— Хорошо, — я соскользнула в воду, — с меня поцелуй.
И соскальзывала я в воду, а оказалась вдруг в объятиях крепких, тесно прижатая к груди мужской, и нет — не был это водяной, вовсе не он был. У водяного и руки мягче, и тело… тоже мягче, а охранябушка весь твердый, как из стали выкованный, да и держит крепко, аж не продохнуть, а еще взгляд у него злой, матерый, опасный.
— Ведьма, — голос хриплым был, — я бы на твоем месте такими обещаниями не разбрасывался.
И даже возразить не дал, поднялся рывком, да и пошел по воде, утонув в ней лишь по колено, а тут глубины было в три роста человеческих, я точно знала, ныряла как-то за книгой оброненной.
И водяному, едва из воды вышли:
— Позже поговорим. Без свидетелей.
Тут уж у меня челюсть отвисла, да только архимаг клюку мою подхватил, магией подхватил, о земь ударил и путь открыл прямо к избушке!
Так что когда дар речи ко мне вернулся, не было уже ни заводи, ни Води, ни даже чащи Заповедной в кустах. Был маг. Маг меня в избу занес, на ноги поставил, полотенце протянул, развернулся и ушел. Да недалеки переходы были — в угол ушел, сел там, на стул уцелевший, учебник взял со стола, и… к чтению видать вернулся.
— Охранябушка, — заматываясь в полотенце, проговорила я, — а что это вот сейчас было-то?
— М? — он оторвался от книги, меня взглядом синим окинул, вновь к чтению вернулся, и ответил голосом злым: — Чаща твоя примчалась, изобразила мне процесс зачатия головастиков, требовала остановить разврат, сообщила в красках и иллюстрациях, что сама три года уж поделать ничего не может, и вся надежда у нее на меня только. И да, у меня, есть вопрос.
— Ккакой? — потрясенно спросила, прижимая полотенце к груди.
Архимаг глянул на меня, усмехнулся и спросил:
— Чешуя не мешает?
— Нннет, — ответила неуверенно.
— Ясно, — маг перевернул страницу, — значит чаща у тебя не только сволочная, но еще и тугоумная. Спать ложись, ведьма.
А такого уже ни одна ведьма не стерпит.
— А ты мне не указывай, охранябушка! — прошипела я.
Маг голову вскинул, на меня посмотрел пристально, и вдруг сипло произнес:
— Простите, госпожа.
Даже негодовать после такого не захотелось. Постояла, глядя на охранябушку, который смотрел так, словно приказаний ждет и вообще раб он мой, развернулась и ушла за печь, вымолвив:
— Называй лучше ведьмой, мне так привычнее.
— Как вам будет угодно, госпожа ведьма, — раздалось вслед.
Аж передернуло! Вот заладил-то!
***
Ложилась спать с влажными волосами, сушить их магией при архимаге с нестабильной печатью я не решилась. Пугала меня и сила его, и то, что контроль над ней охранябушка теряет рядом со мной.
Последний взгляд мой был на месяц.
«В полночь», — приказала я месяцу.
И провалилась в сон.
Снился мне лес. Он всегда мне снился — лесная ведунья спит, да не так, как кажется. Я спала как трава, как деревья, как земля — дремота, не сон, и работа. Лес, он ответственности требует, особенно если это Заповедный лес. И я спала лишь телом, умом бродила по лесу, отслеживая потоки силы, проверяя ручьи, улыбнувшись перебравшейся к нам сегодня семье кротов, заметила, что на одном из холмов земля сходить начала, вслед за ней деревья рухнут, надо бы вмешаться завтра…
И вдруг сон мой стал сном!
И я увидела себя, с костяным кинжалом в дрожащих руках… Я увидела себя, стоящую на коленях над тем, кто ради меня готов был отдать жизнь.
«Нет… — ветер срывает хриплый шепот с губ, ветер срывает горькие слезы».
«Да, — тихий голос Кевина, — нас никто не спасет, Валкирин, никто. Один удар, ты сможешь».
Валкирин — та, что выбирает мертвых. Имя, что дала мне Святослава… лишь спустя годы, я узнала его значение. В ту страшную ночь — уже знала.
«Один удар, Валкирин, быстрее».
«Веся, — поправила я, — меня зовут Весяна. Меня так назвала мама…»
Удар, острый нож в теряющем жизнь теле молодого мага, и слезы падают на его лицо, когда я, склонившись, прикасаюсь губами к его губам.
Его последний поцелуй…
Мой самый первый…
И яркий свет в глаза.
***
— Что с месяцем? — услышала вопрос, едва распахнула мокрые ресницы.
Не сразу поняла, где я, что со мной, и почему на краю моей постели сидит матерый измотанный жизнью мужчина, а потом вспомнила.
Села, слезы вытерла, на месяц глянула, тот, верный друг, луч убрал, свое дело выполнив.
— Спасибо, — прошептала я месяцу.
А вот затем посмотрела на архимага, да посмотрела вопросительно — кровать тут моя была, а его матрас за печкой, ввиду отсутствия теперь у меня прихожей.
— Это… моя кровать, — напомнила несознательному.
— Ты плакала, — прозвучало в ответ.
— Бывает, — улыбнулась заверительно. — Мы, ведьмы, существа эмоциональные. Спать ступай, охранябушка, и не перечь мне.
В последних словах непререкаемая сталь. Архимаг спорить не стал, поднялся, голову склонил, аки раб опять, и ушел к себе спать, да лег, повернувшись спиной ко мне и прикрывшись почти с головой. Видать обиделся, да не моя печаль в том, мне лес спасать надо, мага этого спасать надо, а потом как-то еще с Лесной Силушкой договариваться… еще не знаю как, потом придумаю.
Одеваться долго не стала — плащ простой неприметный на плечи, капюшон накинула на голову, туфельки легкие матерчатые, верная клюка в руке, и шагнула я от избушки сразу к холму в лесу.
Там уже ждал леший, он моего леса хранитель, он со мной одни сны видит.
Постояли, глядя на холм, подумали. Поразмыслить было о чем — коли вмешаюсь я сейчас, то деревья, могучие великаны, коим еще стоять бы лет сто, а то и двести, погибнут. Да только холм источник подземный разрушает, и рвется он на поверхность, а вода здесь дело нужное — молодым деревцам подмога, мелким зверям питье.
Долго с лешим решали, чего делать то будем, как и дубы сохранить, и источнику путь на поверхность дать. И вот казалось бы волшба дело нехитрое, со стороны оно может и так, а на деле сидим с лешим на земле формулы вычерчиваем, давление воды и силу корней высчитываем, да рассчитать надо так, чтобы и волки сыты и овцы целы. Решили. Дело сладили.
К водяному я пришла пошатываясь.
Постояла, на ветру качаясь аки камыши по берегам заводи, от того видать Водя меня не сразу и увидал.
— Случилось чего? — спросил встревожено, выныривая с глубины.
— Ддддерево, укрепппляла, — языком едва ворочать могла.
Ну да отойдет скоро, лес он великая сила — одной веткой отбирает, другой дает, так что под сосной посижу и в норме буду.
Водяной покивал головой понимающе, вновь на глубину нырнул, вернулся с сундуком, всплеском волны отправил его к моим ногам. Сундук был таков, что на нем и спать можно было бы при желании — крышка плоская, в старину такие сундуки делали и служил он частенько и хранилищем и кроватью хозяевам. Да только этот сундук был не простой — не ведаю, сколько лет ему было, но веяло тьмой, холодом могильным несло, да привкусом крови на губах.
— Зачарованный, — подтвердил догадку мою водяной. — Сам пытался открыть — не вышло.
Кивнула, говорить сейчас трудно было, только позвала лешего мысленно, да клюкой о земь ударила.
***
Под сосной возле избушки я сначала полежала, посидеть не вышло. Полежать долго тоже — охранябушка пришел. Постоял, на меня посмотрел, ушел. Думала спать пошел, оказалось нет — прислал ко мне домового с чаем и бутербродами. Надо же, оказывается хлеб еще остался, я думала весь съели.
Когда перекусила, архимаг все же не выдержал, пришел. Постоял. Посмотрел на сундук, на меня, вопросил:
— Ведьма, этот хран зачарованный. Его не открыть. Попытаешься — все что в нем, уничтожится.
— Не учи ученого, — высунулся из дерева кот Ученый.
Охраняб на него едва ли поглядел, на меня смотрел предупреждающе.
— Спать иди, — послала я его. — С сундуком сама разберусь, не маленькая.
Однако маг даже не дернулся, вздохнул, сдерживая негодование, и хотел было что-то еще сказать, да не успел — я руку к сундуку протянула, дерева мореного коснулась… и осыпалось трухой то дерево, остался только каркас стальной, да замок нетронутый. Охраняб потрясенно на меня поглядел, и произнес только:
— М-да.
— Я же ведунья лесная, забыл? — спросила с улыбкой.
Отвечать он не стал, нагнулся, каркас оставшийся от сундука поднял, книги вытряхнул, а опасное хранилище подальше отбросил. Затем на колено опустившись, быстро книги перебрал, каждую в руках подержал, будто искал чего. Да только не искал — охрану он с них снимал. Чародейские книги, они часто зачарованы, и тому, кто откроет мало хорошего несут, да только архимагу такое нипочем. С каждой книги чары снял, после встал и ушел обратно к избе, оставляя меня сидеть в задумчивости.
— Силен, — заметил леший.
— Двух архимагов сам убил, — тихо сказала я.
Леший суставами потрещал в задумчивости, да и ушел в лес — я дерево укрепила, но следить за ним лешему теперь. Долго следить, до тех пор, пока под корнями исполина не пробьется на поверхность родник, но и на том не все еще, проследить надобно, не размоет ли вода почву, верно ли рассчитали мы все.
Я же снова жестоко эксплуатируя месяц, приступила к чтению — чародейский язык я знала плохо, но он был подобен языку магическому, а вот его уже… я тоже знала плохо. Но мы, ведьмы, народ настойчивый, так что я с энтузиазмом взялась за дело.
***
К спящему архимагу подобралась бесшумной кошкою, скользнула пальцами по покрывалу, осторожно оттягивая, да только…
— Ведьма, ты меня домогаться решила? — вопросил неведомо как проснувшийся охранябушка.
— А то, — подтвердила бодро. — Размножение, оно, охранябушка, куда проще обучения.
— Ну-ну, — хмыкнул маг.
Но не мешал, и то хлеб.
Стянув до пояса покрывало, я рубашку задерла по самую печать, хотя по-хорошему снять бы ее, рубашку в смысле, ну и печать тоже.
Посидела, посмотрела, попросила:
— На живот перевернись, будь так добр.
Охранябушка взял да и перевернулся. На спину. Мне же досталось крайне сомнительное удовольствие встретится взглядом с синими, такими синими, что почти фиолетового оттенка глазами, и взглядом недобрым.
— Ведьма, — тихо произнес маг, — уймись. Эту печать не снять.
Унялась бы, да только:
— Мужик, либо я печать сниму, либо ты мне тут пол леса снесешь и не заметишь! О себе не думаешь, о природе подумай!
Маг выслушал молча, но как высказала все, со спокойной насмешкой произнес:
— Есть третий вариант, ведьма. Ты меня убьешь и войдешь в силу.
У меня от слов его руки опустились. Опустилась на край лежанки его, посмотрела с тихой тоской и едва слышно вымолвила:
— А ты еще не понял, охранябушка?
Посмотрел недоверчиво, а в глазах уже промелькнуло, проявилось подозрение.
— Кевин Ланнерон.
И вроде тихо сказал, а для меня слова его громом небесным прогремели. Как приговор.
Усмехнулась невесело, кивнула, да и повторила просьбу:
— На живот перевернись.
Но архимаг даже не пошевелился, лишь смотрел на меня, а что было во взгляде его — леший разберет. Я не вглядывалась, я отвернулась и запрокинув голову, на месяц посмотрела… не до слез мне сейчас, совсем не до слез.
— Быть того не может, ведьма, — что-то не так у мага этого было с голосом, говорит вроде тихо, а пробирает до костей, — что-то тут не так. Я по вашему следу шел, я следы заклинания видел, я… Вас лес поглотил. И раз ты стала лесной ведуньей, значит, ты природная ведьма и…
И он осекся.
Вспомнил, стало быть, слова мои.
Вспомнил и понял:
— Но ты не природная, тебя лес призвать не мог, ты действительно прирожденная… Твою мать!
Резко повернувшись, посмотрела на него с яростью и прошипела:
— А вот мать мою не трогай!
— Остынь, ведьма, это было ругательство, — холодно произнес архимаг.
Я то остыну, тебя, сволочь, сейчас спасу, потом из лесу своего вышвырну, потом остыну!
— На живот! — прошипела, с трудом ярость сдерживая.
Маг молча перевернулся.
Мне же пришлось снова рубашку задирать, но мучить меня архимаг не стал — стянул рубашенку одним рывком через голову, лег, предоставляя мне всего себя, и лишь когда я к коже его притронулась, не к самой печати, а к черным молниям наложенных проклятий, тихо сказал:
— Ты же обманула меня, ведьма.
— Смотря в чем, — не стала оправдываться я.
Усмехнулся, затем произнес:
— Если ты прирожденная, значит, лес призвать не могла. Но лес вас поглотил, головой ручаюсь, а значит, силу свою ты на призыв потратила. Так? И это был вовсе не план Кевина Ланнерона, да, ведьма?
Я провела пальцем по черным отметинам, да и не стала молчать:
— Охранябушка, родненький, умен ты больно. Так умен, что шанс у тебя есть, хороший такой шанс… Стать богаче на парочку проклятий сверху тех, что уже имеются. Не зли меня, маг, просто — не зли!
Злить не стал — лежал молча, дышал осторожно, стараясь не шевелиться даже, а я устроившись удобнее, проводила пальцем по черным молниям проклятий, незримо повторяя рисунок каждого из них. И уже почти закончила, когда неугомонный этот вдруг высказал:
— Лечишь ты хорошо. Слишком хорошо и для ведьмы, и уж тем более для ведуньи лесной. Хорошо лечишь. Лучше целителей.
— Ой, а я посмотрю, ты у нас не только умен, а еще и на комплименты горазд. Ох, охранябушка, ой смутил меня старую, — протянула язвительно.
— Молодую, — возразил маг. — Очень молодую. Слишком молодую, для того, чтобы настолько овладеть целительским ремеслом. И это притом, что у тебя даже дара нет целительского.
Я замерла.
Хотя и не стоило, на таком моменте останавливаться — больнее ему будет потом. Вот только, даже не догадываясь, сам архимаг сейчас причинял боль мне, вскрывая старую рану каждым из слов.
— Замолчи! — не попросила, скорее потребовала.
Замолчал… жаль, что не надолго.
— Его вылечить не смогла, да, ведьма? — тихо спросил маг.
Вскочила как, сама не ведаю, развернулась, сбежала вниз по ступеням лестницы, дороги не разбирая, ушла в лес, без клюки родимой даже. Шла, куда не ведая, потом сил не осталось — рухнула на колени, рукавом закрывая крик и всем телом сотрясаясь от рыданий.
Не смогла…
Все сделала, что умела, что не умела сделала тоже… два месяца его мучила, к смерти не отпускала, а спасти… не смогла.
И захлебываясь слезами, не услышала тихой поступи, лишь замерла, когда укутал одеялом, когда обнял, прижимая к себе, когда произнес сокрушенно:
— Прости меня, Веся, прости. Нужно было заткнуться.
Нужно было.
Но говорить я этого не стала, лишь спросила:
— Как ты меня нашел?
Маг молча положил передо мной клюку.
Помолчал и добавил:
— Прости.
Вытерев слезы, тихо ответила:
— Дело прошлое.
Я поднялась, маг поддержал, и убрал руки прежде, чем я успела попросить об этом.
***
В остатки избушки вернулись молча. Я сходила к бочке, умылась ледяной водой, постояла, глядя на лес… Лес меня и защитил, и вылечил. Лес мудрее нас. Он бережет, он хоронит, он скрывает… Хорошо мне в этом лесу было. Так если подумать — я даже счастливая живу в нем. Мне здесь и хорошо, и спокойно, и это дом мой теперь, да только страх появился, что выгнать могут. Но смогут ли? За первый свой дом я сражаться не могла, мала была еще, из второго «дома» сбежала, а третий дом для меня вот он. Мой лес. Мои леший, кот, ворон и чаща, пусть и зловредная.
Когда в дом вернулась, маг за столом сидел, опять с книгой.
— Спать ложись, охранябушка, через пару часов рассвет, — сказала я, в постель укладываясь.
Взгляд архимага не увидела, скорее почувствовала, да в ответ смотреть не стала… не сегодня.
— Веся, я могу спросить?
— Ведьма, — поправила я, — называй меня так, мне привычнее, тебе проще.
— Мне не проще, Веся.
Ну, твое дело значит. Я отвечать не стала, укрылась почти с головой. Но охранябушка мне попался упорный и настойчивый.
— Прирожденная ведьма ведь слабее природной, я правильно понял?
Да что ж ты все не уймешься никак?!
— Правильно, — тихо ответила.
И зажмурилась, надеясь перейти в то состояние дремоты, в котором видишь лес, и не видишь воспоминаний и снов. Да разбередил маг все, все что болело на сердце, но уже казалось бы похоронено было под прошлогодней листвой, но нет — тлел еще тот костер, на котором сожгли мою мать.