– Так в столице-то товарищей посолиднее найти можно, и банки, если нужда будет…
– В банке копейку взял, да рубль отдать придется. И все равно по гроб жизни им должен будешь… денег у меня и так хватает. Мне нужны именно товарищи, которые и в делах помогут. Даже, пожалуй, это самое важное: в Царицыне-то все знали, что не прибылей ради я все строю, и помогали во всем – в том числе и доход лишний получить, чтобы на стройку средства были. Вы не поверите, но в губернии я так ни разу и не был, все дела царицынские власти мне устраивали…
Время за разговорами шло быстро, и за окном начало смеркаться. Хозяин дома щелкнул какой-то кнопкой, расположенной на стене у двери, и кабинет залил яркий свет. Но Илларион Иванович этого даже не заметил: он смотрел в окно, где над каналом медленно разгорались удивительные оранжевые огни…
На секунду Иллариону Ивановичу показалось, что он понял смысл действий этого необычного юноши: не иначе, как делал он все, чтобы вечерами вот так, в одиночку, наслаждаться прекрасным видом из окна – но тут же понял всю вздорность этой мысли. Однако другая мысль – о том, что нельзя подобное не устроить в столице – сомнения в нем не вызвала.
– Красиво… – совершенно искренне высказал он свое мнение тому, кто все это устроил. – Ну а теперь я предлагаю поговорить о том, что могло бы сделать для вас выгодным устроение такого же в столице. Думаю, в моем лице вы уже нашли того, кто в этом готов стать вашим товарищем, не за деньги, а дела ради.
Илларион Иванович не стал бы не просто другом, но и доверенным человеком предыдущего императора, не разбирайся он равно хорошо и в делах, и в людях. И он сразу понял, что грядущий "товарищ" уже просчитал его личные выгоды: настоящее снятие опалы, отношения с Императором… А еще понял, что собеседник счел это правильным, но не счел нужным выискивать себе лишние привилегии:
– Во-первых, все это все же окупается, но косвенно, через торговлю, которую я веду в магазинах на остановках и выстроенных там, куда трамваем добраться очень просто. Однако дело это весьма хлопотное, а прибыли – копейки, даже внимания особо не заслуживающие. Так что вряд ли мне это вообще будет интересно, вы уж не обессудьте. Хотя погодите…
Когда за окном уже совсем стемнело, Илларион Иванович попросил хозяина приглушить свет в кабинете и снова с большим удовольствием осмотрел пейзаж, озаренный каким-то "неземным". но довольно приятным светом. И подумал, что в сущности этому молодому человеку не так уж много и потребно, а если помочь ему выйдет, то открываются такие перспективы…
Липа – дерево очень хорошее, в смысле для использования в аллеях. Можно без особых проблем посадить вполне уже взрослое дерево, и оно не загнется. Конечно, было бы неплохо для таких работ использовать экскаваторы, краны подъемные – но и простые мужики вполне годятся, если их много. А их было очень много.
Мне еще в начале апреля случайно получилось выкупить старое, совершенно заброшенное поместье неподалеку от Рязани. Поместье небольшое, всего-то с полсотни десятин – но все эти десятины успели зарасти липами. Когда-то хозяева высадили там липовую аллею, а других деревьев по окрестностям не было – крестьяне все распахали, вот липа свободное место и захватила. Но выросла недостаточно еще большой, чтобы народ ее рубить начал – и теперь уже и не вырастет: почти все деревья были аккуратно выкопаны и отправлены на аллеи и в парки моих "городков". Когда есть свои баржи, то по Оке и Волге можно деревьев перевезти сколько хочешь, к тому же теперь это было можно сделать быстро: Стасов первым делом изготовил котел высокого давления для барж – и парочку успел поставить на новенькую "углевозку". Лоханка на сто тонн с двумя машинами по восемьдесят (как выяснилось) сил оказывается бегает вниз по реке быстрее двадцати километров в час, так что начинающие распускаться деревья даже завянуть особо не успели. Учитывая же, что после перехода "Завода имени П. Барро" в цепкие ручки Порфирия Филипповича таких котлов делалось по пять в неделю, барж для перевозки лип тоже хватило. И не только лип: по реке неспешно (но все равно быстрее чем даже пассажирские пароходы) плыли целые леса – я решил будущие поля огородить этими самыми лесополосами, которые вроде как помогли суховеи победить. Специалисты говорили, что большинство деревьев можно пересаживать вплоть до конца июня, если потом будет чем их отливать – но у меня-то уже с водой проблем не предвиделось, так что плыли вязы, клены, сосны, дубы. Небольшие, до трех метров в вышину, но много: если простому русскому крестьянину платить по полтине за дубок или тридцать копеек за клен и вяз, то выясняется, что его невеликие угодья этими деревцами буквально усеяны. А где деревца не успели вырасти, заросли кустов по пятаку за штуку землю этого крестьянина заняли чуть ли не в три слоя…
Теперь эти деревья и кусты обживали новые территории, чему активно способствовали образовавшиеся внутри периметра колхозники. У меня было для них выстроено два десятка деревень (именно деревень, церкви я ставить не стал), и население их было, наверное, самым необычным. "В колхоз" я брал исключительно парней и девиц (или мужиков и присущих им баб) возрастом от четырнадцати до восемнадцати лет. Разве что старостами назначались отставные (и обязательно семейные) унтера – но основной состав колхозов был молодежным. Собирал "колхозников" больше по дальним губерниям, и старался брать не более двух-трех человек из одной деревни: столько выходило найти быстро и без особых хлопот, а мне время было все же очень важно. А молодых – потому что в таком возрасте и учиться проще, и стереотипы не довлеют, к тому же еще не выветрился "внутренний протест" против нравоучений старшего поколения – и новые идеи очень успешно "овладевают массами". Простые идеи – однако для меня полезные.
Посевная закончилась, и закончилась "выдающейся победой": все намеченные полста тысяч десятин были распаханы и засеяны пшеницей. Обычной белояркой, так как все запасы семян "из будущего" при последнем переносе "испеклись". Единственное, что было сделано "для повышения урожая", так это предпосевная "обработка" зерна: его просеяли через калиброванные грохоты и в поля отправили только самые крупные зерна. Нет, не единственное – еще и "лесозащитные полосы".
Правда, пока полосы в основном предназначались для того, чтобы защищать как раз те немногочисленные деревья и кусты, которые успели посадить – от засухи защищать. Для чего посредине каждой такой "полосы" и клался водопровод с колонками через каждые полкилометра…
Самым заметным для любого "гостя" моего поместья был первый поселок, начинающийся всего в восьми километрах от берега Волги – заметным просто потому, что "трамвайный" маршрут шел через самый его центр. Назывался поселок просто – "Кирпичный завод", и в нем одноименный завод и был выстроен. Столь странное расположение завода объяснялось просто: когда Волга разольется, его не затопит, а везти уголь на него пять верст или семь – это уже неважно. Собственно, и мои "рабочие городки" строились из сделанного здесь кирпича – но в нескольких туннельных печах делали не только популярный стройматериал. Две больших печи (на самом деле четыре сдвоенных) предназначались исключительно для выделки полуметрового диаметра керамических труб, которые сначала просто обжигались, а затем – в следующей секции печи – покрывались глазурью изнутри и снаружи.
Я говорил Елене Андреевне, что трубы гораздо дешевле покупать – но тут, как оказалось, я наврал. Цена керамической трубы складывалась из копеек на зарплату землекопам на глиняном карьере и многих рублей на закупку топлива для обжига – а ведь глазурованная труба обжигалась дважды, поскольку глазурный состав наносился в мокром виде на уже обожженную и охлажденную трубу. А если глазурь – сухую – как-то прилеплять к трубе, не успевшей остынуть и все еще сияющей ярко-оранжевым светом, то количество рублей на уголек уменьшается почти вдвое.
Мне способ такого "прилепления" придумали два молодых человека: инженер по фамилии Федосеев и химик Христофор Верт – потомственный, кстати, владимирский дворянин. В детали процесса я не вникал, там было что-то вроде "быстрого посыпания" вращающейся трубы глазурной пылью через хитрую насадку, но мне было достаточно того, что трубы получались непротекающими. И получалось их много – из каждого "холодильника" готовые к укладке в канаву они вынимались раз в полчаса, причем сразу по дюжине. Обе печки-"вертушки" давали мне этих пятиметровых труб по четверть километра в час, так что чем деревья поливать – было. И не только деревья.
Почва-то в степи плодородная, но, как говорили биологи-полеводы, на фунт зерна пшеница требует испарения пятисот фунтов воды. На центнер – пятьдесят тонн. И нынешние шесть центнеров зерна с гектара обуславливались тем, что гектар этот запасал воды для растений триста тонн всего. То есть травка успевала взять из земли влаги слой в три сантиметра примерно. Вообще-то для степи это и немало – но для поля явно скудновато. А вот если на гектар водички плеснуть – причем за полтора месяца – слой сантиметров в десять, то сразу получится… что нужно на этот гектар вылить тысячу тонн воды. А на пятьдесят тысяч гектаров моих уже засеянных полей даже несколько больше…
Но три (уже) турбины качали по трубам в поместье по кубометру воды в секунду – так что задачка казалась вполне выполнимой. Проблемой было равномерное распределение этой воды по полям… Ну уж как получится: я сделал все, что мог, а остальным пусть уже колхозное крестьянство занимается. Пусть роют пруды-накопители, а насосы и шланги для полива у них уже есть. И еще – могучая техника, чтобы все нужное делать.
Ведь пятьдесят тысяч гектаров на лошадках или волах не вспахать. Конечно, клайдесдейлы любого вола за пазуху засунут: местное казачество целину степную "поднимали" шестерками волов, потому что меньшее их число плуг сдвинуть не могло, а заморская слонолошадь в одиночку целину без особого напряга пахала. Но таких лошадок во-первых было мало, а во-вторых лошадь могла за день хорошо если полгектара вспахать. Все равно пахали – дело-то делать надо, а уже пять сотен лошадок (с годовичками от закупленных уже дома битюгов и прочих крупных кобыл) худо-бедно, но за десять дней больше двух тысяч гектаров степи в поля превратить успели. Но не пятьдесят же!
"Моторный завод" под руководством Забелина и Ключникова изготовил для работы в поле трактора – сразу пятьсот штук. Трактора были простые как лапоть, и от известных мне в "прошлом будущем" германских тракторов Ланца отличались лишь тем, что насос топливо впрыскивал все же в конце цикла сжатия и калильная головка нагревалась не паяльной лампой, а проходящей через нее бронзовой "свечой". Ну и в начале работы трактористу нужно было залить ложку лигроина в "лампу", трубой которой эта полая "свеча" и служила, зажечь "лампу", а когда она прогорит (примерно за минуту) – всем весом наступить на "мотоциклетный" стартер, проворачивающий маховик. Герберт Акройд-Стюарт изобрел очень простой и довольно неплохой двигатель, но до идеи "самокальной свечи" он не додумался – так что его мотор русскому крестьянину был пока "не по зубам", а с трактором Забелина-Ключникова мальчишки справлялись.
КПД калоризационного мотора вызывал жалость: ниже, чем у паровоза. Но "жрал" он смесь мазута с лигроином, которая доставалась вообще по гривеннику за пуд, а ведерного объема рабочий цилиндр позволял развивать мотору мощность под тридцать "лошадок" и за сутки вспахать гектаров по десять-двенадцать трехкорпусным плугом. Американским – в Ростове плуги делались неплохие, но для целины за океаном делались куда как лучшие железяки.
Бороны и сеялки тоже использовались заокеанские – но тут уже просто потому, что там они оказались дешевле чем в Европе, причем заметно дешевле: в Америке их просто больше делалось и конкуренция опустила цены до минимально возможных. Правда привыкший уже к моим способам подсчета цен Водянинов и отметил, что "самому делать – втрое дешевле встанет", но чтобы делать самому, нужно выстроить завод – а это займет слишком много времени.
Времени же не было – совсем не было. Причем его не было у всех, кто жил в нашем доме.
Летом тысяча девятисотого года расписание жизни было очень простым. Вставали мы все (кроме Насти, Тани и Оленьки) в шесть, и время определял не будильник, а Катерина Александровна. Пока Камилла ее кормила (никаких баб-кормилиц, мало ли у них заразы какие не найдены!) я быстренько приводил себя в порядок, а затем – уже умытый и одетый – развлекал Катеньку пока умывалась-одевалась уже жена. В полседьмого – общий завтрак, общий и для мелких девочек тоже. В семь приходили выбранные Дарьей девочки-горничные и приступали к наведению порядка там, где он нарушился (в основном, конечно, в спальнях), в половине восьмого Камилла отправлялась гулять с дочкой (в небольшой парк позади дома – если от "канала" смотреть) и четырьмя девочками из "школы номер один" во главе с Даницей Никодиевич. А я садился на подошедший трамвай и отправлялся на работу…
В трамвае меня всегда ждала Дина, и целых сорок пять минут я, сидя в удобном кресле, работал исключительно языком – все равно кроме нас и ваноговожатого в трамвае никого не было. Потому что и трамвай был не "рейсовый", а персональный – но трамвай. Это чтобы "типа ездить как все"…
Тем временем порядок в доме заканчивал наводиться, Евдокия отправлялась на работу в "Пищекомбинат номер один", который готовил завтраки, обеды и ужины для школьников и рабочих, Дарья оправлялась на свою "Швейную фабрику номер один", где творилась одежда для вышеперечисленных и еще много для кого, и в дом приходили совсем другие люди: начиналась "школа" для Машки, Степана, Васьки, Коли и мелких девиц. Учителя для них были выбраны из жен городских инженеров – и до полудня жизнь детей была предрешена.
К полудню Дарья, раздав живительные пинки всем нуждающимся, возвращалась домой и приступала к готовке обеда, а старшие дети разбегались уже на свои заводы. Машка – на "Электроламповый номер один", Степа – на "Электроламповый" же, но "номер два", Васька шла озарять собой (и электрической дугой) "Завод транспортного машиностроения" без номера, и только Коля (в сопровождении мичмана Егорова – отставного уже, старика) садился на обычный рейсовый трамвай и отправлялся учиться дальше – в организованную дедами "школу капитанов". В "ближний" к Волге городок, названный, чтобы не путаться, "первым": "деды" предпочли все же поселиться к реке поближе… да и не простаивать же дому-"дублеру"! Собственно, в этом же доме школа и размещалась…
Я же, приехав в первый городок, шел сначала на Моторный завод, где и трудился до обеда "почти простым слесарем": рабочих туда, конечно же, набрали самых опытных из тех кого вообще удалось найти, но многого они просто не знали, а кроме меня научить их было некому. После завода (и после обеда) меня ждала "контора": бумаги – это безусловно зло, но без них почему-то ничего не делается…
Хотя собственно бумаги злом не являются – они – лишь способ как-то упорядочить творящийся без них бардак. Управлять городом, даже небольшим – головная боль та еще. А уж управлять городом, в котором три четверти населения только что из глухой деревни прибыли…
Хотя одна четверть все же с жизнью в городе как-то знакомы. По крайней мере на улице не гадит – и то хорошо. А поначалу стройки как-то быстро напоминали обонянию, что это все же именно город – впрочем, с этим-то бороться оказалось проще всего. Но ведь город вовсе не просто скопище домов, в которых люди пользуются унитазами…
То, что город (в двух местах, но по сути – и по управлению – все же один "населенный пункт городского типа") усиленно строился, создавало – сколь ни странно – самый минимум проблем: техники, за строительство отвечающие, опыт управления строителями какой-то имели. Ну да, пришлось им опыт этот "промасштабировать", и не всегда сразу все проблемы они решали – но решали их как раз они, причем большей частью самостоятельно. А на мою долю оставались мелочи: добиться того, чтобы в этом городе всегда и в нужных местах оказывался в достаточном количестве провиант, чтобы по дорогам можно было перемещаться, чтобы… в общей сложности я насчитал около полусотни требующих постоянного внимания задач. Понятно, что самому их не решить – но даже добиться того, чтобы люди, которым их решение поручается, все же занимались именно их решением, было не очень просто. Во-первых, у них постоянно не оказывалось чего-то для решения необходимого, причем внезапно оказывалось. А во-вторых, почему-то "никто не знал" где нужное взять.