— Удивительный вы человек, товарищ Кусков! Говорите, что много читаете, всё знаете! А трубку брать не желаете? Как же так?
— Что ж тут удивительного? Звонят вам! На ночь глядя! Какие-то подозрительные личности, а я должен снять трубку. Нет, знаете ли, увольте, у меня ноги не казённые!
— Тринь-дринь-тринь-дринь…, — вреднючий аппарат не желал успокаиваться.
— А если это вас?
— А если вас?
— Меня?
— Ну, да!
— Дринь-тринь, — телефон звякнул последний раз и как-то подозрительно затих. (Явно затаил злобу).
— Это вам звонили! — продолжили отпираться из угла.
— Скорее всего, вам.
— Нет, вам!
— А я говорю — вам!
— Ничего, если вдруг мне, позвонят ещё раз.
— А вдруг не позвонят?
— Стало быть, не очень нужно было.
— Уважаемые гости, — на улице вновь громко звучал голос ведущего. — Для продолжения творческой программы необходимо отгадать из какого фильма звучит монолог.
— Внимание… Слушаем…
— Давай, так, — начал быстро говорить Соловьёв. — Если я назову быстрее название киноленты, то трубку телефона весь вечер снимаешь ты. А если наоборот, то отвечаю я. Договорились!
— Договорились, — Кусков поддержал напарника и хитро прищурил глаза.
… За окошком полный человек из супер-популярного фильма начал читать лекцию "О вреде курения"… [56]
— Это же вам не лезгинка, а твист. Показываю все сначала.
— Носком правой ноги вы давите окурок, вот так.
— Второй окурок вы давите носком левой ноги.
— А теперь оба окурка вы давите вместе…
— "Кавказская пленница!", — одновременно вместе со всем стадионам произнесли вахтеры. После чего тут же из динамиков полилась любимая всеми "Песня про медведей"… [57]
Где-то на белом свете, там, где всегда мороз,
Трутся спиной медведи о земную ось.
Мимо плывут столетия, спят подо льдом моря,
Трутся об ось медведи, вертится земля…
10.
Устав от переживаний и волнений, пожилой человек поднялся на сцену. Вытер рукой пот со лба.
— Максим, ты как? Справляешься? — произнес он, шумно выдохнув воздух. От рычащей струи звука в ушах гудело, словно туда нагоняли воздух и он не выходил обратно, раздувая и без того разбухшую голову.
— Стараюсь, как могу! — весело пританцовывая под музыку, ответил молодой заводила, стоявший за столом с аппаратурой. Светло-голубые глаза мечтателя отражали яркое подмосковное небо.
На голове массовика-затейника неизвестно откуда появилась народная кепка-картуз с закрепленным на ней ярким красным цветком. Лицо парня светилось радостью и удовольствием. Было заметно, что всё, что происходит вокруг, доставляет ему истинное удовольствие.
— Максимушка! Ты эта… Потерпи, ещё маненько… — затыкая ужи произнесло профсоюзное руководство.
— Скоро мучения закончатся. Кашкин приехал. Собирается выступать. Так, что включай последнюю композицию, а я его приведу.
— Сделаем, Евгений Павлович! — громко прокричали в ответ. — Последнюю… Так последнюю.
— Дорогие друзья-товарищи, судари-сударыни! — звонко разнеслось над стадионом. — С вами снова я, Максим Красно Солнушкин.
— Надеюсь, вы не забыли, зачем мы собрались?
— Нет. Нет. Не забыли… — радостно шумела толпа.
— … Праздник у нас!
— … Песни!
— …Танцы!!
— … Гуляние!!!
— Верно! — согласился ведущий. — Сегодня, перед вами выступит поэт Вячеслав Кашкин.
— У-у-у-у, — довольно зашумела разгоряченная публика.
— Автор прочтёт свои лучшие, любимые стихи. Поприветствуем появление Вячеслава аплодисментами и всеми любимой песней… — "Эх, конфетки баранчики".
Молодец зажигательно посмотрел в сторону зрителей, сдвинул козырек картуза с цветком в сторону и плавно вывел популярную мелодию на мониторы… [58]
— Дружно подпеваем! Весело танцуем! Вместе зажигаем!
— И-и-и, начали… для тех, кто плохо слышал (Где-нибудь на окраине посёлка), мощность динамиков была увеличена на двадцать пять процентов по отношению к предыдущим композициям.
Москва златоглавая, звон колоколов,
Цаpь-пушка деpжавная, аpомат пиpогов.
Конфетки-баpаночки, словно лебеди саночки,
Эй, вы, кони залетные, слышен кpик с облучка…
— Ух Ух Ух Ух, — топали зрители с одной стороны стадиона.
— Ла Ла Ла Ла, — гулко звучало с другой.
Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные
Грациозно сбивают рыхлый снег с каблучка…
"А! Была, не была! Гулять — так гулять!" — мигающие кубики звука во время припева вновь поменяли цвет и выросли ещё на пятнадцать процентов.
11.
— Максим, Максим, — трясли ди-джея за рукав и кричали в самое ухо.
— Вот, — Котов показал на раскачивающегося возле него человека. На нём был светлый, почти белый, костюм, темно-зелёная рубашка, яркий оранжево-желтый галстук с крупным узлом и цвета запекшейся крови ботинки на толстой подошве. Гладко прилизанные черные волосы разделял безукоризненный пробор. От качающегося на сцене "моряка" пахло хорошим одеколоном и коньяком.
— Это, Вячеслав Кашкин. Он будет читать стихи.
— Стихи? — тонким, почти женским голосом, недовольно переспросил поэт, едва державшийся на ногах. (У него было третье выступление за день, с ожидавшимся третьим торжественным ужином).
— Я! Не хочу, стихи!
— В смысле? — челюсть Котова отвисла аккуратным балконом. Он удивленно посмотрел на "долгожданного" гостя и несколько раз нервно глотнул воздух.
— В коромысле! — ответил ему абсолютно "трезвый" поэт.
— Товаричи музыканты, — гость икнул и внимательно осмотрел многочисленную группу людей, находившихся на сцене. Помотал головой, скидывая оцепенение (Дожили — рядом ни одного знакомого с мало-мальски приличной рожей…)
Душа компании выбрал из присутствующих того кто находился поближе. Достал из кармана и протянул "музыканту" смятые пять рублей.
— Ребята, для нашего столика, сыграйте любимую песню! А?..
— Песню? — не понял ди-джей.
— Песню? — Котов эхом повторил вопрос. Чудом не выпустил из рук еле стоявшего на ногах стихотворца. Сердце организатора колотилось так, словно полдня бегал за трамваем.
— Да-а! — согласно махнули пьяной головой. — Разудалую! Такую, чтобы всех… их… пробрало!
— Что вам стоит? — залётный соловей-соловушка обтер пятернёй рот, достал из кармана очередную пятёрку и помахал ею как веером.
— Будьте же людьми! Поставьте, для души!
— Хорошо, что желаете петь? — смилостивился Максим под осуждающим взглядом Котова. Лицо профсоюзного деятеля сначала налилось краской как у вареного рака, а потом приобрело фиолетовый оттенок.
— Маэстро, сыграй "Ямайку"!
— "Я май ку"??? — ведущий программы пробуя слово на вкус, не поверил ушам.
— "Ямайку"? — за ним попугаем в очередной раз повторил Котов. От волнения у него запершило в горле. По спине потекла предательская струйка пота.
— Ну, да! — подвыпивший рифмоплёт презрительно скривил губы, дивясь вопиющему невежеству "работников сферы музыкальных услуг", и громко произнес… — Её родную, мать за ногу, поставь!
— На итальянском будите петь? — Макс начал что-то быстро искать на своем рабочем столе.
— На итальянском? — казалось профсоюзное руководство уже ничем нельзя было удивить в этой жизни. (Зря ему так казалось — Человеческая глупость — безгранична).
— Нет, блин, на русском! — недоуменно посмотрели на ди-джея.
— На русском? — создавалось впечатление, что Котов сейчас грохнется в обморок.
— Конечно, на итальянском! — певец панибратски похлопал седовласого организатора по плечу.
— А может на русском! А вообще, к чему вопросы? Ставь, давай и не жужжи. Я, между прочим, деньги заплатил!
— Прекрасный выбор, "Ямайку" — так "Ямайку", — согласился ди-джей.
— Одевайте наушники. В них будет лучше слышно музыку. Пойте в микрофон.
— Давай, свои наушники… — пьяный "певец" выхватил гарнитуру из рук Макса. Натянул на голову. Взял микрофон. Откинул путающийся под ногами шнур. Приготовился петь.
— Дорогие друзья! Вячеслав Лукашкин приготовил приятный сюрприз! Сегодня, вместо стихов, он исполнит популярную песню… "Джамайка" на русском и итальянском языках!..
— О-о-о-оу! — пропели трибуны и удивленно затихли. Над полем повисла дышащая жаром тишина.
В динамиках (Техника сама отказывалась верить в случившееся) откуда-то издалека, словно с того света, проснулись и зазвучали первые аккорды известной композиции.
— "Я-мя-я-а-уй-ка-а", — пискляво, словно где-то за забором хулиганы мучили кошку, начал запевать Лукашкин.
Максим увёл "в ноль" с микрофона "удивительно чистый дискант" поэта. А потом вообще, от греха подальше, (Лучше перестраховаться) вытащил штекер из гнезда и положил его рядом с усилителем.
А тем временем место Лобертино Лоретти Лукашкина в колонках аппаратуры занял Валерий Шотаевич Меладзе… [59]
Ямайка, Ямайка,
Небо голубое,
Не насмотрится на море голубое
Счастье и беда твоя —
Тропическое солнце над тобою…
— Я-я-мя-у-ай-ка-а, — непонятно для кого выводил в микрофон, абсолютно некем не услышанный "Посол итальянской песни в СССР".
— Лу-каш-кин! Лу-каш-кин! — восторженно шумели и хлопали зрители, подбадривая выступление новоявленного певца. Лица светились, глаза горели восторгом. Успех был просто грандиозный. Многие начали подпевать.
— О-у-х, — тревожно выдыхал Котов, с трудом поддерживая стихо-певца, едва стоявшего на ногах.
— Ещё! Ещё! Ещё! — публика кипела подобно бульону в огромном котле.
— Еще?
— Как скажите! — Максим виртуозно, словно по клавишам пианино, водил руками, нажимал кнопки, крутил ручки, сдвигал тумблера.
— Джама-а-а-ай-ка-а-а-а-а-а-а-а-а-а-о-у [60], — последовало продолжение по-итальянски.
На весь стадион завопил ещё никому не известный исполнитель "Витас".
Трибуны задрожали.
Всем стало понятно — певец Лукашкин разогрел голос и решил рвануть сразу с "первой" на "пятую" скорость в своём репертуаре.
И естественно, как и подобает вспыхнувшей звезде, начал петь песню заново, с самого начала…
Джама-а-ай-ка Джама-а-ай-ка
Квандо ми сембрва ди
бручаре сотто ил тью бель соле ардентэ.
Сай че ми потево диссетаре
Преса ль аква ди уно фонте…
Пьяный исполнитель итальянских песен вырвался из рук Котова и бросился совершать какие-то немыслимые, не подающиеся логике — дикие движения: Вихлять, словно на шарнирах, всеми частями тела, завывать в микрофон.
Голос "Витаса" оторвался от бренного тела и зажил собственной жизнью. Кудесник в очередной раз попытался взять пять с половиной октав…
— Сента-а бруко-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-у-у-урр…
Поэт задрал голову, подобно Юлию Цезарю, и вытянул вверх руку с микрофоном.
Столбики индикаторов ошалело полезли в красную зону и начали безумно стучаться головой в потолок…
Футбольное поле задрожало под ногами присутствующих гостей.
— Ни-че-во-се-бе!!! — неистовство искрила переполненная чаша стадиона. (Исполнение популярного шлягера в момент принесло Лукашкину славу талантливого певца и стяжателя разбитых женских сердец).
— Ай да Лукашкин! — хором ревели трибуны.
— … Ай да сукин сын!
— … Вот, что значит — настоящий поэт!
— Господи, когда же это закончиться? — Котов "дорывал на себе" последние седые волосы.
12.
Вечер, пожалев измученный жарой и событиями Н-ск, тихо выполз из-за синего леса, отогнал солнце к горизонту и принялся играть разноцветными красками заката.
Облака двигались медленно, наползали друг на друга, переворачивались. Меняли окраску, форму. То становились тоньше, то наполнялись силой.
Сумерки приобрели лиловатый оттенок.
В городском парке, в двух кварталах от стадиона, между зелеными стенами кустарника погружались в тень беседки, струйки воды, стекавшие вниз по раковинам фонтана, падали в замшелый бассейн.
Загустевший в поселке воздух, пах травами и ещё чем-то пронзительно сладким.
Налетавший ветер мягко разносил по округе мелодию ВИА "Самоцветы" с красивым, созвучным томному вечеру названием — "Добрые приметы"… [61]
…Ты видишь, пролетает
Звёздочкой ракета,
А это добрая примета…
Народ постепенно расходился по домам, спортивная чаша пустела, успокаивалась, засыпала.
Максим скручивал ненужные шнуры, собирался убирать аппаратуру.
Вспыхнувшее на музыкальном олимпе светило — Лукашкин, мирно посапывая, ехал в машине в сторону Москвы.
Котов, уединившись в своем кабинете, глотал валерьянку…
Ты слышишь, пароходов
Перекличка где-то,
А это добрая примета,
Запели птицы до рассвета,
И это добрая примета…
Где потемнее, на скамейках и каменном парапете, над обрывом у реки, у зеленых кустов, уютно устраивались влюбленные парочки. Легкие разноцветные платья мелькали среди кустов и вдоль аллей. Белые брюки носились перед ними по темнеющим улицам и переулкам, клялись в верности и готовились провожать до последней звезды, не боясь нагоняев.
В ответ чьи-то лица светились, глаза горели восторгом, раздавался мелодичный смех…
Туманом озеро одето,
И это добрая примета,
По всем приметам нас с тобой
Нашла любовь…
А в это время, где-то очень далеко! В немыслимых далях. На каких-то неземных расстояниях — измеряемых парсеками и световыми годами! Ещё не открытое учёными гигантское облако галактик в созвездии "Волосы Вероники" продолжало убегать от нашей Вселенной со скоростью семь тысяч четыреста километров в секунду! Куда оно убегало? Зачем? Почему?..
Струною зазвенело лето,
И это добрая примета,
Идёт навстречу нам с тобой любовь…
Возможно потерянная глава
1.
Художник-оформитель Дома Культуры Смирнов Валерий Иванович, он же в недалёком прошлом "Самый зажигательный ди-джей Космической дискотеки" Валерка "Титов", одиноко сидел в полупустом зрительном зале ДК и заинтересованно поглядывал на стройные фигурки молоденьких исполнительниц фольклорного ансамбля "Травушки — Муравушки", готовившихся к репетиции своего номера.