. И что немаловажно, Асхар — далеко не тупой, кровожадный вояка. На самом деле он думает очень быстро — это показал разговор, состоявшийся между нами пять дней назад.
— Сколько женщин и детей, захваченных в Офе, не дожили до момента выкупа?
Лидер горцев, с непроницаемым лицом смотрящий в сторону моря, коротко бросил:
— Где-то с тысячу.
— И почему?
Мой вопрос, заданный спокойным, совершенно нейтральным тоном, на первый взгляд кажется безобидным и даже по-детски непосредственным. Как у ребенка, который интересуется у отца о причинах победы красных муравьев над черными в их огороде. Потому Асхар лишь пожал плечами:
— Воины взяли их с боя. Что может удержать мужчину после кровавой схватки, когда добыча уже в его руках?
Я слегка скривил губы:
— Когда возьмем Трапезунд, ты их и удержишь.
Наверное, вожак касогов решил, что я шучу, ибо его веселый, заливистый хохот показался мне вполне искренним:
— Ты не можешь просить меня о невозможном, воевода! Ха-ха-ха, никогда не слышал подобной глупости…
— Асхар! — Имя собеседника я произнес громко и жестко, чтобы оборвать его хохот, после чего продолжил уже тише: — Я не прошу тебя. Я приказываю.
Несколько секунд касог смотрел на меня, пытаясь понять, не услышал ли он злую шутку. Но как только он открыл рот, я перебил его, не дав вымолвить и слова:
— И ты будешь исполнять мои приказы в точности, беспрекословно. Если, конечно, хочешь жить.
Взгляд Асхара полыхнул бешенством, но вместо того, чтобы разразиться гневной отповедью, он повременил, внимательно посмотрев по сторонам. Впрочем, вряд ли он мог заметить для себя что-то новое — пока мы идем вдоль побережья Малой Азии впереди основных сил флота, насчитывающего сотню касожских ладей. Команда гребцов, состоящая на две трети из новгородцев, поступивших на службу к Ростиславу после разгрома на Черехе, и на одну треть — из верных ему касогов, дружно работает веслами, изредка обмениваясь короткими, мирными фразами. Наконец вожак обманчиво спокойно повернулся ко мне, но в глубине его глаз зажглись злые огоньки:
— Глупо угрожать, не имея возможности претворить угрозы в жизнь. Ведь даже если ты, воевода, попытаешься напасть на меня здесь, на ладье, имея численное превосходство своих людей, схватку заметят на других кораблях. И тогда всех вас ждет гибель, а князю… — касог уже не стал скрывать мрачного торжества во взгляде, — князю мы скажем, что твоя ладья несчастным образом затонула в море. Такое случается, к нашему вящему сожалению…
Торжество в глазах Асхара погасло при виде моей насмешливой улыбки.
— Тебя ждет разочарование, друг мой. Я обсудил все с князем еще до выхода в море. Если при встрече флотилий наша ладья не подплывет первой к панфилу, где Ростислав будет держать стяг, а я не поднимусь на корабль живой, здоровый и невредимый, князь прикажет сжечь все твои суда. И когда ромеи поспеют к месту схватки, то князь отправит посланника к их наварху*32 и обвинит тебя и твоих людей в том, что вы вышли из повиновения, самовольно грабя подданных императора. Они добьют всех вас вместе, не упустят ни одной ладьи — а затем Ростислав примирится с базилевсом. Не самый худший вариант для князя, верно? Учитывая, — я добавил металла в голос, — что после, чтобы убедить ромеев в честности своих слов, он войдет в вашу землю и предаст ее огню и мечу! И никогда более, — мои слова зазвучали жестче, яростнее, — касоги уже не посмеют не повиноваться своему князю!
В глазах Асхара промелькнул ужас. Но, быстро взяв себя в руки, он ответил мне довольно спокойно:
— Воевода, прости меня за злую и глупую шутку. Ну как может потонуть наш корабль в столь спокойном море?! — Касог примиряюще развел руками и продолжил слегка заискивающим, извиняющимся тоном: — Но пойми, воинов будет не так-то просто заставить отказаться от добычи с боя. Они привыкли…
— Просто, не просто… Твоим людям пора забыть о животных привычках и стать действительно воинами. Пока же они остаются толпой грабителей и убийц.
Асхар дернулся, как от пощечины, но сумел удержать себя в руках, и я продолжил:
— Мы организуем их. Назначим десятников из смелых, уважаемых воинов, сотников из опытных вожаков, тысяцких из разумных и наиболее преданных тебе людей. Разобьем фекьолов на отряды лучников, простых топорников-рубак, а самых искушенных, мужественных бойцов соберем в отряд гвардейцев. Назначим им полуторную долю добычи, десятникам двойную, сотникам тройную, тысяцким четвертную, а тебе я положу десять долей, сколько и себе. Но при этом четверть добычи отчисляем князю, церкви не грабим под страхом смерти. Женщин и детей не трогаем, мужчин убиваем только тех, кто возьмет в руки оружие. И если кто-то начнет возмущаться, ослушается твоих приказов, ты всегда сможешь опереться на гвардию, имеющую полуторную долю добычи от прочих воинов.
Асхар всерьез задумался, а я между тем закончил мысль:
— Тем более если все пойдет по моему плану, нам и сражаться не придется…
И вот теперь, послушавшийся меня вожак организовал свое войско по моему настоянию. Как я предполагал, горцев удалось разделить на две части — лояльных новым изменениям, то есть большинство командирского состава и гвардейцев, и тех, кто принял изменения в штыки. Но в первой группе оказались самые уважаемые и авторитетные, и оставшиеся были вынуждены подчиниться.