Теневой меч - Гай Хейли 4 стр.


Он пошел дальше, в лобовую часть, пригнув голову и стараясь не задеть руками острые металлические скобы, держащие мили бухт проводов, бегущих по стыкам между потолком и стенам по обе стороны узкого коридора. Банник просунул голову к посту второго наводчика, крошечную каморку Каллигена за «Разрушителем».

— Сэр, — произнес Каллиген с тарабакской палочкой во рту.

— Как дела?

— Да вот, легкие травлю, — честно ответил он и выдохнул облачко ароматного дыма. — Что тут сказать?

— А он? — сказал Банник, опустив голос и многозначительно посмотрев вниз.

— Хемо-Пес — он Хемо-Пес и есть. Знаю, не шибко полезные сведения, но он не пытался обокрасть меня уже три смены, поэтому я рад, что он торчит на своем нитрохиме и не лезет к моим вещам, — произнес Каллиген, достаточно громко, чтобы мехвод его услышал.

Банник перевел взгляд на бутылку с самогоном, припрятанную в сетку возле Каллигена. Он вернулся назад в коридор. Каллиген нырнул следом и выглянул наружу.

— Можете передать Колиосу, чтобы он сказал Брасслоку, что «Разрушитель» еще косит вправо? Я сказал ему после последней проверки, но он ничего не сделал. У него прицел сбит, клянусь вам.

— Передам. А ты пробовал попросить орудие?

— Ага. Весь этот бред о машинном духе. Молитвы, смазка, хорошее обращение и все такое прочее. Но я бы хотел, чтобы его попросил кто-то толковый, желательно с гаечным ключом.

— Можешь на секунду вылезти? Я хочу поговорить с Шоамом.

Каллиген отстегнулся и выбрался из кресла второго наводчика.

Банник полной грудью вдохнул прокуренный воздух. Нырнул внутрь и, перевалившись через кресло наводчика, просунул голову в пост механика-водителя. Там пахло еще хуже. Шоам практически жил в кресле. Аутленнер, механик-водитель «Марса победоносного», был точно таким же до своей гибели, и это было не единственное сходство между ними, подумал Банник, заметив нитрохимический ингалятор Шоама, который висел на стенных лямках. Он вспомнил пристрастие Аутленнера к глису.

— Неужели это сам маленький парагонский лорд? Привет, сэр. — Глаза Карлока Шоама блеснули в полутьме, озаряемой пикт-экранамам и приборными панелями.

Через стеклоблок проникал квадрат более яркого света. Шоам сидел, сгорбившись, прямо под ним.

— Шоам. Хотел всех проверить, — сказал Банник, но тут же упрекнул себя. Почему он всегда чувствовал себя так, словно должен оправдываться перед этим савларцем?

— Страшно? Это норма, — ответил Шоам. — Всех трясет перед боем. Боевая высадка. Большой риск. Не знаешь, переживешь ли ее. — Савларец взял маску респиратора, привычно болтавшуюся на ремешке у него на шее, и прижал к лицу. Раздался щелчок, а затем шипение газа из баллона на стене. Шоам сделал глубокий вдох.

— Ну, тогда… Если я могу чем-то помочь, дай знать.

— Выпустить меня отсюда? Найти уютное местечко и хорошую жену? Никаких больше битв, никаких убийств?

— Боюсь, что нет, — сказал Банник.

— Тогда у меня есть все, что вы могли дать, — ответил Шоам. — Лучше водить такого здоровяка, чем мою старую «Саламандру». Тут безопаснее.

— Верно. — Банник замолчал, и его взгляд упал на баллон. — Тебе стоит быть начеку, когда мы окажемся внизу.

Шоам погладил нитрохимическую маску.

— Она как раз помогает мне быть начеку. Если мы умрем, то не из-за меня и не из-за нитро, начальник.

— Тогда не перебарщивай.

Банник размышлял над тем, чтобы конфисковать маску и запасы химических веществ савларца, пока не прочел о побочных эффектах воздержания от их приема. Там говорилось, что савларцы сходили с ума, когда их лишали своего наркотика, и бросались на всех, кто оказывался поблизости. Заслуженный капитан Ханник очень сильно возражал против того, чтобы Шоама назначали мехводом «Чести Кортейна», но все его слова падали в глухую аугментику. Жрецы Машины сказали, что его выбрал сам машинный дух, и поэтому Шоам остался. Хотя Банник уважал водительские навыки савларца, он сомневался, что когда-либо сможет доверять ему. Но, с другой стороны, Аутленнер был зависим от глиса, и Каллиген туда же. Война сказывалась на каждом. Он знал, что вел себя предосудительно по отношению к савларцу, но ничего не мог с собой поделать. И решил как-то исправить это.

Вернувшись на главную палубу, Банник на мгновение замер, прислушиваясь к болтовне экипажа. В посадочные корабли и из них поступали приказы о подготовке к заключительным проверкам. Пока признаков близящегося вылета не было, поэтому Банник поднялся по трапу в башню.

Башня хоть и была широкая, но большую ее часть занимал затвор массивного боевого орудия. Первый наводчик Мегген сидел справа от него. Трап поднимался таким образом, что, когда Банник взобрался внутрь, его нос коснулся металла, скользкого от конденсата и густой смазки. Снарядный подъемник располагался за затвором, а на самой его вершине бугрились автопогрузочные механизмы. Кресло Меггена было затиснуто между двух полок: одной для новых снарядов, второй — для пустых гильз. Сзади находилась командирская башенка, в основании которой угнездилось еще одно кресло — запасной командный пункт Банника. Несмотря на массу техники вокруг, у Меггена было больше простора, чем у любого другого из них.

— Эй, Банник, — сказал Мегген. — Заскучал?

— Не люблю ждать, — отозвался Банник. — Ты как?

— Лучше не придумаешь, Коларон, — сказал Мегген. Они с Банником сблизились после Агриты, и заслуженный лейтенант не возражал, если тот обращался к нему по имени. — Мы в железной коробке, внутри другой железной коробки в третьей железной коробке, ожидаем, пока нас не выбросят прямо в битву. Чего еще я мог желать? — От него не укрылось выражение лица Банника. — Не волнуйся, осталось недолго, — добавил он.

— Прямо камень с души.

— Но, с другой стороны, дольше всего начала высадки я ожидал сорок восемь часов, — сказал Мегген. — Поэтому не обнадеживайся. Казалось, моя задница вот-вот разорвется, так сильно мне хотелось в туалет.

— Как твоя рана? — спросил Банник.

На плече Меггена красовался синюшно-багровый шрам, вены вокруг которого стали темно-красными — напоминание о стычке с эльдар на Агрите.

Мегген повел плечом:

— Все в порядке. Болит, только когда мне холодно или иногда пробую поспать. Первое не так заметно, ведь тут всегда жарко, а вот без второго я бы наверняка смог прожить.

— Что ж, я…

— Не говори, что сделаешь все, что сможешь. Понимаю, ты хочешь как лучше, но в нее тыкали все костоправы этого транспорта. Они ничего не смогли поделать, а учитывая то, что ты можешь только попросить их, значит, ты и сам ничего не сможешь поделать. Все, чем они меня пичкали, в подметки не годится выпивке. Я бы убил за бутылку хорошего глиса, но ведь нужно как-то жить дальше, верно?

В ухе Банника взорвался резкий звук. Приоритетный вокс-сигнал принес с собой голос корабельного палубного офицера:

— Всем войскам приготовиться к высадке. Всем войскам приготовиться к высадке.

Снаружи глухо завыли сирены. Тихие разговоры экипажа в танке окончательно стихли. Раздался металлический удар. Банник почувствовал, как машинный дух «Чести Кортейна» вздрогнул от нетерпения.

Мегген бросил взгляд на башенный люк:

— Похоже, мы вылетаем. Удачи, сэр. Будем надеяться, нас не собьют до посадки.

Банник слетел по трапу, обхватив рейки ногами. Он проворно обогнул Эппералианта, втиснувшегося в свое оборудование, и опустился обратно в кресло. Без вокс-устройства, что напоминало ему о существовании остального мира, у него вполне мог бы случиться приступ клаустрофобии. Даже в лучшие времена внутри «Чести Кортейна» было не повернуться, но все казалось вдесятеро хуже, когда танк находился в посадочном корабле. Коробка в коробке в коробке. Мегген прав.

— Готовы, бойцы? — спросил Банник.

Ему ответил хор: «Так точно, сэр». Эппералиант закончил молиться и теперь слушал вокс, временами переговариваясь с другими связистами из второго «Гибельного клинка», командирского «Адского молота» и «Теневого меча» 7-й Парагонской роты сверхтяжелых танков.

— На связи заслуженный капитан, — сказал Эппералиант.

— Подключи его к внутренним динамикам. Он хочет сказать речь.

Перед каждой битвой Ханник неизменно обращался к танкистам. Он не любил говорить много, и это было хорошо для боевого духа не меньше самого факта, что он вообще говорил, однако эффект несколько испортил сухой кашель, продлившийся десять секунд, прежде чем он смог наконец начать.

— Чертов Калидар! — сплюнул он. — Стоит подышать местным воздухом, и будешь кашлять весь остаток жизни. — Люди добросовестно засмеялись. — Все готовы?

— Мартекен готов. «Артемен Ультрус» ожидает боя, — произнес командир второго «Гибельного клинка» роты.

— Мы тоже, капитан, — отозвался Харниген из «Теневого меча», «Люкс Императора».

— Так точно, сэр. К высадке готовы, — сказал Банник.

— Хорошо. Через три минуты или меньше, скорее всего меньше, нашу роту выпулят из относительного уюта этих отличных кораблей Имперского флота прямо в сердце боя. Для тех, кто прежде не участвовал в боевой высадке, я скажу так — это головокружительно. Я ожидаю, что каждый человек будет самоотверженно выполнять свою работу, — сказал он, и экипаж «Чести Кортейна» начал беззвучно повторять следом за ним. Ханник был хорошим человеком, но пользовался заученными фразами. — Все элементы сообщества, действующие оптимально и на положенных местах — таков парагонский путь. — А затем неожиданно добавил: — Понимаю, что некоторые из вас не с родной планеты полка, однако то же касается и вас. Пусть Император присматривает за всеми вами. Увидимся, когда захватим космический порт. Ханник, конец связи.

Вокс отключился. Снаружи послышалось лязганье, доносимое откуда-то из гигантского посадочного корабля сквозь металлический корпус «Гибельного клинка». Танк «Честь Кортейна» завибрировал в такт с гудением двигателей десантного судна, набиравших обороты, чтобы выдержать невероятное усилие от доставки столь огромной тяжести на дно гравитационного колодца.

По внутреннему воксу затрещал новый голос:

— Летный экипаж докладывает — к вылету готовы. Экипажам — приготовиться к высадке. Взлет на пятнадцать. Три, два, один, пятнадцать. Конец связи.

В отсеке зазвучал третий голос, приступивший к обратному отсчету.

— Четырнадцать, — произнес он со всей возможной заинтересованностью человека, которому предстояло пересчитать гору бобов.

— Боксы настроены и включены, — сообщил Эппералиант, катаясь на своем кресле по рельсам вдоль длинного стола вперед и назад.

— Экипаж, перекличка, — сказал Банник. — Подтвердить затяжку ремней.

— Так точно, — отозвался Мегген.

— Крепче, чем нужно, — сказал Васкиген.

— Да, сэр! — ответил Голлф.

— Подтверждаю, начальник, — сказал Шоам.

— Все затянуто, сэр, — произнес Леонат, подергав свои и Хувара Ло Ганлика ремни.

— Фиксаторы закреплены, — закончил Колиос.

Он с Эппералиантом занимался теперь сложной последовательностью задач, убеждаясь, что их часть инфо-сети, соединявшей между собой четыре исполина 7-й, переживет высадку. Диктат Астра Милитарум требовал пиковой работоспособности всего оборудования. Баннику необходимо разговаривать с командующим офицером и слышать все остальные передачи. Гул двигателя снаружи усиливался.

— Ремни затянуты как следует, — сказал Банник, в шестой раз проверив пояс. Ему бы совершенно не хотелось прибыть на поле битвы в качестве трупа из-за небрежно затянутого ремня безопасности.

— Шесть, — продолжал угрюмый голос. — Пять.

«Лучше уж угрюмая палубная команда, чем летчики-

сорвиголовы», — подумал Банник.

Танк задрожал. В сетках на стенах застучало снаряжение. Тихо запищал сигнал тревоги. Колиос выключил его.

— Во имя Тронного мира, — сказал Ганлик.

Его улыбка была фальшивой, он старался выглядеть бесстрашным в глазах остальных товарищей.

— Тряска значительно ухудшится, — заметил Колиос.

Ганлик побелел. Большинство из них, включая самого Банника, никогда раньше не участвовали в боевой высадке. Спуск по турбулентной гравитационной лестнице мира в пасть вражеского огня дорого обойдется и людям, и технике. Все они были напуганы.

— Не слушай его, Хув, — произнес Мегген. — Держись крепче.

Снаружи взревели клаксоны, сигнализируя об открытии громадных ангарных створок и отключении полей целостности на окнах полетной палубы. Воздух стравился в пустоту, и рев клаксонов приглушился, разносясь только через непосредственный контакт.

— Четыре, три.

Двигатели взвыли. Банник внезапно почувствовал невесомость, когда гравитационные плиты на посадочной палубе выключились.

— Два. Один. Отсчет окончен. Император защищает.

— Лучше ему басдаковски хорошо приглядывать за нами! — пророкотал Мегген.

Танк качнулся в упряжи, когда гигантский посадочный корабль оторвался от палубы и вырвался в холодные глубины космоса.

Скрежеты и рокоты, стоны противоборствующих масс терзаемого металла, ускорение и давление, грохот двигателей, стремительно уносящих их от штурмующего флота — это были единственные признаки их путешествия в пустоте. Банник не видел, что творилось снаружи, целиком положившись на флотский экипаж, пилотировавший их посадочный корабль. Он не слышал ничего, кроме ротных переговоров, и не видел ничего, кроме темного трюма. Люди снова начали молиться, на сей раз более пылко, чем прежде. Он ненавидел чувство бессилия. На поле боя их ждало куда больше опасностей, однако там он мог как-то отреагировать, что-то спланировать. Если случались катастрофы, то справляться с ними приходилось самому. Тут же он был никем, куском мяса, который перевозили в дорогостоящей консервной банке. Если пилоты ошибутся, он ничего не сможет поделать. Смерти по случайности происходили в Имперской Гвардии повсеместно. Единственным достоинством Департаменто Муниторум была его несгибаемость, но приказы можно было обойти, из ситуаций найти выходы. Только сейчас Банник наконец ощутил себя тем, кем он был на самом деле, — одним солдатом из триллионов, расходным ресурсом. Его гибель при перелете будет означать для адептов не больше, чем выброшенная банка испортившихся фруктов.

До чего же в танке душно. Коробка в коробке в коробке. Коробка в коробке в коробке. Фраза крепко засела в голове. Банник понял, что вполголоса повторяет ее.

Тело Банника рванула сила притяжения Гератомро, и его вжало в кресло, что неприятно контрастировало с ускорением посадочного корабля.

Танк яростно затрясло. Закрепленные на стенках вещи застучали и задребезжали друг о друга. Эппералиант выругался, когда его кружка каффеина, забытая на столе в напряженной подготовке к высадке, перевернулась и упала на пол. На них зарычал усиливающийся вой от вхождения в атмосферу, становясь все громче и громче, рев враждебной планеты. Сидевший внизу Голлф вскрикнул от ужаса. Кое к чему он пока не привык и, возможно, не привыкнет никогда. Наверху без устали ругался Мегген.

Наконец-то наступило то значительное ухудшение, о котором говорил Колиос. Экипаж трясло так, что перед глазами все плыло. Банник крепче сжал челюсти, чтобы не раскрошить зубы или ненароком не прокусить язык. Он перекрыл руками ремни и крепче прижал к телу. Левой рукой он ухватился за левый ремень. Правой нашел медальоны и стиснул в ладони.

— Император защищает, Император защищает, — заговорил Банник сквозь сжатые зубы.

Не он один повторял мантру, но с тем самым успехом мог быть таковым. Звуки тонули в оглушающем реве воздуха, проносившегося мимо их посадочного корабля. Металл вопил и пел, пока они мчались вниз.

А затем ужасающий крен. Корабль ушел в сторону под резким углом, заставив завопить всех на борту «Чести Крейна», включая хладнокровного басдака Шоама. Банник потрясенно напрягся в ожидании огненной смерти в разваливающемся на куски посадочном корабле. Но корабль выровнялся. Отдаленные хлопки, наверное, были снарядами, бьющими по корпусу. Возможно, подбили какой-то другой корабль. Согласно тактическому предбоевому анализу Банника, каким бы грубым тот ни был, уровень потерь среди посадочных кораблей составит по меньшей мере двадцать процентов.

Назад Дальше