С этими словами я демонстративно вернулась к своему занятию, принявшись снова греть воду, делать молочную смесь, а еще вид, что мне совершенно не интересно ушел Янтарь или остался.
Почему он выдохнул тяжело. протяжно и обреченно я поняла не сразу. приняв все на свой счет.
Лишь когда он вышел на улицу, забрав сразу все инструменты, а потом принес те самые доски, которые лежали под слоем льда и снега, по его недовольному и растерянному бормотанию за стеной я поняла, что теперь проблема была не только во мне.
Добрых минут двадцать Янтарь копошился за стеной, словно никак не мог решить, каким же боком стоит прикладывать доски, иногда постукивая молотком, но явно не по гвоздям, без которых данная конструкция едва ли держалась бы на месте и чем-то помогала бы в принципе!
За это время я успела покормить Молчуна, снова уложить его в гнездышко, чтобы собрать в кулак всю свою злость и трезвую логику, откидывая от себя иные чувства, и выглянуть на улицу через окно, где трудился в поте лица Янтарь.
— Две доски! Я просила тебя просто прибить две доски!
Мускулистое тело напряглось, и обернулась, отчего каштановая шевелюра засияла красными искорками в лучах яркого солнца, которое теперь светило в этих невероятных солнечных глазах, смотрящих на меня виновато и умоляюще….а еще синяя смачным синим фингалом под глазом!
— …а это еще что?
Мужчина поморщился, и фыркнул, дернув своим огромным плечом:
— Ну, кто же знал, что у молотка может быть отдача?
Боги! Я закрыла глаза, чтобы не расхохотаться, а еще, чтобы не прибить этим самым молотком самого криворукого из Беров!
— Давай, просто зависим дыру одеялом и все, — послышался его низкий грохочущий голос, который умел звучать так мило и просительно, что можно было бы растаять сразу же.
Можно было бы.
Но явно не нужно.
Поэтому я распахнула глаза. недовольно покосившись на Бера, отчего пришлось запрокинуть голову, щурясь то ли от солнца, то ли от яркости его глаз:
— Вот уж нет! Ты эту дыру сделал! Ты и заделывай! А про одеяло забудь.
Янтарь поморщился, недовольно покосившись на молоток в своей огромной ручище, словно он был живым существом, которому он мысленно угрожал страшной расправой.
— Ну. клубничка…
— Сам ты клубничка! — рявкнула я, собирая в себе все негодование для пущей убедительности и собираясь уже нырнуть обратно в дом, когда почувствовала его слишком близко, прямо над собой. оттого что мужчина сделал пару порывистых шагов ко мне, пока я едва не ткнулась носом в его широченную накаченную грудь. вдруг сообразив, что он может меня поцеловать, пока я торчу из окна, практически зарычав:
— Даже не смей!
Не то, чтобы я надеялась, что этот огромный странный мужчина испугается моего рыка, и метнется срочно кабанчиком в кусты, но уж чего я точно не ожидала, так это его широкой восторженной улыбки и басистого раскатистого:
— Обалдееееееееть!
Боги!
За какие грехи вы послали на мою и без того больную голову это ясноглазое недоразумие?!
Словно мне своих проблем не хватало! Умерла бы себе спокойно и нервы не мотала!
Я отскочила от него ближе назад, готовясь даже кусаться, если понадобиться, когда Бер протянул свою огромную руку вперед, радостно пробасив:
— Смотри!
И я смотрела.
На его идеальную золотистую кожу, под которой перекатывались упругие выпуклые мышцы и выступали тугие вены. стараясь не любоваться, а просто пытаясь найти, что там в этой руке было такого особенного, сухо кивнув:
— НУ? И что там?
— Мурашкииии!
Глава 4
Не знаю почему, но мне нравился это домик.
Вернее его и домиком-то уже тяжело было назвать.
Скажем так — нравилось даже то, что от него осталось после нападения Кадьяков….и двух часов насилования в попытках Янтаря отремонтировать хоть что-то!
Нравилось, даже не смотря на то, что у нас было всего одно целое окно, и часть пола едва держалась и не проваливалась под пол, а под крышей завывал январский колючий ветер, мне было здесь уютно.
Сложно сказать, почему…
Может потому. что это было мое первое почти нормальное пристанище за последние месяцы и иметь крышу над головой, а не сложенные хвойные ветки — дорогого стоило!
А еще потому, что эта комнатка, в которой сохранилось почти всё нетронутым, была милой и уютной.
Было в ней что-то такое теплое, настоящее — в том, как стояли на полочках глиняные игрушки, сделанные вручную. как аккуратными стопочками лежали полотенца и даже одежда. В том. что на деревянных стенах висели аккуратные рисунки, изображавшие лес с такой неподдельной любовью, когда можно было на них рассмотреть даже капельки росы на зеленой траве.
Именно здесь теперь была моя жизнь.
Мой маленький мир.
Мой сломанный рай, где было тепло в душе от треска огня, от аромата колючего мороза за стенами и запаха смолы.
Где спал мой маленький ангел, сложив губки бантиком и сладко улыбаясь во сне.
Где меня ждала моя смерть, до которой оставалось всего пара часов, но которую я больше не боялась, смирившись с неизбежным и даже попрощавшись с Молчуном.
Через пару часов должна будет придти Тайга, чтобы забрать кроху в его новую семью.
И было идеально…почти все.
Если не считать этого прилипчивого огромного Берсерка, который возомнил себя спасителем и прилип к нам, как репейник на зад!
Его не смущали мои шиканья и рык, мои намеки, что ему пора бы унести свои прокаченные ноги куда-нибудь на север, или восток — к черту на куличики, и найти себе кого-нибудь еще для роли безропотного и беззащитного, потому что я не была такой ни одной капли, и моя чугунная сковородка была тому подтверждением!
Только, кажется, Янтарь и правда был больной во всю свою гривастую головушку. не понимая ни намеков, ни прямого текста.
Пол часа назад с неимоверным усилием и почти скандалом я отправила его в другую часть леса, где было застывшее озеро за рыбой в надежде на то, что он провозится там как раз до рассвета и когда вернется, то будет уже все закончено.
Возможно он даже тела моего не найдет и не увидит.
Но сейчас я едва не взвыла, сжав руки в кулаки до боли от заостренных ноготков, потому что этот громогласный зверюга пытался пробраться в дом.
СНОВА!
Второй фингал под ярким глазом, отбитый сковородкой копчик и поцарапанное плечо, его ничем не научили! И снова эта двухметровая мускулистая тушка, пыталась не провалиться под пол еще на веранде, пробираясь поближе к двери.
Вот ведь наказание божье!
Кивнув быстрый взгляд на малыша и убедившись. что он по-прежнему сладко спит и ничего не слышит, я ринулась из занавешенной, словно юрта, комнатки, прямо в большую комнату, которая, по всей видимости, когда-то выполняла роль зала, столовой и отчасти даже кухни, потому, что здесь были и обеденный стол, и даже сохранившийся шкафчик с посудой.
Меня не останавливало то, что я была облачена с одно лишь короткое подобие полотенца на обнаженное тело, и что в этой части дома не было пол стены — стараниями этого громилы! — отчего было весьма прохладненько.
Меня мало удивляло, когда мой мишка-папа мог ходить в одном свитере на жгучем морозе, когда все остальные в поселке кутались в дубленки и тонну одежд, чтобы не околеть.
Конечно же, они не знали, что в папе была кровь зверя, которая его грела, но этот Бер….он ввергал меня в шок, разгуливая нагишом жуткими ночами, когда от мороза трещали кончики деревьев, при завывающем ветре, от которого любой нормальный человек уже давно бы обморозился и окоченел под ближайшей елкой. Ладно…он был не человек.
Огромный, мускулистый, с золотистой кожей, копной непослушных волос и глазами, в которых можно было утонуть, словно в потоке солнечного света…я бы сказала, что солнышко прячется в этих необычных глазах на ночь. и поэтому его глаза казались такими невыносимо яркими… а еще теплыми и согревающими, что и теперь было совершенно невозможно противиться себе самой, и строить из себя рыжеволосую воительницу, которая в гробу видела все попытки помочь и защитить от этого мира.
Мы словно вернулись к тому, с чего начинали наше бурное знакомство.
Только в этот раз я была настроена решительно и не собиралась отступать!
Он уберется отсюда! И точка!
Вот и сейчас я заняла свою излюбленную позу, расставив босые ноги и упираясь руками в бока, как бы смешно это не выглядело в данной ситуации, когда мне приходилось запрокидывать голову. чтобы заглядывать в это необычное, красивое и такое доброе лицо мужчины, который всегда отчего-то улыбался, и явно забавлялся моим подчеркнуто воинствующим видочком.
Слон и Моська в натуральную величину!
И снова он с явным интересом рассматривал меня, даже не пытаясь этого скрывать и забавно выгибая свои резко-очерченные и изогнутые брови, одна из которых была поделена пополам небольшим шрамом.
Что? — рявкнула я, как только можно приглушеннее, стараясь смотреть исключительно на его лицо и не миллиметром ниже…где было просто чертовски идеальное большое тело, с выпуклыми мышцами, куда так и хотелось ткнуть ногтем и почувствовать отдачу упругой мощной плоти.
— Рыба! Как ты и заказывала! — пробасил Бер так же приглушенно и от этого еще более низко, чем обычно. отчего его голос буквально завибрировал, странным образом отдаваясь в моем теле мелкой дрожью.
Вот ведь какой странный голос! Словно в нем рокочет раскатистый гром, который при этом ты не боишься, а ждешь, когда его сила и мощь коснется твоей кожи, оставляя не разряды и ожоги, а глубокое и необъятное тепло.
Я быстро покосилась на его руку, в которой болтались пара больших рыбин, стараясь при этом самым случайным образом не задеть взглядом его тела.
Вернее бедер….куда так и хотелось глянуть хоть мельком, чтобы иметь представление о том, что Беры во всех местах могучи и… кхэм….велики.
А еще то, что я так и не смогу заполучить себе.
Язык так и чесался сказать ему «большое спасибо», вот только я его прикусила на секунду, чтобы вернуть ход мыслей в правильное направление, сведя недовольно брови и шикнув:
— Разве я не говорила тебе не заходить в этот дом больше?
Он даже бровью не повел, закинув на покосившийся стол то, что поймал, и выпрямляясь надо мной, словно волосатая гора, которая смотрела чуть склоняя голову вниз и пытаясь растопить меня своими умилительно-теплыми глазами.
— Разве я не говорил тебе, что это дом моей сестры, и я могу входить сюда, когда посчитаю нужным?
— Так значит, да? — деловито и подчеркнуто предупреждающе изогнула я свою бровь, видя, как Янтарь едва сдержал улыбку, явно копируя меня, и размеренно пробасил:
— Да, значит так.
— Кажется, ты забыл, что у меня есть моя подружка, которая готов подарить тебе еще с десяток синяков и шишек, — ядовито выдавила я, дернувшись к тумбочке, где и лежало орудие массового поражения с увесистой ручкой и плоским наконечником, а проще говоря — большая чугунная сковородка, которую я и сейчас едва удерживала на весу двумя руками, с большим трудом не улетала вслед за ней после каждого замаха.
Практика в технике боя последних дней не помогали мне совершенно!
Я дернулась за сковородкой в красивом фееричном па, словно была, по меньшей мере, наемным убийцей, которая глушила всех направо и налево своей чудо-сковородой, поздно сообразив, что нахожусь в не слишком-то удачном для драки одеянии, и понимая, что мое полотенце просто сползает по мне, устремляясь с — БЛИИИИИН-…..
— …оооооох, — выдохнул за моей спиной глубоко и раскатисто Янтарь, кашлянув, словно поперхнулся и явно самым бессовестным образом рассматривая мой голый зад, пока я судорожно натягивала на себя полотенце снова, пылая от стыда и унижения так, что должна была просто стать одного цвета с моими волосами, особенно слыша его хрипловатый голос, который проурчал, — Блинчиков не заметил, а вот булочкииииииии…..
— ОТВЕРНИСЬ!
— Зачем?
Еле как замотав на себе полотенце снова, и прячась за своей напускной яростью и возмущением, я снова развернулась к нему, готовая высказать все, что я думаю о нем, его поведении и этой навязчивой заботе, если бы мой взгляд не зацепился за то, что я хотела увидеть.
И вот я видела!
Оторопев на несколько долгих секунд, просто выпадая из жизни, я глазела на великую и могучую эрекцию огромного Бера, которая… эм… ВЫПИРАЛА и вытягивалась прямо на глазах, словно была отдельным живым организмом, который вдруг решил проявить себя и явно тянулся, чтобы поздороваться!
В этот раз протяжный и ошарашенный «оооооох» исходил явно от меня, когда я отшатнулась назад, отчего-то заметавшись, и зашипев на невозмутимого мужчину, который даже не попытался отвернуться и привести себя в порядок. Как-нибудь.
Понимая, что он просто продолжает стоять, разъедая меня своими глазами, цвет которых теперь не просто грел, а начинал кусаться и обжигать, я зашипела:
— Убери эту штуковину!
— Штуковину? — изогнулась его резкая бровь. и глаза смешливо сверкнули.
— Да!.. его!..вот это!.. черт!.. — кажется, снег уже должен был начать плавиться и испаряться, пока я злилась и заикалась, пытаясь донести до мужчины то, что он и без меня прекрасно понимал, явно находя забавным мое состояние полного душевного и физического раздрая, — Ну как ты там его называешь?
— Называю? — хохотнул Бер, отчего его вторая бровь изогнулась, и глаза буквально переливались смехом.
— Дружок? Малыш? Великан? Оно?
От хохота Янтаря даже вьюга притихла, когда он веселился от души, едва ли не вытирая слезы от смеха:
— О, боги, ты это сейчас серьезно?
Я надулась, сощурив глаза и скрестив руки на груди на тот случай, если полотенце захочет сползти снова и показать во всей красе теперь и меня спереди:
— Разве мужчины не так не делают?
— Понятия не имею, что делают человеческие мужчины, но, кажется, они не слишком уверены в себе, если говорят подобное!
Ей-богу хотелось фыркнуть и закатить глаза от этой невероятной наглости и самоуверенности…если бы я не покосилась снова на его «великого друга», который на самом деле не нуждался в особом представлении, говоря сам за себя, и вздрогнув, когда Бер поймал мой взгляд, широко улыбнувшись и чуть сощурившись, отчего я слишком явно почувствовала себя добычей большого хищника.
Горячего хищника.
Возбужденного хищника.
— …Я тебе серьезно говорю и в самый последний раз — убери его!
Бер усмехнулся, пристально глядя на меня и проговорив так мурлыкающе мягко и опьяняюще:
— Куда я его уберу, клубничка? Это же не съемная часть моего тела. К тому же, эта часть реагирует на тебя, так что это не мои проблемы.
— Убери ее сам, или это сделаю я! — рыкнула я, не сразу сообразив, почему его глаза вдруг полыхнули, словно вспышка на солнце с выбросом обжигающей энергии, когда Янтарь вдруг сделал шаг ко мне, проговорив снова так отчаянно низко и вибрирующее, что я невольно отступила назад:
— Сделай. Я даже не буду сопротивляться.
Я сделала шаг назад снова, чувствуя, как на мне выступил мелкими капельками пот, от тех эмоций, которые взорвались внутри, кружа голову и путая мысли.
Я была смущена, испугана, растеряна, оглушена!
Я никогда не думала, что буду думать о том, что пронеслось в моей голове при виде этих глаз, в которых было пламя и голод.
Глаз, которые кусали и облизывали меня, завораживая и заставляя отступать назад все дальше и дальше, прижимая к груди кулаками края полотенца и путаясь в собственных мыслях, когда пискнула ему: «Больной!», шмыгнув в другую комнату и плотно запахивая за собой края тяжелого материала, который был стенами нашей юрты….и который совершенно не спас бы меня от этого огромного мужчины, как не смог спасти бы и этот дом, чью стену он так и не смог отремонтировать.
Дрожа от сгустка эмоций, который пока была не в состоянии распутать, я, затаив дыхание, ждала.
Ждала, с ужасом понимая, что перед ним я совершенно беззащитна, и вся моя бойкость и эта тяжелая сковородка не значат ровным счетом ни-че-го.
Я знала, что он постоял еще какое-то время в комнате, и быстро вышел, устремившись к своему насиженному месту у большого дуба, где он разбил себе ночлег, накидав на снег хвойных веток и разведя огонь, который постоянно поддерживал после того, как я сказала, что в дом он больше не войдет, всеми правдами и неправдами пытаясь отправить как можно дальше от себя.