Важный слуга проводил меня в небольшую залу, и оставил одного. Почти все помещение занимал квадратный стол черного дерева, со столешницей, инкрустированной гербом Фоминских — пушкой с летящим над ней вороном. Изображение ворона смотрело на меня и со стен — тиснением на кожаных обоях, с изумрудными глазами. Натуральными изумрудными глазами, я подошел и поковырял одну из птичек, драгоценные камни были врощены в кожаное покрытие. Вытащить камень не удалось, уж очень он был добротно заделан, да еще и покашлял кто-то сзади.
Обернулся — возле стола стоял мой старый знакомец Ратибор, а рядом с ним — совсем уже пожилая женщина, с черными как смоль волосами и морщинистым лицом. Почти старуха, но вот старческой немощи в ней не наблюдалось.
— Марк, рад, что ты заехал, — неискренне улыбнулся княжич. — Садись, не стесняйся. Рада Всеславовна, это вот наш родственник новый, Травин Марк Львович, праправнук Олега.
Я тоже улыбался в ответ и во все глаза смотрел на старушку. Вот только видел не ее, а молоденькую девушку, держащую за руку бравого гвардейского офицера на очень старой фотопластинке. И черты лица давно уже не те, и глаза выцвели, а все равно, она это. Отец так и не выяснил, кто эти люди, прадед, наверное, знал, но погиб на войне, а вещи его нашли, когда из Карелии в Центральную Россию перебирались. И там это фото, без подписи, только двое — девушка и парень, стоят, держатся за руки и улыбаются, не в камеру, а друг другу.
Фоминские стояли и ждали, когда я наконец просмотрюсь.
— Простите, — наклонил я голову, — просто показалось.
— И что тебе показалось, дружочек? — старушка уселась, сложила руки в замок — никаких артритных утолщений, ухоженные такие.
— Да нет, ничего. Старая семейная фотография вспомнилась.
— Фотография? Слово какое чудное, — вступил в разговор княжич. — Греческое. И что оно означает?
Я как мог обьяснил, что такое фотография.
— А, факсимилия. Что скажете, Рада Всеславовна?
— Не похож, — покачала головой старушенция. — Может он и вправду Сергея правнук, но не чувствую я в нем травинского ничего. Говоришь, ворон откликнулся?
— Да. Марк, если тебе не сложно, расскажи о себе.
И я рассказал. Как говорил дядя Толя — хочешь соврать, скажи правду, поверят в одном, значит поверят и в другом. Я прочитал больше десятка книг о Пограничье, разорился на карту тех мест, в которые колдунам-картографам удалось добраться живыми, а потом оттачивал свои знания на беседах с «земляками», и если поначалу было какое-то недоверие, то вот последние мои знакомые — точно принимали меня за своего, пограничника. Биография была надежнее, чем у Штирлица, я вплетал свою историю в реальные события, людей, которых я называл, можно было найти и переспросить, и наверняка они подтвердят то, что я сказал — кто запомнит пацана среди толпы друзей и знакомых. А уж о нашем баронстве я мог бы рассказывать часами — и про лошадей, и крестьян каждого по именам помнил, и высоту крепостных стен, и даже какие цветы возле моста росли. Росошьев — и тот с пятого раза одобрил, благословил, так сказать.
Хозяева выслушали мой получасовой монолог, не перебивая. Княжич в нужных местах улыбался, когда надо было — охал, а вот Рада — та сидела молча, с одним и тем же недовольным выражением лица.
— Так я оказался возле села какого-то недалеко от Славгорода, — закончил свой рассказ я, перед этим живописав, как меня втолкнул в портал неизвестный колдун.
— Так значит, Травины теперь бароны пограничные, под Империей ходят, — старушка пожевала губами, повернулась к княжичу. — Врет он все. Рассказ гладкий, но ни одного слова правды.
Фоминский развел руками, мол, что есть — то есть.
— Зазубрил хорошо, молодец, так и держись, — Рада постучала пальцами по столу, — Лаврентий свое дело знает. Значит, ворон признал? Дай-ка руку.
И требовательно протянула ладонь.
Делать нечего, положил руку на стол, цепкие пальцы вцепились мне в кисть. И узкий стилет пригвоздил мою ладонь к столешнице.
Я было дернулся, но старушка держала меня крепко. Слишком крепко для ее возраста и телосложения. И улыбалась — недобро так. Кровь из раны потекла на стол, тонким ручейком обогнула выпуклое изображение пушки и начала заполнять выемку в виде ворона. Сначала я попытался заживить рану, но от моих стараний кровь шла только сильнее. Так что колдовать я прекратил, и просто ждал, чем все закончится. Не убивать же меня сюда привели. Наверное.
Кровавая фигурка ворона пошевелилась, Рада хлопнула меня по руке, кровь мигом остановилась, и рана зажила без следа.
Послышалось хлопанье крыльев, и на стол приземлился мой старый пернатый приятель. А может быть, его брат — очень уж похож. Ворон не торопясь подошел к алой фигурке, обмакнул в лужицу крови лапку и нарисовал на столешнице руну. Потом еще одну. И еще, и так одиннадцать раз, обмакивая коготь в натуральный краситель.
Руны налились оранжевым, вспыхнули, поднялись в воздух, начали вращаться. А потом исчезли, вместе с кровавой фигуркой. На месте лужицы крови лежал красный кристалл, чуть больше ногтя.
— Держи, — старуха протянула его мне. — На поляне предков, если испытание провалишь, это хоть жизнь твою никчемную спасет.
— А вдруг не провалит? — княжич с сомнением поглядел на меня.
Рада засмеялась неприятным клекочущим смехом.
— Сам-то в это веришь? Нашел кого-то с каплей смоленской крови, может он и родич какой, но вот не чувствую я, что брата моего потомок. И что с ним Всеслав сделает, представляешь? А так скажем, что род давно в другую сторону ушел, там ведь травинского малая доля должна быть, бывает, предки сомневаются. Но в живых оставляют. Или тебе Травино не нужно?
— Как не нужно, — вздохнул Фоминский, — из-за этого все и затевалось. Даже дом отдаю, а все из-за тебя, Рада. Надо было с братом мириться. Ну да ладно, это дела семейные. Марк, на княжеском приеме, как появишься, сразу к нам, в разговоры попереж меня ни с кем не вступай. Так что пока иди, а там и встретимся.
Моего мнения никто не спросил. Ну и ладно. Спрятал камень в карман, откланялся гостеприимным хозяевам — даже чая не предложили, только крови попили. Зато на одну семейную тайну стало меньше. Наверное.
Глава 15
Весенний прием прошел с размахом. Нескончаемая вереница гостей медленно вилась от ворот замка к большому одноэтажному зданию, стоявшему на возвышении. Князь — невысокий средних лет толстячок с добрыми глазами палача самолично встречал у входа вновь прибывших, кого-то хлопал по плечу дружески, от других принимал поклоны и подношения, но никого не обделял словом и вниманием. Даже мою скромную особу — стоило подняться по широкой лестнице, и отвесить подходящий для такого случая поклон, князь, кивнув головой что-то прошептавшему ему на ухо придворному, вперил в меня взгляд и лениво улыбнулся.
— Давненько Травины не одаривали меня своим вниманием, давненько. Надеюсь, исправишься?
Я просто кивнул, сзади уже напирала за своей порцией княжеского внимания какая-то пара — тощий мужичок и гренадерского вида баба, связываться с ней не хотелось. Впрочем, Великого князя Смоленского мой не слишком почтительный кивок не смутил, он подмигнул мне и тут же чуть ли не восторженно обнял тощего. А я пошел дальше по лестнице в залу.
Все происходящее вполне укладывалось в мое представление о царских приемах. Гости кучковались, переговаривались, мигрировали от одной компании к другой, в одном зале дефилировали возле накрытых столов, в другом — танцевали вполне современный вальс, в третьем играли в карты и кости, в четвертом..
Туда я уже не пошел, всего залов было девять. В центре — большой квадратный, по бокам от него — поменьше прямоугольные, и самые маленькие по углам, вместе они составляли квадрат со стороной в полторы сотни метров. И идя вот так по часовой стрелке, я остановился на третьем. Еда, танцы, азартные игры, все шло по нарастающей. Думаю, в шестом или седьмом меня ждала оргия, а я такие развлечения предпочитаю в небольшой компании. Идеальный вариант — вдвоем.
Ну и другая причина была. Фоминские сидели за карточным столиком, Ратибор, заметив меня, махнул рукой, так что пришлось подойти. И остаться — за столом играли в покер, казалось, только меня и ждали, едва я уселся в свободное кресло, как тут же сдали по две карты. Кроме меня и Фоминских, за столом сидели пара — высокий и полный мужчина в возрасте, и средних лет черноволосая женщина со строгими чертами лица, а с ними — молоденькая девушка, в которой я узнал хорошенькую племянницу Драгошича. Как там ее, Беляночка?
— Давай я обьясню тебе правила, Марк, — Рада сегодня была куда более дружелюбна, или казалась такой. — Сейчас князь Добрянский сдал по две карты. Мы делаем ставки, по маленькой, десять гривен, не больше. А потом перед каждой открытой картой, а их всего три, будем ставки повышать. Но тоже не больше чем на десять гривен. Колдовать запрещено, так что будь поосторожнее. А что собрать, я тебе потом покажу.
А чего показывать, сыграв пару раздач, особых отличий от клубного покера, кроме как одной карты на флопе, не нашел. Три круга торговли, те же стриты, флеши и хаусы, только назывались по-другому. И масти были непривычные — четырех разных цветов, масть тоже считалась, и два одинаковых флеша разной масти по-разному стоили. И еще джокер — который здесь назывался «князь», он был старше туза и с ним роял флеш становился еще роялистее.
Первую сдачу я ожидаемо проиграл, просто пасанув, а вот во второй почти выиграл.
После десяти сдач Ратибор махнул рукой, к нам подбежал слуга с корзинкой и сгреб все наши выигрыши в кубышку. Мои двести сорок выигранных золотых — в том числе.
— Для бедных, — на мой недоуменный взгляд пояснил Фоминский.
Дамы встали, и о чем-то переговариваясь, ушли дальше по кругу, раскланиваясь со знакомыми. Надеюсь, не в седьмую залу, старушке там может быть и понравилось бы, а вот Беляночка — та наверняка будет шокирована. Мы остались за столом втроем. Князь Добрянский поглядел вслед ушедшим женщинам, хмыкнул.
— Бедняжка. Второй месяц из деревни, а все никак к нашим не привыкнет.
— Где ты ее взял-то? — Фоминский достал красную пастилку, бросил в рот.
— Дальняя родственница, из Заболоцких. Ни рубля за душой, но уже сейчас пятый круг посередке, а через десяток лет, как мой племянник утверждает, в четвертом будет. Дед с бабкой от нее отвернулись, как же, их сыночек среди простых себе пару нашел. А дочка-то вон какая уродилась, талант, ну мы и подобрали, как-никак — наш род. Князю представим, в университет здешний определим, нечего такому сокровищу в глубинке пропадать. А дальше пусть эти себе кусают локти. Ты, я вижу, тоже решил род усилить?
— Это Олега праправнук, — кивнул Фоминский.
— Да ты что, — его собеседник понимающе улыбнулся. — Настоящий?
— Через семь дней увидим, — пообещал Ратибор. — А сегодня князю представлю. Они с Сергеем были не разлей вода, ты помнишь? Парню лишнее участие не помешает.
— Смотрю, ты уверен, — Добрянский покачал головой. — Ох и хваткий ты, Ратька, весь в отца. Мое слово крепкое, ты знаешь. Уговор есть уговор. А твоего прадеда, молодой человек, я знал. Да что там прадеда, отца его, Олега Всеславича, вся Смоленщина боялась. С прежним-то князем они ох как были дружны, не разлей вода, да что-то разладилось у них, это потом твой предок, который поближе, с нынешним князем сошелся. Уж не думал, что потомка своего старого приятеля увижу.
Я глядел на них непонимающими глазами, внутренне усмехаясь. Ломают тут комедию, тайны, понимаешь, мадридского двора. Все это было в той книжечке, что прахом рассыпалась. Фоминские получают Травино в полное владение, а Добрянский княжичу свою внучку в жены отдает, и с ней прилегающие земли. Вроде как для Фоминских — прибыток, а Добрянским — сплошные расходы, но там все в выигрыше. Деньги и власть на кону такие, что Марка Травина сожрут и не подавятся, если он хоть шаг в сторону сделает. А я сделаю, не нравится мне моя роль в предстоящем спектакле. Не только у моих партнеров по покеру есть свои князья в рукаве. И не потому, что так вовремя и удачно подвернулся, а просто привык, что вот такие власть имущие всегда только свой интерес блюдут, а на нас, простых людей, им насрать глубоко.
Да и институт брака тут странный у одаренных, исключительно для воспроизводства. Евгеника во всей красе, вон, Беляночки отец взбрыкнул, и изгоем стал.
Слуга в шитом золотом кафтане, неспешно прохаживавшийся между столами, подошел и к нам, произнес — «Через пятнадцать минут» и ушел дальше.
— После кого мы пойдем? — Ратибор поднялся, потянулся, даже в таком положении камзол свободно висел на его тощем теле.
— Вяземские, наверное, — Добрянский бросил колоду карт на стол, потряс кистью, из рукава вылетели два туза. — Не пригодились. А все ты, зыркал на меня.
Удельный князь и княжич рассмеялись.
Центральный зал постепенно наполнялся гостями. В назначенное время приглашенные подходили к возвышению, на котором сидел князь, выпивали чарку вина — Смоленский так уже наверное за третий десяток чарок перешагнул, а что ему, с колдовским даром, хоть ведро выпьет. Выслушивали вопросы, отвечали, некоторые даже спорили, и все это неторопливо, с толком и расстановкой, без суеты. Наш черед пришел ровно через пятнадцать минут, мы приблизились к трону — вшестером, в центре — оба князя, дальше их спутницы, ну а мы с Беляночкой позади, шагах в пяти.
Я ободряюще похлопал девушку по руке, мол, все нормально, блондиночка покраснела и вцепилась мне в руку словно клещами.
— Излагайте, — великий князь все так же добродушно улыбался. Первый круг, таких на все княжество двое, а на все княжества — и двух десятков не наберется. Правда, на одного, кажется, меньше стало, ну да я не буду своим подвигом хвастаться, понятия дружбы и вражды на таком уровне — простой звук. Могут и отрезать что-нибудь фатально за уменьшение общего магического потенциала.
А вот практически рядом с князем сидел мой туз, точнее говоря — дама червей. При раскладе, который мне приготовили, карта не лишняя, может и сыграет.
— Челом бьем, — начал Добрянский.
— Брось, — князь даже рукой пренебрежительно махнул, мол, чего ему это чело, — давай к делу переходи. Хотя постой, я сам за тебя все скажу. Женитьбу Ратьки Фоминского с твоей внучкой одобряю, дело хорошее, обряд назначим на осенний экинокс по-имперски, или по-нашему на Радогошь.
— Благодарю, владыка, — оба князя синхронно поклонились.
— А остальное, — Смоленский внимательно посмотрел на меня, потом почему-то на Беляночку, — на Ярилов день охота будет, а потом — торги. Вот после них и посмотрим, что почем.
И снова обе владетельные особы поклонились, и спутницы — вместе с ними. Ну и мы с девушкой тоже, вон, уже следующие своей очереди ждут — не дождутся. Только собрались отходить, вижу, молоденькая девчушка, сидевшая через руку от князя, вскочила и что-то шепчет ему на ухо.
Шепчи, Злата. Есть у меня к твоему прадеду интерес.
Не то чтобы я в танцах дока, но ходил больше года на латину, была у меня одна знакомая, от джайва без ума. Расстались мы с ней быстро и без особых эмоций, а вот на занятиях я задержался, уж очень симпатичная преподавательница там была — к двум занятиям в неделю у меня какое-то время прибавлялись еще столько же внеклассных.
Так что в вальсе Беляночку я вел уверенно, хоть и без домогательств. Девочка хоть немного расслабилась, а то на междусобойчике с князем ее аж трясло. Даже чего-то там рассказывала мне о своей жизни в большом городе, я кивал и особо не вслушивался. Гораздо больше интересовало меня, как отреагирует князь на слова своей правнучки. Как-никак, спас ее, хотя с другой стороны, может и не стоило ей последние воспоминания блокировать, но не сдержался тогда, с этим грибом разум становится открытым, словно проходная — что хочешь делай. Я наглеть не стал, какие-то существеные вздействия сразу обнаружили бы местные мастера, а вот что-то помочь забыть получилось, в итоге девчушка не помнила, как попала в комнату к паучку. А как увидела меня, тут же пелена с разума спала — не мастер я на такие вещи, но что не делается, все к лучшему, вовремя. Поскольку заклинаний в сущности не было никаких, поймать меня на этом не смогут, и считай три месяца никто и не догадывался, что я с княжной, или как ее там, в одной процедурной сидел. А вот теперь время пришло. Уж очень мне нужно, чтобы князь на меня внимание обратил.