6. Павла. Ясный Огонь - обновление
'Голодным зверем рычит форсаж.
Над танком фонтан огня.
А хвост 'дракона' пошел в вираж
Какое мне дело до всех до вас,
А вам до меня...
Поляку спину прикроет чех.
Не сдержит их трасс броня.
'Дракон' из атаки уходит вверх
Какое мне дело до вас до всех,
А вам до меня...'
Вместе с куплетами песни на английском, польском и чешском, штурмовая авиагруппа 'Белые Драконы' осталась где-то там, в Бельгии, но дело ее продолжалось и на польской земле. Правда, бывший лидер 'Белых Драконов' перестал лично водить в бой штурмовые части, у которых теперь были другие командиры. Тем не менее, командир возрожденной в истребительной ипостаси авиабригады 'Сокол', на вооружении которой теперь были скоростные 'Ястребы-II', подполковник Моровский продолжал приглядывать за боевой работой продолжателей славы 'Белых Драконов'. А собранная заново в сентябре, соседняя бомбоштурмовая авиабригада 'Орел', базирующаяся сразу на нескольких удаленных друг от друга аэродромах, недавно получила вместо бомбардировщиков двухмоторные многоцелевые PZL P-58 'Лис-II'. Установленные на них прославленные британские авиационные двухфунтовки 'Роллс-Ройс ВН' наводили шороху на польских дорогах, мешая с землей, камнями и палыми листьями тела германских солдат, обломки колесной техники и подвод. Количество танков Панцерваффе в Польше было минимальным, поскольку все подкрепления требовались на Западе. Прибывший на этот фронт в ранге командующего Восточного Фронта, битый год назад у Вислы, фон Клюге, бросил в бой все, что смог найти. Были пущены в дело даже бронепоезда, морская броня которых теоретически могла противостоять огню мощных авиапушек двухмоторных штурмовиков. Вот, только сделано это было тогда, когда в Жешуве уже шли уличные бои. И потому эффект достигнут не был. А польская авиация раз за разом напоминала о себе неприятными укусами с неожиданных сторон. Командование Люфтваффе бесилось, но прекратить эти налеты пока не могло. Сил хватало, лишь на бомбардировки в прифронтовой полосе и удары по крупным промышленным объектам 'мятежных земель Генерал-губернаторства'. Когда ожесточенная битва за столицу Подкарпатского воеводства завершилась, наступила недолгая передышка. Для Войска Польского это была крайне важная победа. После потери Жешува, наиболее крупными аэроузлами немцев в Польше становились Лодзь, Краков и Варшава. Мало того, что польская авиация теперь могла базироваться на мощную авиабазу Жешув-Ясоньки (имеющую несколько полос с твердым покрытием), так еще и в самом главном городе воеводства имелся ряд крайне важных для войны производств. Наибольшую ценность для 'Сражающейся Польши' (так все чаще стали называть Восточный Фронт Войска Польского) представляли артиллерийский, патронный, авиамоторный, механический, и металлургический заводы. Как раз в текущем году, в оккупированном городе тевтонцы наладили дублирующее производство винтовочных патронов и артиллерийских боеприпасов. Причем тут собирались и очень ценные бронебойные патроны. Сердечники из карбида-вольфрама для их пуль ехали сюда из самой Германии, но значительный запас их оказался в наличии на складах. Также, помимо Чехословакии, боекомплект к 47-мм трофейным чешским и французским противотанковым пушкам теперь выпускался тут в Жешуве, как и боекомплект к германским 20-мм зенитным и авиационным автоматам. Если бы не решительное наступление двух польских корпусов от Пшемысля, и не тотальная нехватка немецких войск на этом направлении, то здесь мог бы случиться второй Верден. А отбившие это наступление германцы, могли бы серьезно нарушить планы восставших. По счастью, наносивший главный удар польский корпус комдива Рокоссовского, в своем натиске не буксовал понапрасну. Однако и не ломился в наглухо заколоченные двери, а находил более 'мягкие' места для атаки. Генерал очень грамотно маневрировал арт-огнем и своими подвижными резервами, поэтому добился успеха. В воздухе над Жешувом, то и дело, случались массовые воздушные бои, своими масштабами живо напоминавшие прошлогоднее противостояние. И даже в ненастную погоду летали самолеты обеих сторон. Немцы наловчились посылать для внезапных ударов отдельные звенья с наиболее подготовленными к 'слепым полетам' экипажами. А поляки выдвинули почти на линию фронта русские радиолокаторы 'Редут', и отлично научились перехватывать немцев на пути к цели, и не только... Какие-то новые двухбалочные машины, смутно напоминающие голландские 'Фоккеры' несколько раз ловили возвращающиеся звенья и одиночные самолеты немцев при заходе на посадку. Доложить о причине таких нападений смог всего один экипаж, который выжил при падении их машины на лес. Остальные просто были найдены сбитыми. Видимо, не успевали даже среагировать на эти атаки...
Заканчивался ноябрь, и перспектив полного разгрома восставших поляков в текущем году уже не наблюдалось. Войско Польское закапывались все глубже на обороняемых рубежах. В прилегающих к Советской России польских тылах появились госпиталя с красными крестами обведенными красным кругом. О новой эмблеме в Сражающейся Польше уже знали многие. Знак принадлежал международной волонтерской организации 'Врачи за мир', созданной в Советской России, и ассоциированной с Международным Красным Крестом. И появились отделения 'Врачей за мир' очень вовремя. Воспользовавшись сведениями от высотной и агентурной разведки о том, что железная дорога, идущая через Брест, оказалась перерезана восставшими относительно недалеко от границы, и что вести об этом еще не успели попасть на германский пограничный пункт пропуска составов. СССР, спешно, пропихнул через границу сразу много эшелонов с продовольствием, амуницией и строительными материалами. Де-юре, все было выполнено в рамках договоренности с Германией о поставках. Но вся эта 'манна небесная' всего через несколько часов досталась восставшим в виде трофеев, здорово укрепив положение освобожденных районов. Теперь это самое продовольствие не давало начаться голоду сразу в паре восстановленных польских воеводств. Военное командование поляков поддержало предложение волонтерской структуры, входящей в 'Красный Крест' с организованным питанием гражданских лиц, позволяющим предотвратить спекуляцию и частично снять эту нагрузку с военных. И теперь, каждый приезд украшенных красными эмблемами фургонов, становился маленьким праздником в уже ощущающих холод близкой зимы польских местечках. В первую очередь потому, что при госпиталях и врачебных пунктах 'Врачей за мир' работала бесплатная полевая кухня. К раздаче еды тут же выстраивались очереди. В скором времени должны были заработать и 'пункты обогрева людей'. Сама идея такой деятельности была озвучена советским разведчиком в Москве еще во время сентябрьских 'ракетных штурмов', вместе с предостережением о грядущих провокациях фашистов, с гибелью польских офицеров и мирного польского населения, якобы от рук большевиков. В способности Геббельса провернуть такой номер, в Москве поверили (Благо Рейхстаг и Быдгощь никто не забыл), и грамотно сработали на опережение. Создавая положительный образ советской страны в польских умах, нужно было также вести расследования уже совершенных преступлений оккупационной германской администрации. И далеко ходить не приходилось, в Пшемысле и Жешуве расследования уже выявили факты расстрелов пленных польских офицеров, и даже просто групп образованных поляков. Первые ласточки 'Генерального плана Ост' уже появились. О чем пока догадывался лишь один человек, волею неизвестных сил, оказавшийся в этой эпохе. В газетах Запада и Советской России эти факты военных преступлений были громко обнародованы с фотографиями, так, что всерьез опасаться сговора против СССР восставшей Польши и оккупировавшей ее Германии уже не приходилось. Ненависть к нацистам усиливалась...
А, меж тем, война продолжалась. Подполковник Моровский не раз выслушивал от фронтового начальства неудовольствие от его личного участия в боевых вылетах, однако каждый раз благополучно игнорировал все претензии, и уводил очередное звено на 'свободную охоту'. Причем, летал чаще всего с русскими волонтерами. На прямой вопрос генерала Берлинга, почему это именно иностранцы столь часто пользуются личным вниманием командира бригады, давался столь же прямой ответ, что подполковник не доверяет этим русским, за которыми нужен надежный пригляд. Командующий Восточным Фронтом, пытался давить авторитетом, но тщетно, и вскоре махнул на это рукой, а командир авиабригады 'Сокол' летать не прекратил...
В Москве также были не в восторге от инициатив своего ценного, но крайне слабоуправляемого агента. На очередные предложения 'Кантонца' там привычно покривились, и доложили наркому внутренних дел. Тот, глупым человеком не был, и в кабинете Вождя протекцию новому проекту составил. Хотя положительное решение было озвучено отнюдь не сразу.
-- Вы уверены, что в Польше немцам, полякам и британцам не достанется ни одного нашего реактивного самолета?
-- Да, товарищ Сталин. Даже в случае аварии прямо над целью. После Монголии, Карелии и Греции, мы научились надежно защищать районы фронтовых испытаний и просто полетов наших самолетов. К тому же, корпус, товарища Рокоссовского контролирует тот район, и такой возможности у нас больше нигде не будет. Ни в Греции, ни во Франции...
-- А зачем вообще испытывать наших реактивных первенцев именно в Польше?
-- Затем, товарищ Сталин, что в Карелии для реактивных самолетов настоящего противника не было, как не было у нас и самих реактивных прототипов. Их еще только учили летать и на войну не пустили. Поэтому, когда начнется война с Германией или другим агрессором, то для исправлений выявленных этой войной недостатков новой техники, нам может просто не хватить времени.
-- Хорошо, планируйте операцию! И сделайте все правильно, товарищ Берия. Никаких объяснений провала партия у вас не примет...
Таким образом, 'добро' было получено. И вскоре, под прикрытием боевой работы польской авиации, начало проводиться сразу несколько секретных операций. Первая из них, была предназначена для получения новейших технологий и техники из Британии и САСШ. Добывание технологий должно было производиться с одновременным внедрением агента, в качестве 'авторитета реактивного самолетостроения на Западе'. Фактически оно уже началось даже без санкции Москвы. Причем, 'Кантонец' снова играл с USAAC в своем любимом стиле, ставя командование перед фактом испытаний новой реактивной техники, и за передачу результатов потребовав военных заказов для американских предприятий, с которыми имел деловые связи. И его нахальство, по непонятным причинам, давало нужный эффект. Но вернемся к польским делам. Вторая операция, должна была позволить провести там же в Польше войсковые, а фактически фронтовые испытания нарождающейся советской реактивной авиации. Реактивных прототипов было получено пока не более чем на пару эскадрилий, но десятки пилотов-испытателей уже потренировались на них сражаться в учебных боях в Тренировочном Центре 'Пустыня', против новейших советских, голландских, британских и французских, а также против трофейных немецких самолетов, пилотируемых советскими пилотами. Теперь строгий экзамен у них должны были принять все еще лучшие в мире ВВС - Люфтваффе. Причем операции прикрытия обеих основных задач должны были быть построены еще и на дезинформации германской разведки. Риск тут виделся немалым, но при наличии в значительной степени подконтрольной Москве армейской группировки в Восточной Польше, его можно было значительно уменьшить, о чем от 'Кантонца' также поступил ряд предложений.
Для размещения секретной ракетной техники, был занят один из аэродромов подскока, недавно построенный немцами в Подкарпатском Воеводстве, и уже освобожденный польскими частями. Подходы к нему прикрывались, как несколькими пехотными ротами из корпуса Рокоссовского, так и прибывшими взводами ОСНАЗ НКВД, изображающими зенитчиков. Вылетать на малоресурсном реактивном самолете, да еще и в хмурую погоду, было откровенно стремно. В случае отказов техники в воздухе, инструкция предписывала обязательный увод самолета в малозаселенную местность и его самоликвидацию. Для последнего аппарат был специально 'заряжен' взрывчатыми и горючими смесями, включающими даже термитный состав (открытый советским изобретателем П.Г. Королен в прошлом 1939 году). А вот, спасение пилота, в инструкции было прописано с хитрой формулировкой 'по-возможности'. Но пилотов-испытателей это не смущало, и боевые атаки реактивных машин начались. Сбитые при возвращении домой немецкие пилоты, не так уж сильно ошибались в своих наблюдениях об атаковавших их двухбалочных машинах. Реактивные 'грачи', действительно, имели в своих родственниках обе модели двухмоторных двухбалочных 'Фоккеров' (FD-XXIII и FG-I). Фюзеляжные балки, к которым крепилось их 'П-образное' оперение собирались на том же Сибирском заводе, где и агрегаты 'Жнеца' FG-I (и по сходной с ним технологии), но в размерности как раз близкой к балкам 23-го 'Фоккера'. Правда, все это делалось в секретном цеху, к которому голландские мастера и инженеры касательства не имели. Машина была оснащена двумя ТРД 'Кальмар', установленными в хвостовой части короткого фюзеляжа-гондолы. Моровский, впервые увидев машину, непонятно обозвал ее 'типичный вампир', но объяснить свое впечатление не сподобился. Помимо 'Грачей' менее интенсивные испытания проходили еще две пары реактивных машин. Одна пара реданной схемы, разработанной еще Еременко в 1937, и вторая двухмоторной классической схемы. Но обе эти модели в настоящие боевые рейды не ходили, ограничиваясь ближней разведкой. В самые первые вылеты летали только на разведку, и сразу, не менее чем звеном из четырех двухместных 'Грачей'. Когда немного освоились, слетали несколько раз в сумерках на бомбардировку площадных целей в районе предместий тогда еще оккупированного немцами Жешува. И лишь чуть позже начались вылеты 'Грачей' на 'свободную охоту'. Правда, была та охота не совсем свободной. На самолетах стояли достаточно мощные французские радиостанции, поэтому наведение на цель можно было начинать издалека. Роль наводчиков была возложена на радиометристов пары прифронтовых радиоулавливающих станций 'Редут', которых также прикрывали спецы из НКВД. Сами 'Грачи' забирались на высоту около восьми километров, и там ходили кругами, в ожидании команды. Когда небольшая группа германских самолетов или одиночная машина оказывалась в удобном для атак 'Грачей' районе, наводчики указывали высоту цели и пеленг до нее. И тогда пара или звено 'охотников' сваливались прямо сквозь облака на ничего не подозревающего противника. Скорости у 'сыроватых' реактивных машин были далеко не запредельные. В горизонтальном полете они не без труда набирали до 700-720 км/ч, а в пике разрешалось разгоняться не более чем на сто километров больше. Моровский опасался затягивания машин в пикирование, от чего в его истории погибло немало испытателей и даже Григорий Бахчиванджи на ракетном БИ-1, поэтому его рекомендация была жесткой - 'не более восьмисот'. Очереди двух или четырех пар установленных в балках авиапушек обычно хватало для надежного уничтожения любого вражеского самолета. Первым испытатель Супрун завалил на 'Граче' обычный 'Церштёрер' BF-110. В следующий раз повезло паре Григория Бахчиванджи и Ивана Степанчонка, от их огня развалился четырехмоторный разведчик 'Фокке-Вульф-200', летевший со стороны Кракова. Моровский открыл свой реактивный счет третьим, сбив в группе сразу два He-111. Потом Стефановский сбил еще один двухмоторный 'мессер'. Дальше случилась авария с самолетом майора Сорокина. Загорелся один из 'Кальмаров', Сорокин спланировал на замерзающее болото, и машину удалось спасти. Потом было еще несколько аварийных инцидентов и воздушных побед. Причем, Моровский настоял, чтобы будущие инструкторы-реактивщики тренировали не только 'Соколиный удар', но и атаки с бреющего, выходя под хвостом планирующих к аэродрому 'германцев', и отрываясь после атаки прямым и спиральным набором высоты. Когда счет сбитых противников перевалил за полтора десятка, московское начальство 'лавочку прикрыло'. Фронтовые испытания были признаны успешно завершенными. Теперь конструкторам предстояло изучить отчеты и срочно доработать технику, которой лежал путь домой. Однако Моровский убедил московское начальство не отзывать сразу всех испытателей, оставить для дополнительных испытаний одного 'Грача' и еще по одной реактивной машине созданной другими КБ. И к тому имелись веские причины...