В дневные часы свалку оккупировали чайки. Крабы, а за ними и охотники выползали из укрытий с наступлением сумерек, но Фаулер не планировал ждать. Люди, как и животные, не уходят далеко от кормушек. Хотя в данном случае из-за распространяемых этой самой кормушкой ароматов искать следовало немного дальше. Например, в роще за бывшим песчаным карьером, ныне затопленным.
Лет тридцать назад городские мальчишки облюбовали это место для пикников. Котлован казался удобнее, спокойнее и безопаснее моря. Не смущала даже близость консервного завода и вонючей свалки.
А вот всплывший в один из дней труп двенадцатилетнего пацана смутил. Хоть и не вонял еще. Фаулер знал, потому что сам плавал за ним. Он хорошо плавал, в отличие от того мальчишки, бывшего всего на год его младше, и до поры, как и другие, не задумывался о том, что у котлована нет дна… Вернее, оно было, где-то внизу, но такого, по которому можно зайти в воду, а после выйти, не было. Берег обрывался внезапно. Как жизнь…
И все же на котлован безголовая мелюзга бегает до сих пор. Для них это такое же проявление крутизны, как для старшеклассников ночи на моле.
Но сейчас у воды никого не было.
Фаулер оставил машину и по берегу обошел искусственное озерцо. Солнце припекало, и прохладная вода — она здесь в самый лютый зной прохладная — казалась особенно привлекательной, но с того самого дня лейтенант не окунался в нее больше ни разу. Он удовлетворился тем, что расстегнул верхние пуговицы рубашки и закатал рукава. Принюхался. Ветра почти не было, но дул он в правильном направлении, снося зловоние свалки в сторону моря. Ничто не мешало различать в душном воздухе другие запахи. Земли, травы, копошащихся в ней муравьев… Муравьи пахнут, да. И лягушки. Змеи и ежи… Птицы. У каждого есть свой запах, который ни за что не перепутаешь с запахом немытого человеческого тела.
Ну и костер еще. Змеи и ежи не жгут костров и не жарят на них… Ничего не жарят. А тушки, нанизанные на прутики, при жизни были, скорее всего, сусликами.
— Приятного аппетита, — пожелал Фаулер сидящей у костра троице.
— Спасибо, — не растерялся старший из бродяг.
Смотрелся он, по крайней мере, старшим: с густой седой бородой, морщинистый, скрюченный то ли годами, то ли болезнью, одетый, невзирая на жару, в теплое пальто и обвязанный шарфом. Его спутники выглядели моложе и немного опрятнее. Заросшие, но не настолько. Потом от них разило не так сильно, и одежду они пусть раз в месяц и без мыла, но стирали.
— Присаживайся, — предложил, скаля гнилые зубы, старший. — Гостем будешь. Мы как ждали, деликатесов с запасом наготовили. Угощайся.
Глубинные демоны знают, за кого его приняли, но явно не за полицейского и не за оборотня. О первом он решил пока умолчать, но от демонстрации клыков не удержался: уселся прямо на землю, снял с костра зарумянившуюся тушку и с аппетитом в нее вгрызся.
А что? Суслики вполне съедобны. А огонь — отличное средство дезинфекции, и уже не коробит от мысли, что бродяги обдирали зверьков грязными руками. После войны Фаулер вообще стал крайне неприхотлив в еде.
— Нормально, — сказал, пережевав мясо прямо с мелкими, хрустящими на зубах косточками. — Жаль, кетчупа нет.
Бродяги задрожали так, что земля завибрировала. Кто из них пролепетал испуганное «бер!», лейтенант не понял. Но точно не старший.
Тот первым оправился от накатившего страха и покачал головой:
— Нет, не бер. Не бер… Медведи, они не такие. Видал однажды…
Фаулер тоже видал. Северяне, что беры, что вольфы, отличались от морских псов. Во-первых, тем, что к морю никакого отношения не имели. Материковых оборотней взрастили горы, чьи пики хоть и не так, как острова, но тоже копили в себе магическую энергию. Холодный горный край суров и опасен, и дети его были такими же. Дикими, даже если родились и жизнь прожили в столице, и дикость эта проявлялась у них во всем, от внешности до повадок.
— Пес это, — осторожно, еще боясь ошибиться, вывел старший. — Водяной пес. Морской. Таких еще водолазами зовут… Да?
Фаулер неопределенно пожал плечами.
— Точно, пес, — осмелел бродяга. — В позапрошлую эпоху, рассказывают, вышли морские псы на острова. Лохматые, здоровенные… Но смирные…
— Мирные, — поправил лейтенант.
— Мирные, да… Жить стали рядом с людьми. Помогать им. Сети с рыбаками тянули. Тяжести по суше… За детьми глядели. Любят они детей…
«Жареных», — закончил про себя Фаулер, глядя на тушки над костром и одновременно с тем вспоминая молодняк с мола.
— Прижились рядом с людьми, — продолжал рассказчик. — Так прижились, что сами людьми стали… Хоть и не совсем. Луна приливы будит и псов домой зовет… В море… Говорят, если вернется пес в глубины, на берег не выйдет уже… Особенно если его перед тем по башке тюкнуть и камень потяжелее к ногам примотать…
— Интересный ты сказочник, — хмыкнул Фаулер. На «тюкнуть и камень к ногам» он не обиделся. Просто старик дал понять своим товарищам, что перед ними не мистический монстр, а такой же смертный, как они. Почти такой же. — Может, еще истории знаешь? Про острова? Про этот, например? Желательно из недавнего что-нибудь, древние сказки я и сам тебе расскажу.
— Из недавнего? — усмехнулся бродяга. — Есть такие. Только в горле пересохло, говорить тяжело.
— Ты водички попей, — посоветовал лейтенант. — А если хочешь, отвезу в одно местечко, там к воде еще хлеб прилагается, постная похлебка, бобы и картошка… Мяса только не дают. — Он помахал оставшейся половинкой суслика. — Зато выкупают, побреют, одежду чистую выдадут.
— Честно отвезешь? — прищурил закисшие глаза бездомный.
Фаулер вынул из кармана значок со звездой.
— Если очень надо, пару дней отдыха организую.
— Неделю!
— Три дня. И то если мне твои сказки понравятся.
Старик поглядел на приятелей и кивнул на деревья:
— Погуляйте пока. Воды и правда наберите, что ли.
С ним не спорили. Только сняли с костра сусликов. Всех. Видимо, опасались, что гость войдет во вкус.
— Так какую тебе сказку? — спросил старик, оставшись с ним один на один у костерка. — Их много есть. Про призрачную деву, например. Ту, что ночами вокруг психушки бродит. Голая, говорят. Специально караулят, чтобы посмотреть. Многие видели… Но не я. Я в той стороне давно не бывал…
— А у старого порта?
— И там тоже. Что там ловить? Или кого? — Он рассмеялся хрипло, как старая чайка.
— Не знаю, — сказал Фаулер. — Если бы знал, уже поймал бы. — Достал фотографии и показал бродяге. — Об этих вот персонажах история есть?
— Отчего не быть? — Старик пригляделся. — У каждого своя история… Этот вот, — ткнул черным скрюченным пальцем в фото найденного последним покойника, — Стен. Стен Мозли, так он назвался. Тебе ж их подписать как-то надо, да? Вот Стена подпиши… А этого не нужно. Не стоит он… Дезертир. С начала войны на острове прятался. Если я его имя и слышал, то забыл давно… Сам-то я тоже всю войну тут. Но куда пойдешь, если ног нету?
Только сейчас, присмотревшись, Фаулер понял, что бродяга не подогнул ноги под себя, как думалось сразу. Их у него действительно не было. А раз так, можно ли звать бродягой того, кто не бродит?
— У порта, говоришь, нашли их?
Лейтенант кивнул.
— Странно. — Старик поскреб бороду. — Странно, что полиция за это взялась. Мало ли таких, как мы, мрет? Или там… особые обстоятельства?
Газет бездомные не читали и, соответственно, о существовании цирюльника не знали. Неведение одного конкретного бездомного Фаулер тут же развеял.
— Да уж, — вздохнул тот. — Интересные сказки… Не слыхал таких, прости. Наши и прежде пропадали, но не так…
— А как?
— Да никак, — развел руками старик. — Был человек — и нету. Давно уже это. Один мне рассказывал о красной машине, года три назад… Ездит, мол, по острову большая красная машина, а за рулем — красавица в красном платье. Такая, что ух!.. Пальцем поманит, и мужики за ней сами бегут. А кого она с собой возьмет, того уже больше и не видят. Цена у нее такая: жизнь за ночь любви… Но это — как та призрачная дева…
— В смысле ни слова правды?
— В смысле — я сам не видел. Если бы встретил эту красотку в красном, согласился бы запросто. Не так дорого моя жизнь стоит. Выходит, и цена плевая…
— Красная машина, говоришь… — Фаулер почесал макушку. — Это точно?
— Сказал же, сам не видел. Но ночью все кошки серые, а машины — черные. Те, которые не белые, конечно. Красный — красиво просто.
— И женщина за рулем?
— Так говорят.
— Три года назад появилась?
— Три года, как я про это услышал, — поправил старик. — А началось раньше. Сразу после войны, наверное, как народ с материка повалил. Только… Не находили ведь прежде никого. Может, разные это сказки?
— Может быть. Друзья твои, кстати, ничего нового не подскажут?
— Спроси, если хочешь. Но они давно при мне, вряд ли больше знают.
— А отослал их зачем?
— Как зачем? — удивился старик. — Вернутся сейчас, начнут выпытывать, о чем мы тут секретничали. Я расскажу. Привру еще маленько… Будет о чем поговорить до вечера. А то скучно ведь…
В обещанную благоустроенную камеру он не поехал. Заманчиво, но куда с его ногами? Точнее, без них?
От денег не отказался.
— Хороший ты пес, — сказал напоследок. — Хоть и человек. Заходи, если что. И кетчуп прихвати.
ГЛАВА 7
Общения с каталогами избежать не удалось.
Как сказала Джо, ее это успокаивает.
Что до Марти, то она честно пыталась почувствовать седативное действие архивной работы, но очень скоро поняла, что предпочла бы пустырник.
И уехать отсюда.
Остров ей нравился. И город. И люди. И пироги. И кофе. И башня… А сколько еще чудес, больших и маленьких, можно тут обнаружить!..
Но голос из прошлого твердил, что грядут не только чудеса.
«Мне это не нравится, Тина. Что-то затевается. Нехорошее…»
Томми связался тогда с командованием. У него получилось. Пусть всего лишь капитан, но все-таки лорд, — отказаться от разговора с ним не посмели. Потом поступили похожие предупреждения от других выходцев с Архипелага. Немного, ведь и лордов в действующей армии было совсем мало. Основная часть их со своих островов занималась возведением щита, чтобы отрезать дарнийцев от побережья и линий силы, и это было важно… Возможно, намного важнее действий пехоты, авиации и флота. Но если бы лордов было чуть-чуть больше там, где шли бои, удалось бы избежать затяжного кровопролития и тех огромных потерь. А если бы больше лордов было в Алатру и Ликардии, они, наверное, смогли бы разгадать замысел противника…
Теперь тем же образом кто-то собирает силу на Карго-Верде.
Зачем?
Не затем, чтобы превратить остров в новую Ликардийсую косу, — это ясно. Для такого понадобилось бы десятка два магов, которым для создания купола смерти пришлось бы принести в жертву не двоих, а минимум две сотни человек. Да и смысла нет в таком преступлении. Дарнийцы стремились уничтожить ударные части имперской армии, а зачем уничтожать мирный остров? Можно представить, что кто-то так ненавидит Карго-Верде, что мечтает стереть его с карты. Сумасшедший, ведь здоровые люди подобных желаний не испытывают. Но тут нужна группа психов с одинаковым диагнозом, а таких наверняка и в лечебнице нет. Каждый сходит с ума по-своему…
Нет, Марти ставила на одиночку или небольшую группу, преследующую некие вполне осмысленные и, вероятнее всего, корыстные цели.
Или это маг, для которого сила ценна сама по себе. Собирает, чтобы иметь. Тратит и опять собирает. Это ведь прекрасно — чувствовать магию в себе и власть над нею. Марти еще помнила…
Джо сказала, что след на телах приглушен, словно тот маг частично заблокирован. Может быть, у него проблемы с проводимостью каналов? Может, он потому и…
И совпадений нельзя исключать. Почему нет? Способ убийства тот же, и магический след есть, но Марти не способна сейчас проверить, соответствует ли он тому, что оставался на жертвах дарнийцев. Быть может, убийца и не собирает силу, убивает просто по какой-то извращенной прихоти, а след оставляет нож. Трофей с последней войны, свойств которого маньяк и сам не знает…
Версий было много, и Марти делилась каждой.
Она не хотела в этом участвовать. Но ведь преступник не будет так любезен, чтобы подождать год, пока она уедет? Значит, нужно по мере сил помочь людям, с которыми ей предстоит общаться весь этот год.
Помогать — это часть ее дара, одна из основных установок. Дар заблокирован, а установки — нет.
— Значит, он был лордом? — не к месту спросила Джо, закончив разбирать очередную стопку бумаг.
— Он? Человек, который мне рассказал?..
— Тот подонок, который отправил тебя в тюрьму.
Удивительно, но она не вздрогнула. Не покраснела. Не побледнела. Не отвела глаз.
— С чего ты взяла? — спросила спокойно.
— В твоем деле нет имен. Кроме твоего. Обвинительное заключение и протоколы суда отсутствуют. Приговор — только строка о назначенной мере наказания, а в решении об аннулировании брака не указан номер свидетельства. Если бы он был булочником, такую секретность не развели бы.
— С чего ты взяла, что он — подонок и в тюрьму я попала не за дело? — расширила вопрос Марти.
— Печати. Их ведь тебе поставили до замужества? То есть приворожить его чарами ты не могла. Приготовить зелье — тоже. Даже по готовому рецепту. Расчет некоторых компонентов производится исходя из индивидуальных особенностей объекта воздействия. В противном случае не добьешься стойкого эффекта. Можно рискнуть, но ты не похожа на человека, который готов действовать наобум. А если бы ты заказала зелье какой-нибудь ведьме, судили бы вас обеих и по другой статье. Преступление по предварительному сговору… Спорим, в суд не вызвали ни одного специалиста по приворотам?
— Был протокол экспертизы.
— У меня в сейфе лежит дубликат печати городского совета. Хочешь, выдам тебе разрешение на полеты над островом на метле?
— Зачем?
Джо пожала плечами:
— Просто так. Себе я такое сделала.
— И… часто летаешь?
— Вообще никогда. Не умею. И метлы у меня нет. А разрешение есть.
Как все легко, оказывается. И никакого «Карго-Верде знает». Просто дело шито белыми нитками, и любой, кто смыслит хоть что-то в законах и приворотах, это видит. И если бы она не признала себя виновной…
Нет, и думать не стоит. Не вышло бы ничего хорошего.
Что, жила бы сейчас как ни в чем не бывало с Томми в огромном доме, куда он перебрался после суда?
Она знала, что перебрался.
В газетах, что доставляли с материка, писали несколько раз о жизни лорда Томаса Энтони Стайна — героя последней войны и одного из самых привлекательных холостяков империи. В первой заметке, которую Марти нашла о нем, как раз упоминался великолепный особняк в классическом стиле, гостеприимно распахнувший двери для цвета общества, — лорд Томас устраивал прием в честь своего возвращения в столицу.
Во второй заметке лорда Томаса отметили среди гостей императорского дворца. Его имя было двадцать седьмым в списке. Но оно там было. И матушка его, незабвенная леди Амалия, наверное, поместила ту газету в рамочку и повесила над камином…
В последний раз имя лорда Томаса попалось Марти в статье, посвященной его помолвке. Там и фото имелось: лорд Томас Энтони Стайн, серьезный и надменный, такой, что язык не повернулся бы назвать его «Томми», а рядом — его очаровательная невеста.
Это было год назад, и свадьба, возможно, уже состоялась, но Марти с тех пор не читала светские хроники.
Нет, с лордом Томасом она точно не жила бы долго и счастливо.
А Томми, которого она, невзирая на данные себе зароки, до сих пор вспоминала, и вспоминала с теплом и благодарностью — за то, что был рядом в самый тяжелый момент ее жизни, помог преодолеть боль и отчаяние, — того Томми больше нет. И говорить о нем не нужно. Ни плохого, ни хорошего.
— Откуда у тебя печать совета? — спросила она Джо.
— А, — легкомысленно отмахнулась та, — я — его почетный сопредседатель. Вроде как главная ведьма Карго-Верде.