Сохранившиеся записи о вспышке Терзания на Пиродии были весьма скудными, тем не менее логичными. Тот инцидент произошел тридцать четыре года назад. Выживших оказалось немного, но нам удалось отследить сто девяносто одного потенциально дожившего до настоящего момента. Их, правда, раскидало по разным частям субсектора.
Ознакомившись с нашими находками, господин Мальтер, учитывая серьезность ситуации, принял решение о сборе информации непосредственно специалистами. После этого сорок человек в ранге старшего администратора или выше тут же отправились в путь. Ваммель, да упокоится его дух, отправился на Гандий Сатурналия, оказался в самом пекле местной гражданской войны и погиб. Не знаю, смог ли он встретиться с человеком, которого искал. Это не сохранилось в памяти человечества.
А что же я? Меня отправили на Цимбал Йота.
II
Изрядная часть Цимбала Йота, планеты с жарким климатом и буйной растительностью, покрыта океанами розовато-лилового цвета – как я понимаю, из-за особого вида местных простейших водорослей. В экваториальном регионе находится широкий пояс из покрытых джунглями островов.
Я ступил на поверхность планеты в Цимбалополисе – городе, построенном на выходе вулканической породы. Каменные склоны были облеплены ульевыми структурами, словно днище корабля – морскими. Там я сел на тримаран и отправился в пятидневное путешествие через местный архипелаг в сторону Святого Бастиана.
Я проклинал медлительность транспорта, несмотря на то что судно рассекало лиловые волны со скоростью тридцати узлов, и несколько раз пытался выпросить орнитоптер или воздушный транспорт. Но цимбалийцы – морской народ и не особо любят воздушные путешествия. Поэтому дорога оказалась мучительно долгой, а меня снедало нетерпение. Мне понадобилось десять дней, чтобы пересечь эмпиреи от Лорхеса до Цимбала Йота на фрегате Космофлота. А теперь нужно было потратить половину этого времени на преодоление бесконечно меньшего расстояния.
Было жарко, и я проводил бо́льшую часть времени на нижних палубах, копаясь в инфопланшетах. Солнце и морской ветер Цимбала опаляли мою кожу, привыкшую к спертому воздуху и тусклым лампам архивов. Всякий раз, когда мне требовалось выйти на палубу, я надевал соломенную шляпу с широкими полями прямо поверх капюшона мантии Администратума, что бесконечно веселило моего сервитора Калибана.
Утром пятого дня Святой Бастиан показался на глаза, будто вынырнув из фиолетовых вод, – коническая башня из застывшей лавы, поросшая джунглями. И даже когда мы шли на катере через маленькую бухту, я не смог разглядеть никаких признаков того, что на этом острове живут люди. Только морские птицы лазурного цвета галдели и сновали у нас над головами. Густые заросли спускались практически к самой воде, отделенные от нее лишь узкой полоской белого песка.
Катер привез нас к небольшой старой каменной пристани, выступавшей из зарослей, будто недостроенный мост. Калибан, гудя бионическими конечностями, вытащил мой багаж на причал, после чего помог перебраться и мне. Я стоял, обливаясь по́том под мантией, опершись на посох, и отмахивался от всевозможных насекомых, круживших во влажном воздухе бухты.
Никто и не думал меня встречать, хотя я несколько раз за время пути отправлял сообщение о своем прибытии. Короткий взгляд на угрюмого цимбалийского матроса, управлявшего катером, дал мне понять, что помощи от него ждать не стоит. Калибан проковылял к самому концу пристани и позвал меня указывая на позеленевший от времени и морской воды медный колокол, который висел в дальней части причала.
– Звони, – приказал я.
Сервитор послушался, осторожно ударив длинными обезьяньими пальцами по металлическому куполу, и тут же встревоженно взглянул на меня. Его оптические импланты под нависающими бровями защелкали, меняя фокусировку.
Спустя некоторое время появились две сестры из Экклезиархии, в накрахмаленных белых робах и двурогих шапках. Они с некоторым удивлением осмотрели меня и молча велели следовать за ними.
Я повиновался. Калибан поднял багаж и двинулся следом. Мы шли по тропинке через джунгли, поднимаясь все выше и выше. Постепенно тропа превратилась в лестницу. Отдельные солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, будто копья света, а в воздухе звенели трели экзотических птиц и гудели насекомые.
Неожиданно тропа резко вильнула в сторону, и передо мной вырос хоспис имени святого Бастиана Отступника. Это 6 ыло огромное каменное здание в раннеимперском стиле. Древние аркбутаны и нижняя часть стен скрывались под сплошным ковром из лиан и вьющихся растений. Я смог рассмотреть основное пятиэтажное здание, примыкающую к нему часовню, которая, похоже, была здесь самым древним сооружением, различные пристройки, кухню и обнесенный забором сад. Над крытыми воротами стояла потрепанная временем и непогодой статуя возлюбленного Бога-Императора, поражающего Архиврага. За ржавыми коваными створками виднелась тщательно выметенная тропинка, ведущая через аккуратную лужайку, усеянную надгробиями и склепами. Каменные ангелы и изваяния Адептус Астартес молча смотрели на меня, идущего вслед за сестрами ко входу в хоспис.
Я случайно обратил внимание, что окна двух верхних этажей здания забраны крепкими железными решетками.
Оставив Калибана с пожитками внизу, я вошел в здание. Изнутри главный атриум оказался темным и блаженно прохладным мраморным оазисом среди джунглей. Известняковые колонны подпирали высокий сводчатый потолок, который невозможно было разглядеть в полумраке. Мои глаза загорелись при виде великолепного триптиха в дальнем конце зала, под тройным витражным окном. Это произведение искусства, шире, чем размах человеческих рук, изображало три воплощения святого. В левой части он шел через пустыню, отрекшись от еретической веры, и отгонял от себя демонов огня и ветра; в правой – совершал Чудо Искалеченных Душ. По центру триптиха тело мученика в синих одеждах, пробитое девятью болтерными снарядами, лежало на руках сияющего и подобающе печального Императора.
Не скажу, сколько времени я провел в восторженном созерцании. Обернувшись, я обнаружил, что сестры ушли. Где-то рядом находился псионический хор, и его переливы эхом отдавались в подсознании. Прохладный воздух будто пульсировал.
За моей спиной стоял человек, высокий и статный, одетый в накрахмаленную рясу ослепительно белого цвета, резко контрастирующего с черной кожей. Он рассматривал меня с таким же интересом, как и сестры.
В тот момент я осознал, что соломенная шляпа все еще у меня на голове. Я тут же стянул ее и положил на ближайшую скамью, после чего вытащил рекомендательный пикт-планшет, который господин Мальтер вручил мне перед отбытием с Лорхеса.
– Меня зовут Баптрис, – низким голосом приветливо представился незнакомец. – Добро пожаловать в наш хоспис.
– Старший администратор-медика Лемюаль Сарк, – ответил я. – Работаю собирателем, в последнее время приставлен к общей группе четыре-пять-семь-точка-семь в составе вспомогательных канцелярских отрядов военной компании на планете Лорхес, Дженовингия.
– Добро пожаловать, Лемюаль, – кивнул он. – Собиратель. Надо же. У нас таких еще не было.
Я не вполне понял, что он имеет в виду, и сейчас, когда я знаю природу возникшего недопонимания, холодок пробегает у меня по спине при каждом воспоминании об этом миге.
– Вы ожидали меня? Я отправлял сообщения по воксу.
– У нас в хосписе нет вокс-станции, – ответил Баптрис. – Происходящее во внешнем мире нас не волнует. Мы концентрируемся на том, что внутри… Внутри здания, внутри нас. Но не переживайте, вы никому не помешаете. Мы рады видеть всех, кто к нам приходит. Необязательно уведомлять о прибытии.
Я вежливо улыбнулся, хотя ответ был весьма странным, и постучал пальцами по древку посоха. Надежды на то, что они подготовятся к визиту и мне удастся взяться за дело сразу по прибытии, не оправдались. И опять виной всему был неспешный темп жизни на Цимбале Йота.
– Брат Баптрис, мне бы хотелось начать как можно быстрее. Желательно прямо сейчас.
– Ну конечно, – кивнул он. – Практически все, кто прибывает в обитель Святого Бастиана, полны желанием начать побыстрее. Давайте я покажу наши владения, а потом мы организуем вам ванну и обед.
– Я бы предпочел увидеть Эбхо. И чем скорее, тем лучше.
Монах озадаченно замер:
– Эбхо?
– Полковник Федж Эбхо, ранее служивший в двадцать третьем полку Ламмаркских Улан. Прошу, скажите, что он все еще здесь! Что он еще жив!
– Он… да, он здесь, – Баптрис замешкался и наконец в первый раз внимательно изучил мой пикт-планшет. На его благородном лице появилось выражение понимания. – Приношу извинения, уважаемый Сарк. Я неправильно понял причину вашего визита. Теперь я вижу, что вы действительно собиратель, направленный сюда по официальному запросу.
– Разумеется! – рявкнул я. – А кем же еще мне быть?
– Просителем, прибывшим сюда за утешением. Пациентом. Только такие люди прибывают на причал и звонят в колокол. К нам приезжают только те, кому нужна помощь.
– Пациентом? – переспросил я.
– Разве вы не знаете, куда попали? – спросил Баптрис. – Это хоспис имени святого Бастиана, приют для безумцев.
III
Сумасшедший дом! Весьма неблагоприятное начало моей миссии. Судя по проведенным исследованиям, хоспис святого Бастиана был вотчиной богоугодного ордена, который предоставлял убежище и заботу отважным воинам Императора, получившим серьезные ранения или тяжкие травмы, несовместимые со службой. Я знал, что они принимают людей с зон боевых действий по всему субсектору, но понятия не имел, что заведение специализируется на травмах, нанесенных психике и рассудку. Этот хоспис стал домом для помешанных, приходивших сюда в надежде обрести спасение.
А самое худшее во всем этом-то, что Баптрис и сестры решили, что я – один из их пациентов! Эта проклятая соломенная шляпа придавала мне вполне подходящий вид, чтобы произвести подобное впечатление. Еще повезло, что меня не засунули в смирительную рубашку и не изолировали от мира.
Поразмыслив над произошедшим конфузом, я понял, что мне следовало догадаться раньше. Бастиан, этот почитаемый святой, был безумцем, который обрел разум, обратившись к свету Императора, и впоследствии чудесным образом исцелял душевнобольных.
Баптрис позвонил в колокольчик, и как из-под земли выросли послушники. Калибана вместе с моим багажом завели внутрь. Нас оставили в атриуме дожидаться, пока Баптрис подготовит все необходимое. Мимо нас прошагал полностью обнаженный человек. Он выглядел весьма суровым, его левую руку покрывала сеть давних шрамов, на груди висел старый пустой патронташ. Бросив на нас мутный взгляд, он слегка кивнул и продолжил свой путь.
Где-то вдалеке раздавались всхлипывания и какой-то встревоженный голос постоянно повторял одну и ту же фразу. Калибан сгорбился у моей ноги, уперев костяшки рук в пол, и настороженно на меня посматривал. Чтобы успокоить сервитора, я положил руку на его могучее плечо, покрытое косматой шерстью.
Появились люди: осунувшиеся мужчины с выбритыми тонзурами и в длинных черных одеяниях и похожие на призраков сестры-монахини в белых рясах и рогатых шапках. Они стояли в тенях по обе стороны атриума и молча смотрели на нас. Один из пришедших тихонько читал вслух свитки, которые мальчик-служка подносил ему, вынимая из окованного сундучка. Другой что-то писал в небольшой книжке, Третий помахивал латунной кадильницей, наполняя воздух сухим и резким ароматом ладана.
Вернулся Баптрис:
– Братие и сестрие, приветствуйте старшего администратора Сарка, который прибыл к нам по важному делу. Прошу быть с ним почтительными и оказывать любое возможное содействие.
– Что за важное дело? – спросил старый священник с книжкой, поднимая на меня пронзительный взгляд. В его переносицу были вживлены очки-половинки, с толстой шеи, словно лавровый венок, свисали молельные четки.
– Поиск данных, – ответил я.
– Для чего? – не сдавался он.
– Брат Жардон – наш архивист, уважаемый Сарк. Прошу извинить его за настойчивость.
Я кивнул Баптрису и улыбнулся старому Жардону, но не получил ничего в ответ.
– Похоже, мы с вами коллеги, брат Жардон: мы оба посвящаем себя сохранению знаний.
Он едва заметно передернул плечами.
– Я прибыл, чтобы поговорить с одним из ваших… пациентов. Возможно, он знает что-то, что поможет нам спасти миллионы жизней на Дженовингии.
Жардон закрыл книгу и уставился на меня, будто ожидая продолжения. Господин Мальтер велел нам рассказывать о пандемии как можно меньше, ибо новости о подобной катастрофе могут поднять смуту. Но сейчас мне, похоже, придется поведать чуть больше.
– Магистр войны Рингольд руководит крупной военной экспедицией в Дженовингском скоплении. Болезнь под названием Чума Ульрена поразила его солдат. Наши исследования показали, что она, вероятно, связана с другой разновидностью заразы – Терзанием, опустошившим Пиродию что-то около тридцати лет назад. Один из выживших в той эпидемии живет здесь. Если он сообщит мне что-нибудь о том инциденте, это, возможно, поможет нам найти лекарство.
– Насколько все плохо там, на Дженовингии? – спросил другой старый священник, тот, который держал кадило.
– Ситуация… под контролем, – солгал я.
Жардон фыркнул:
– Ну само собой, под контролем. Именно поэтому старший администратор проделал весь этот путь. Брат Гирод, ты задаешь глупые вопросы.
Заговорил еще один человек – старше всех, согбенный и полуслепой, с макушкой, испещренной пигментными пятнами. Широкая слуховая трубка на его левом плече цеплялась за монашескую рясу изящными механическими лапками.
– Меня беспокоит, что вопросы и изменение привычного распорядка дня могут потревожить покой здешних обитателей. Я бы не хотел, чтобы наши пациенты волновались.
– Мы учтем это замечание, брат Ниро, – сказал Баптрис. – Уверен, что господин Сарк будет благоразумен.
– Разумеется, – пообещал я.
Было уже далеко за полдень, когда Баптрис наконец повел меня вглубь хосписа. Калибан шел следом, таща с собой несколько коробок из моего багажа. Призрачные сестры в рогатых шапках провожали нас взглядом из каждого угла, из каждой тени.
Мы поднялись по лестнице в просторную, но душную залу на четвертом этаже. Ни один из нескольких десятков пациентов не обращал на нас никакого внимания. Некоторые носили просторные поношенные халаты, а иные так и не сумели расстаться со своей старой униформой. Все значки, обозначения званий и нашивки были срезаны, ни у кого не было ремней и шнурков на ботинках. Двое больных увлеченно играли в регицид на старой жестяной доске у окна. Еще один сидел прямо на голом деревянном полу и катал по нему игральные кости. Остальные бормотали что-то себе под нос или просто бесцельно пялились в пространство. Обнаженный человек, которого мы видели в атриуме, скорчился в углу и засовывал пустые гильзы в патронташ. Многие местные обитатели могли похвастаться жуткими застарелыми ранами и шрамами.
– Они… безвредны? – шепотом спросил я у Баптриса.
– Мы даем нашим наиболее стабильным подопечным свободу передвижения и возможность гулять здесь, в общей зоне. Разумеется, за ними внимательно следят. Но в целом все, кто приходят сюда, – безвредны, ибо они делают это добровольно. Конечно, есть и люди, пришедшие из-за того, что особенности их психики сделали нормальную жизнь невозможной.
Ничего из сказанного им меня не успокоило.
Пройдя сквозь залу, мы вошли в длинный коридор с палатами по обеим сторонам. Некоторые двери оказались закрыты снаружи на засов, иные – даже усилены дополнительными решетками. На каждой двери было узкое смотровое окошко со сдвижной заслонкой. Пахло дезинфицирующими средствами и экскрементами.
Кто-то или что-то тихонько и размеренно стучало по одной из закрытых дверей, мимо которой мы прошли. Из-за другой раздавалось пение.