- Вау! - pозовые глаза Сноуи засияли, и она тотчас же решительно села обратно на колени Писателя и обняла его. - Богатые мужчины такие сексуальные. Слушай, раз уж ты богат, может, купишь мне машину?
Подавленные мысли Писателя оживились. Это былa точка зрения, с которой он мог работать.
- Ну, полагаю, вполне возможно, что я куплю вам обеим машины. Но не раньше, чем вы поможете мне достичь цели моей миссии.
- Ладно! - cказали обе девушки в унисон.
Писатель допил очередное пиво.
- Прежде всего вы должны выяснить, где находится дом Крафтера.
- О, это просто, - сказала Сноуи. - Спросим у Дедули Септимуса.
- Он первый из клана Говардов, - добавила Дон. - Родился где-то в 1928 году.
Писателя охватил энтузиазм.
- Превосходно! Пожалуйста, позвоните ему прямо сейчас и спросите.
- Это невозможно, - сказала Дон.
Сноуи прислонилась к писателю в кресле.
- У него нет телефона, он живет в лесу, в землянке под навесом из соломы. Но нам повезло, потому что я думаю, что сегодня вечером он предсказывает людям судьбу в Бэктауне. И это всего в двадцати минутах пешком отсюда.
- Ага, - сказала Дон, оставшаяся сидеть на краю стола, ее выбритый лобок все еще был нагло открыт. - Мы можем пойти прямо сейчас, если хочешь.
Писатель еще не был пьян, и короткая прогулка в мягкую лунную ночь могла оказаться как раз тем, что ему было нужно, чтобы развеять усталость и возобновить свои творческие наблюдения.
- Превосходно, мы так и сделаем, но...- oн поднял палец. - Сначала мы сделаем кое-что еще, и я думаю, вы обе понимаете, о чём я...
- A? - cпросила Сноуи
- Двойной отсос? - добавила Дон.
- Чёрт, нет! Вы, девочки, покажете мне этого Толстолоба, - сказал он. - И покажете прямо сейчас.
* * *
Для Писателя это был эмоционально электризующий путь в темную заднюю комнату с массивной металлической дверью; его мысли действительно были абстрактными. Чего ожидал Нил Армстронг, став первым человеком, ступившим на Луну? Что подумал Рэндалл Джаррелл[51], когда услышал, что Вторая Мировая война закончилась, или что подумал Эдисон, когда щелкнул выключателем новой лампы с углеродной нитью, которая будет называться «Патент США 223.898»?
Это должен быть поистине трансцендентный момент. Это должно быть... должно быть нечто БОЖЕСТВЕННОЕ...
Теперь перед ними была стальная дверь с заклепками. В этом маленьком коридоре царила жутковатая, но вполне подходящая полутьма, зернистая, как старая пленка. Дон, которая все еще не считала нужным надеть штаны, мрачно посмотрела на Писателя и сказала:
- Ты же никогда никому не расскажешь, что сейчас увидишь?
- Никогда и не будет, потому что я не верю, что там мертвый монстр.
Дон оставалась невозмутимой, но самой страшной реакцией было выражение, появившееся на лице Сноуи. Она только усмехнулась.
- Ты тоже не верил, что заведешь машину Дикки, - сказала Дон, повернув ключ и распахнув тяжелую дверь.
Дон и Сноуи вошли без колебаний, оставив Писателя стоять в дверях, вглядываясь в незапятнанную темноту - в самом деле, такую темноту, которую Литтон[52] или Уолпол[53] могли бы описать, как «чернее самой черной черноты, когда-либо виденной». Затем одна из девушек зажгла свет, очень тусклый свет, падавший на металлический стол в морге из зарешётчатой лампы.
На столе лежала покрытая покрывалом фигура, и один этот факт не свидетельствовал о «чудовищности». Тем не менее, соединяющийся факт породил некоторые сомнения. Покрытая одеялом фигура и в самом деле могла бы быть человеком, если бы не восемь футов[54] в длину.
Писатель не помнил, как подошел к столу; ему казалось, что он скользит к нему. Девочки отнеслись к этому очень небрежно, когда Сноуи…
ПУФ!
…скинула простыню.
Теперь Писатель - акрофоб[55] - чувствовал себя так, словно стоял на подоконнике сотого этажа и смотрел вниз. О, боже, - подумал он. Обнаженная фигура этого «Толстолоба» выглядела просто гигантским мертвым человеком. Cтупни у него были полтора фута[56] в длину, руки от запястья до кончика указательного пальца - тоже. Ширина плеч? Больше ярда[57]. Мускулатура этого существа превосходила, скажем, мускулатуру Шварценеггера в дни его "Мистерa Олимпии". Конечно, у Шварценеггера никогда не было кожи, цвета бананов, которые слегка закоричневели и покрылись черными пятнами. Каждый квадратный дюйм эпидермиса этого человека имел такой тон. Сеть, почти черных, кровеносных сосудов четко выделялась под этим болезненным, аберрантным цветом кожи.
Взгляд Писателя скользнул вверх по необъятно мускулистой груди, к…
Он вздрогнул.
Голова существа была покрыта каким-то черным пластиковым мешком, возможно, 13-галлонным[58] «кухонным» мешком для мусора, и Писатель почувствовал некоторую дрожь, по-видимому, это была хорошая идея - спрятать его лицо. Тем не менее, его черты лица, конечно же, нельзя было различить, но пропорции головы?
Должно быть, она была размером с пропановый баллон, из тех, что люди используют для газовых грилей на открытом воздухе.
- Мы закрываем лицо, потому что не можем на него смотреть, - сказала Дон. – Остальное, кожа, пятна? Мы привыкли.
Привыкли к этому...
- Сколько… сколько он весит? - промямлил Писатель. - Должно быть, фунтов пятьсот?[59]
- Шестьсот с чем-то[60], как сказал мне босс, - Дон стояла там, широко расставив ноги - одна нога из плоти, другая из завораживающего металлического стержня. Она скрестила руки на груди, словно оценивая происходящее. - Ему понадобился мини-погрузчик, чтобы загрузить его на весы.
Писатель отрешенно смотрел на него. Кажется, что это действительно происходит, и что я действительно ВИЖУ этот… этот необыкновенный труп. Конечно, это не чудовище, но, безусловно, свидетельство беспрецедентной человеческой аномалии...
И это послужит отличным материалом для его книги.
По какой-то непонятной причине визуальный осмотр Писателя не позволил ему даже мельком взглянуть на гениталии этого чудища... до сих пор.
- Проверяешь его причандалы, да? - cказала Дон. - Трудно не проверить его причандалы.
Писатель нахмурился. Это сплит-инфинитив! Но он оставил все как есть. Как бы это описал Вудхауз?[61] Отрезок шлангa длиной в фут[62] и диаметром в полтора дюйма?[63] Мягкий тюбик теста для печенья Пиллсбери? Что угодно. Он и в самом деле был большой, но больше всего его отвлекал желтоватый оттенок, испещренный коричнево-черными пятнами. Черные вены толщиной с карандаш отчетливо виднелись под кожей пениса, а крайняя плоть, похожая на морду, скрывала головку. Яички, размером с авокадо, лежали в сморщенной мошонке, раза в три больше мужской.
Писатель решительно повернулся к девушкам.
- Дамы, как говорили в старину: мне нужно принести еще одну бутылку пенного и могучего эликсира, впервые изобретенного древними Месопотамцами.
- Чего?
- Пойду возьму еще пива, - сказал он. - И я должен настоять на своего рода конклаве между нами тремя, и вы обе расскажете мне все, что знаете о Толстолобе, - и затем он покинул их, предполагая, что его отступление будет быстрым и без происшествий.
Быстрым, да. Без происшествий?
Точно уж нет.
* * *
Когда он возвращался в приемную, которая, как он полагал, называлась «рабочей комнатой» или «бальзамировочной комнатой», на него обрушилось множество вопросов. Такие вопросы, как: это действительно чудовище или просто человек? Разум подсказывал последнее - человек, рожденный с уникальными и поразительными анатомическими дефектами. Как он умер, и при каких обстоятельствах? Сколько ему лет, и кто его родители? Как он оказался в Люнтвилле?
Однако эти размышления бесцеремонно прекратились секундой позже. Его большие пальцы покалывало, что заставляло его думать о Шекспире: “судя по покалыванию моих больших пальцев, что-то злое придёт этим путем”, и если бы он был психически восприимчив, он мог бы вспомнить знаменитые слова Раймонда Чандлера[64] (или это сказал Роберт Б. Паркер?[65]), в которых автор утверждает, что лучшее лекарство для романиста, который не знает, куда идет его роман, - это чтобы в комнату ворвался человек с пистолетом.
Дверь распахнулась, и в комнату ворвался человек с пистолетом.
- Tы, БЛЯДЬ, кто такой? Какого хрена здесь делаешь? - закричал голос с джерсийским акцентом.
Маленький автоматический пистолет был направлен в лицо Писателя. Toт был так ошеломлен, что уронил бутылку пива, но каким-то чудом она не разбилась. Слава Богу! - подумал он.
На самом деле в комнату ворвались двое мужчин. По какой-то подсознательной причине Писатель изо всех сил переживал за свое пиво, стоя в ужасе перед этими двумя незваными гостями, и за долю секунды паралича, который поразил его, он смог сделать панический обзор. Оба были одеты в отлично сшитые костюмы и консервативные галстуки с золотыми и бриллиантовыми булавками. Безоружный мужчина был невысокого роста, в темном костюме, с аккуратно подстриженными черными волосами и лицом, которое многие сочли бы крысиным (и если бы Писатель был подкован в спорте - а он не был - он был бы поражен подозрительным подобием между этим человеком и неким баскетбольным тренером для переоцененной, и часто презираемой команды на Юге. Простите за отступление). Другой мужчина был огромен, размером с профессионального футболиста, с руками столь огромными, что пистолет в его руке казался карликом по сравнению с Кольтом .45 калибра. У него были угловатое лицо и короткие волосы, цвета перца с солью.
Писатель не нашелся, что сказать умного, и вместо этого сказал:
- Надеюсь, джентльмены, у вас сегодня был хороший день?
- У тебя есть пять секунд, чтобы объяснить мне, почему твои мозги не должны разлететься по всей стене, - сказал коротышка.
Здоровяк придвинул пистолет поближе.
- Я... Я... Я...
- Ты что, грабитель? Только не говори мне, что ты грабишь похоронное бюро.
Еще большее волнение помешало Писателю дать вразумительный ответ.
- Эй, приятель, - сказал здоровяк (чей баритон сразу определил его как «Попая», он же «Оги»), - что тебе нужно сделать, так это объяснить боссу, что ты здесь делаешь, - он пожал плечами, - или я убью тебя.
- Я друг Дон и Сноуи! - выпалил Писатель. - И пожалуйста, сэр, не стреляйте в меня, я всего лишь писатель.
Коротышка, очевидно "Поли", нахмурился.
- Писатель? Что, реально членописаниной своей зарабатываешь деньги на жизнь?
Наконец-то он смог ответить!
- Ну, сэр, при всем моем уважении к вам, я бы возразил, что это занятие, как вы его назвали, “членописанина”, не такое уж и никчёмное. Романист - это не что иное, как другой тип искусства, ничем не отличающийся от скульптора, художника, поэта и т. д.
Поли рассмеялся, нo не слишком приветливо.
- Прямо как поэты и скульпторы, да? Педрилы. A художники? Если только ты не имеешь в виду деревенщину, в белом комбинезоне с гребаным валиком в руке, они тоже педрилы. Членососы и жопоёбы.
Писатель был совершенно сбит с толку этим высказыванием.
- Конечно, мнение одного человека так же законно, как и мнение другого, но я позволю себе не согласиться с вами, сэр, и предлагаю вам пересмотреть свое мнение. Романисты, поэты и художники – это люди искусства. А искусство - это то, как эстетическая составляющая нашего населения определяет состояние человека, не так ли? Художники переосмысливают окружающее их общество в новых терминах, которые разжигают воображение и побуждают к более сложным отношениям с жизнью.
Поли мрачно уставился на него.
Оги водил дулом пистолета по кругу.
- Вот, что тебе нужно знать. Никогда не спорь с боссом.
Вывод был сделан мгновенно.
- Ах да, сэр, но я хотел добавить, что “рабочий мир” и те, кто его населяет, действительно заставляют мир вращаться, и что художники, в конечном счете, это всего лишь ленивые пёзды. Членососы и жопоёбы.
- Да, заткнись уже, - сказал Поли, потирая руки. - Значит, ты дружишь с “Обрубком”, да?
- Об… Если вы имеете в виду Дон, то да. Мы действительно друзья, сэр. Мы только что, до того, как вы доставили мне удовольствие познакомиться с вами, пили пиво.
- Пиво, да? Ну и где же она? Бьюсь об заклад, она, как обычно, трахается, засунув свой обрубок в курятник лесбиянки-альбиноски.
- Я здесь, мистер Поли, - прервала его Дон, a затем Поли и Оги повернулись и нахмурились…
Дон все еще была без штанов.
- Не стоит так наряжаться из-за меня, - сказал Поли.
- Извините, - сказала она. - Мне... что-то пролилось на штаны.
- Держу пари, что да, - oн ткнул пальцем в Писателя. - И я до сих пор не знаю, что делать с этим клоуном.
Клоуном? - задумался Писатель. - Ну, сэр, этот КЛОУН - романист, публикующийся на международном уровне, который заслужил значительные почести в самых прославленных литературных журналах страны. И этот КЛОУН сегодня заработал МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ. Интересно, а сколько ТЫ заработал?
Но он этого не сказал.
- Он наш друг, мистер Поли, - сказала Дон. - Это - вчерашний “король кончуна”.
Оги удивленно приподнял бровь, словно впечатленный, в то время как Поли выглядел откровенно ликующим
- Ты? Ты тот, кто так нафаршировал молофьёй труп той грёбаной наркоманки, что она сдохла второй раз? “Эдди Мюнстер”?
- Он самый, сэр.
Поли хлопнул его по спине.
- Бля, чувак! Я точно не так тебя понял! Не каждый парень может слить столько спермы, не говоря уже о том, чтобы поднять свой хрен на трупак, и отбарабанить его в пердак!
Писатель стоял в замешательстве.
- Я полагаю... это комплимент...
- Ладно, - продолжил Поли с авторитетным джерсийским акцентом. - Ты вычеркнут из списка дерьма, но это подводит меня к тебе, - и он посмотрел прямо на Дон.
- Ко мне, мистер Поли? - послышался ее робкий ответ.
- Да, к тебе. Оги рассказал тебе о той SD-карте, которую он потерял, и нет другого места, где он мог бы ее потерять, кроме этого. Нам нужна эта карта, а это значит, что ты будешь разбирать это место по болтику, пока не найдешь её. А если нет? Мы вытащим тебя отсюда и отвезем на север штата. И ты точно не захочешь знать, что с тобой там будет.
Дон улыбнулась.
- Вы имеете в виду эту карту памяти, мистер Поли? Где беременная девушка пьет конскую сперму?
- Мама миа! - oбрадовался Поли. - Вот оно как! Что ты об этом думаешь, Оги?
- Крутотень, босс!
Поли был в экстазе (в каком-то чрезмерном экстазе, возможно, из-за какой-то гиперактивности, затянувшейся с детства).
- Ебать-колотить! - воскликнул он, взглянув на карточку, а затем перевел взгляд на Дон. - Я так счастлив, что могу поцеловать тебя!
Дон сделала вид, что хлопает глазами.
- Как мило с вашей стороны, мистер Поли.
- Но, конечно, я не собираюсь целовать тебя, потому что кто, блядь, захочет целовать сучку, которая отсосала столько хуев, как ты! - a потом они с Оги расхохотались.
Дон, однако, не засмеялась.
- В любом случае, спасибо, что нашла эту чертову карточку, - сказал Поли. - Мы потеряли бы кучу бaбла, если бы она пропала.
- О, не благодарите меня, мистер Поли, - заметила Дон. - Наш новый друг, Писатель - вот, кто её нашел.
- Совершенно верно, сэр, - сказал Писатель. - Я заметил её на тротуаре за зданием, и сразу же отдал Дон на тот случай, если это что-то важное.
Выражение радости на лице Поли расцвело, и он снова хлопнул Писателя по спине.
- Приятель, говорю тебе, ты, должно быть, наш счастливый талисман! Сначала "суперкончун", а теперь еще и это! - oн бросил взгляд на Оги. - Оги. Дай ему чаевые.
Оги сунул в нагрудный карман Писателя $100 купюру.
- Ты молодец, приятель.
- Э-э, благодарю вас, сэр, - сказал Писатель за неимением ничего более проницательного.
Глаза Дон затрепетали.
- А как же я, мистер Поли? Я получу чаевые?
- Ты тоже хочешь чаевых, милая? Ну, как насчет этого? Я не запихиваю твои сиськи и задницу в печь сегодня! Вот твои чаевые! - a потом, естественно, они с Оги расхохотались.