— А теперь, — ответила эта необыкновенная женщина, — самое ценное. Теперь ты садись ко мне на спину, моя самая тяжелая ноша!
В старину говорили:
Куда пришла женщина, туда последуют и неприятности.
Поле ромашек
В один солнечный денек — то был не простой денек, а праздник, самый любимый в Ирландии весенний праздник — Благовещенье, — вдоль живой изгороди по солнечной тропинке прохаживался молодой паренек. Звали его Том Фитцпатрик. Гуляя по полю, он вдруг услышал негромкое тук-тук, тук-тук где-то у самой земли за изгородью.
«Неужели каменка щелкает? — подумал Том. — Для нее будто бы рановато!»
И Тому захотелось взглянуть на раннюю пташку, чтобы своими глазами убедиться, правильно он угадал или нет. Вот он подкрался на цыпочках к изгороди, раздвинул кусты и… И увидел, но только не пташку, а огромнейший, прямо с ведро, бурый глиняный кувшин.
Однако самое удивительное было другое: рядом с кувшином сидел маленький-премаленький, совсем крошечный старичок. На нем был замусоленный, затасканный кожаный фартук, на голове красовалась маленькая треуголка.
У Тома на глазах старичок вытащил из-под себя деревянную скамеечку, встал на нее и маленьким кувшинчиком зачерпнул в большом кувшине, потом поставил полный кувшинчик рядом со скамеечкой, а сам сел на землю возле большого кувшина и начал прибивать каблук к башмаку из грубой коричневой кожи — тук-тук, тук-тук.
Это и было то самое «тук-тук», что услышал Том.
«Силы небесные! — воскликнул про себя Том. — Лепрекон! Ей-ей, лепрекон! Слыхать-то я про них слыхал, но вот не думал, что они на самом деле встречаются!»
Вы уж, наверное, догадались, что Том имел в виду веселого эльфа-сапожника, которого в Ирландии называют лепреконом. Но самое интересное, что лепреконы умеют шить башмак лишь на одну ногу — или на правую, или на левую, — так; во всяком случае, о них говорят.
«Мне удача! — подумал Том. — Только теперь нельзя с него глаз спускать, а не то он исчезнет, словно его и не бывало».
И Том подкрался к лепрекону поближе тихо-тихо, словно кошка к мышке, а сам глаз с него не спускал.
— Бог в помощь, соседушка, — сказал он, а сам уж руку протянул к маленькому сапожнику.
— Спасибо на добром слове, — ответил лепрекон, поглядев на Тома.
— Вот только дивлюсь я, чего это вы в праздник работаете! — говорит Том.
— Это уж мое дело, — отвечает старикашка.
— А не будете вы так любезны сказать, что у вас в этом большущем кувшине?
— Отчего ж не сказать, — говорит старичок с ноготок. — В нем прекраснейшее пиво.
— Пиво? — удивился Том. — Гром и молния! Где это вы его раздобыли?
— Где я раздобыл его? Сам сделал! А из чего, угадай!
— Ну, кто его знает из чего, — говорит Том. — Из хмеля да из солода, из чего же еще.
— А вот и промахнулся! — говорит старичок с ноготок. — Из вереска!
— Из вереска? — удивился Том еще больше, да так и прыснул со смеху. — Ты, видно, за дурака меня принимаешь, так я и поверил, что из вереска!
— Не хочешь — не верь, — говорит старичок. — Но я тебе правду сказал. Ты разве не слыхал историю про датчан?
— Ну, слыхал, а что, собственно, про них слыхать-то? — спросил Том.
— Когда датчане в старину жили на нашем острове, они научили нас варить пиво из вереска, и с тех пор моя семья хранит этот секрет.
— Ну и умный вы народец! — воскликнул Том. — А попробовать твое пиво можно? — спросил он.
Но маленький старикан глянул на него сердито и, нахмурившись, ответил:
— Лучше вам, молодой человек, беречь отцовское добро, чем приставать к честным людям с глупыми вопросами! Оглянись-ка! Не видишь разве, в твой овес забрались коровы и весь его потоптали. — И с этими словами старичок указал пальцем на что-то у Тома за спиной.
Том от неожиданности чуть было не обернулся. Да хорошо, вовремя спохватился, протянул руку — и хвать малышку лепрекона.
Но вот беда: впопыхах он опрокинул кувшин с вересковым пивом, а стало быть, ему уж не отведать его никогда в жизни! Том ужасно рассердился на старичка лепрекона и пригрозил, что отомстит ему за такие шутки, если лепрекон не покажет, где прячет свои сокровища.
Том был уверен, что у каждого лепрекона, так же как у всех эльфов — в Ирландии их называют еще дини-ши, — зарыт где-нибудь в укромном месте кувшин с золотом.
— Ну, так где же твое золото? — очень грозно спросил Том.
Малютка сапожник притворился испуганным и сказал:
— Через два поля отсюда. Идем, я провожу тебя туда, раз уж так все получилось.
И Том зашагал через поле, не выпуская лепрекона из рук и не спуская с него глаз ни на секунду, хотя ему приходилось и через изгороди перелезать, и прыгать через канавы, и огибать болота.
Уф, наконец-то он добрался до широкого ромашкового поля, и лепрекон, указав на высокую ромашку, сказал со вздохом:
— Рой здесь и найдешь большой кувшин. В нем полным-полно золотых гиней.
Но вот досада, в спешке Том позабыл захватить с собой лопату. Что же теперь делать?
Подумав, он решил, что не остается ничего другого, как бежать домой за лопатой. А чтобы не ошибиться, где потом копать, он достал из кармана красную ленточку и обмотал стебель той ромашки, на которую указал лепрекон. Но тут у него родились кое-какие сомнения, и он сказал лепрекону:
— Поклянись, что не снимешь мою ленточку с этой ромашки!
Лепрекон поклялся верой и правдой, что пальцем не тронет ее, и спросил очень вежливо:
— Надеюсь, я больше не нужен вам?
— Нет. Дело сделано, теперь можешь идти. Скатертью дорожка, желаю удачи.
— Будь здоров, Том Фитцпатрик, — сказал лепрекон. — Пусть на пользу пойдет тебе мое золото, когда ты его откопаешь.
Том опустил маленького сапожника на землю, и тот отправился восвояси.
А Том, как вы сами можете себе представить, кинулся со всех ног домой, нашел лопату и вернулся тут же на ромашковое поле.
Но что это? Что увидел он, вернувшись на поле?
Лепрекон свое слово сдержал: красной ленточки Тома он не трогал, что верно, то верно. Но зато обвязал точно такой же красной ленточкой стебель каждой ромашки на поле!
Бедняга Том! Что же ему теперь оставалось — перекопать все поле? Но это было невозможно. В поле было не меньше добрых сорока ирландских акров!
Пришлось Тому возвращаться домой с пустыми руками и с лопатой на плече.
В старину говорили:
Если бы отец сделал из меня сапожника, все ходили бы босиком.
Темный Патрик и Повелитель Ворон Кромахи
Король Коннахта был добрый король, но у него было три беспутных сына, которые однажды накликали на него великую беду.
А вышло все из-за того, что они сыграли злую шутку с очень опасным человеком — самим Повелителем Ворон — Кромахи.
Кромахи был древним колдуном. Он жил в маленькой хижине в чаще леса, впрочем, не так уж далеко от королевского замка. На верхушках деревьев, что нависли над его хижиной, гнездились вороны. На самом-то деле это были не вороны, а злые духи, которые служили своему повелителю Кромахи.
И вот — как, наверное, сделали б и другие на их месте, когда всего вдоволь, а занятий никаких, — три королевских сына, Диклан, Дармид и Дати, решили в один прекрасный день просто так, забавы ради, сыграть над старым Кромахи одну из своих шуточек: засунули ему в дымоход каменную плиту. Ну, и колдун чуть не задохнулся от дыма.
Взбешенный Кромахи гнался за ними до самого замка и там в присутствии отца, у которого чуть сердце не разорвалось от горя, проклял их и предрек, что первый сын станет вором и его всю жизнь будет преследовать закон; второй сделается убийцей и всю жизнь не будет выпускать ножа из рук, а младший превратится в нищего и всю свою жизнь будет жить подаянием.
Потом он проклял и отца, который потакал сыновьям и сделал из них таких вот озорников и бездельников, и предрек, что король будет жить, чтобы видеть, как злая судьба постигнет одного за другим всех трех его сыновей.
Бедный отец, убитый горем, сразу слег в постель. И в тот же миг в его спальню влетели четыре вороны, расселись на четырех столбах его кровати и принялись зловеще каркать: «Карр! Карр! Карр!»
Так они каркали день и ночь, день и ночь…
И от этого карканья не только у короля расшаталось здоровье и помутился разум, страдали все, кто жил в замке или возле него. Король созвал всех мудрецов и ученых мужей королевства, чтобы они дали совет, как избавиться от такой напасти. Но безуспешно.
Наконец, эти дурные вести о болезни короля и его подданных долетели до Донеголских гор и достигли ушей Темного Патрика. Грустно сделалось у него на душе, и вот он захлопнул дверь своей хижины, перекинул через плечо красный узелок и зашагал в Коннахт.
Когда этот бедняк представился в замке и попросил отвести его в королевскую спальню, слуги хотели было напустить на него собак. Но королева услышала шум и спросила, что случилось. А так как сердце ее разрывалось от горя и она готова была испробовать любое средство, она сказала:
— Раз уж никто из наших мудрецов и ученых не сумел нам помочь, этот темный бедняк хуже все равно нам не сделает. Введите его, и будь что будет!
И Темный Патрик очутился в спальне короля, окруженного толпой философов, мудрых советчиков и докторов.
Темный Патрик вошел, поклонился всем и попросил изложить дело, что было исполнено. Тогда он поглядел на черных ворон, рассевшихся на четырех столбах королевской кровати, и велел позвать трех принцев.
Первого, старшего, принца он спросил, как его звать.
— Меня зовут Диклан.
— А какое проклятье наложил на тебя Кромахи?
— Он сказал, что я стану вором и всю мою жизнь меня будет преследовать закон.
Темный Патрик повернулся к королеве, дрожавшей от страха, и сказал ей:
— Тотчас отошлите Диклана в лучшую школу законов. Пусть станет судьей, и ни один законник к нему не придерется!
И в тот же миг ворона, что сидела в изголовье на левом столбе кровати, испустила пронзительный крик, от которого у всех мороз пробежал по коже, расправила крылья и вылетела в открытое окно.
Тогда Темный Патрик обратился ко второму принцу:
— А как тебя зовут?
— Мое имя Дармид.
— Какое ты заслужил проклятье?
— Я стану убийцей и всю мою жизнь не буду выпускать ножа из рук.
Темный Патрик повернулся к трепещущей королеве и сказал:
— Немедленно отошлите Дармида в лучшую медицинскую школу. Пусть учится и станет врачом! Тогда его нож не будет ножом убийцы.
Тут ворона, что сидела в ногах кровати на правом столбе, издала пронзительный крик, от которого у многих замерло сердце, раскинула крылья и вылетела в окно.
Тогда Темный Патрик обратился к младшему принцу:
— Как твое имя?
— Дати.
— На какое проклятье обрек тебя Кромахи?
— Я буду нищим и всю мою жизнь буду жить подаянием.
Темный Патрик повернулся к задыхающейся от волнения королеве.
— Не теряя драгоценного времени, — сказал он, — отошлите этого юношу в университет. Пусть он станет поэтом, и все, что ему дадут за труды, он возьмет себе по заслугам!
Мерзкая ворона, сидевшая на левом столбе в ногах кровати, издала пронзительный крик, расправила крылья и улетела в окно.
Радость, постепенно заполнившая королевское сердце, заставила его подняться в постели и закричать от счастья. И в тот же миг четвертая ворона испустила душераздирающий крик, который наверняка уж разнесся на все четыре стороны коннахтского королевства, и тоже вылетела в окно.
Темный Патрик скромно отказался от всех почестей, которые король и королева на радостях предлагали ему. Он отверг и пост главного советчика, который все мудрецы, ученые и философы следом за королем и королевой просили его принять. Он сказал им, что он простой и темный горец и не привык жить при дворе, в замке, среди великих ученых мужей, что может быть счастлив только в своей убогой хижине в Донеголе, возделывая картофельное поле на склоне горы.
И, перебросив через плечо красный узелок, Темный Патрик пустился в обратный путь.
В старину говорили:
Трех вещей опасайся: копыт лошади, рогов быка и улыбки англичанина.
Лиса и гуси
Всякий знает, что одно лишь появление лисы нагоняет на гусей страху, но отчего это так, известно очень немногим. На прогалине, в лесу, подрались раз две гусыни. Обе из одной стаи, обе схватились за один зеленый листок. Прибежали два гусака узнать, что случилось, ну и сами тут же пустились в драку: каждый за ту гусочку, которая ему больше приглянулась.
А потом подоспела и вся стая, разделилась на два лагеря, и такой тут бой разгорелся, такой галдеж поднялся, что все звери в лесу всполошились.
Пришла с расследованием и лиса и сказала, что не подобает братьям и сестрам, родным и двоюродным, тетям и дядям вступать в столь постыдный спор. Пусть-де лучше пойдут к умному судье, расскажут ему все как есть и попросят разрешить их дело миром.
На что гуси ответили, что они не знают ни одного судьи. Тогда лиса скромно заметила, что люди считают ее большим знатоком законности.
— Так-то оно так, да мы слышали, что все законники очень жадные, — сказали гуси. — Наверное, вы потребуете с нас слишком дорого.
— Как можно! — возмутилась лиса. — Просить дорого со своих лучших друзей гусей.
И она пообещала рассудить их бесплатно, просто из любви к гусям.
Только для этого она потребовала, чтобы две зачинщицы спора пошли к ней домой и рассказали ей всю историю. Они пошли, и она заперла за ними дверь, чтобы никто не мог помешать их беседе.
Немного погодя лиса вышла и сказала, что необходимо присутствие двух гусаков, и они пошли за ней.
Еще через некоторое время лиса вышла за двумя свидетелями. Все захотели быть свидетелями. Но лиса выбрала двух самых больших и жирных, так как свидетели должны быть представительными, сказала она.
Немного погодя она вышла еще за двумя, чтобы они выступили защитниками. И опять, так как ей хотелось собрать у себя представительных лиц, она выбрала самых гладких и жирных. Тут один скромный гусенок заметил, что сама лиса с каждым разом выглядит все толще и круглее. Ну да, объяснила лиса, она просто-таки распухает от показаний, которые она получает в процессе ведения дела.
После этого прошло немало времени, но ни лиса, ни кто-либо из их собратьев не появлялся, и гуси, оставшиеся от стаи, решили войти в дом и узнать, что там происходит. Они нашли лису спящей на великолепнейшей пуховой перине, но ни одного гуся рядом. Они разбудили лису и спросили, где их собратья. Лиса с изумлением огляделась вокруг и воскликнула:
— Ну кто бы подумал, что встречается такой обман, такое вероломство в этом испорченном мире!
— Что вы хотите этим сказать? — спросили гуси.
— Когда я уже совершенно измоталась и обессилела от их доводов и ложных показаний и была вынуждена, махнув на все рукой, прилечь на часок и соснуть, я спросила, могу ли я положиться на них и просить их посторожить, пока я сплю. И они в один голос поклялись мне, что могу. В своей простоте душевной и наивности я без колебаний, без сомнений поверила их слову. А куда же они теперь делись? О неверные! О подлые обманщики! Оставьте со мной двоих, — продолжала она, — самых жирных, больших, самых уважаемых, чтобы я не чувствовала себя так одиноко, а остальным я приказываю отправиться за этими низкими предателями, схватить их и привести ко мне. И пока вы не найдете, не смейте показываться мне на глаза!
Вот с этого дня, как встретятся гуси, так и пойдет у них: га-га-га, га-га-га. Весь свет слышит, как они гогочут, кричат друг другу: «А гуси где? А гуси где?»
В старину говорили:
Там были только проповедник да пастор, но кошелек мой как в воду канул.