Разозлилась, узнав, богиня солнца Аматэрасу — и разлучила влюбленных, пустив между ними великую небесную реку, широкую и глубокую. В мире людей ее назвали Млечным путем и видели как тропу из звезд.
Загрустили разлученные влюбленные. И увидела как-то раз слезы Ткачихи сорока. И была та сорока очень добросердечной. Позвала подруг-сорок — и выстроили они своими телами и распахнутыми крыльями мост. По мосту перешла Ткачиха к своему любимому, и смеялась, и плакала от счастья, и обнимала его, и целовала…
И что-то екнуло у Аматэрасу в груди, когда она увидела их слезы счастья от столь желанной встречи — и жаль ей стало несчастных влюбленных. И повелела она сорокам раз в году, в седьмой день седьмого месяца снова строить мост из их тел и крыльев, позволяя влюбленным встретиться всего на одну ночь.
Только не каждую ночь эту небо бывает ясным: иногда дождь и ветер сбивают сорок и не дают им построить новый мост. И грустно ждут нового года двое влюбленных, лелея надежду о новой встрече. Уже не одну сотню лет ждут. А люди любуются Млечным путем и не всем даже из них известно, какой глубокий и горький след оставила звездная дорога в двух любящих сердцах. Но и не понять им всей теплоты надежды, согревающей Пастуха и Ткачиху. Не понять им, что ясное небо вышивает Ткачиха, когда с улыбкой вспоминает о любимом, а дождь идет, когда она плачет в разлуке…
Я смотрела на парочки влюбленных в день праздника и завидовала им: мое сердце еще не знало сладости взаимной любви.
Вдруг меня привлек шум. Шумели за много улиц. Кричали, ругались. Несколько человек ругались. Но вскрикивал только один. Упала, звякнула об асфальт тонкая полоска металла… и разбилось маленькое стекло…
Когда я доехала, избиваемый мальчишка уже лежал, скрючившись, на асфальте. И его били ногами. Судя по школьной форме, они все из одной школы. Мне-то дела никакого не было. Да случайно поймала отчаянный взгляд мальчишки. Тогда я отъехала чуток, разогналась… И тихо помчалась на хулиганов-школьников, без воплей. Хотя они все равно приметили: нашелся зоркий, испуганно осматривавшийся, чтобы полицию или взрослых не пропустить. Он завопил, все заметили меня, завопили, шарахнулись. И потому первый удар вышел терпимым, только с ног сшиб самого громкого.
Я носилась по скверу, крутясь, перелетая через ограду, клумбы и цветы, молча сшибая хулиганов ударами правой ноги в ролике.
Потом подхватила пострадавшего, перекинула через спину, наклонилась на ходу, приподняв и его сумку, разогналась еще чуток, перемахнула через кусты — в полете бедолага отчаянно взвизгнул — пролетела в волоске от потрясенно выпучившегося полицейского и погнала вперед. Полицейский кинулся за мной. Удирая от него, выскользнула на широкую дорогу, погнала между машин и стаи хулиганов на мотоциклах.
Передо мной некстати замаячил грузовик, и я, разогнавшись, подпрыгнула, прокатилась по чьей-то легковой машине, с разгону перелетела через грузовик.
Сзади последовал единодушный потрясенно-восхищенно-приветствующий вопль стаи хулиганов на мотоциклах. Спасенный уже даже не кричал, судорожно вцепившись в мой рюкзак и обмякнув на моем плече…
— Оторвались? — спросила я через час или больше.
Он промычал что-то утвердительное. Тогда я решилась притормозить и свалиться на скамейку другого сквера. Мальчишка мешком размяк по скамейке, едва выпустила.
Уже луна вышла на небо, а он только-только смог заговорить и первыми словами его были слова благодарности. Полиции не было видно и потому мы просто наслаждались ясным небом и видом Млечного пути.
— А можно переночую у тебя? — спросила и тут же смутилась, вспомнив, что у людей не принято пускать незнакомых девиц к школьникам.
— Можно, — он слегка улыбнулся, но тут же помрачнел, — Я сейчас один.
— А что так? — спросила чисто из вежливости. Так устала и проголодалась, что говорить уже не хотелось.
Смутившись, он признался, что мать где-то работает, а отец пьет или играет, добывая новые долги. В общем, он сейчас один дома. И, оказывается, ему уже пятнадцать, просто он очень низкий и худой, короче, парня я в нем не разглядела. И зовут его Кин: иероглиф в имени со смыслом «золото, золотой».
И мы отправились к нему. Он проворно накрыл мне вторую, пустующую кровать в своей комнате, и исчез на кухне, обещав угостить спасительницу. Хотя и предупредил, что повар из него не ахти какой.
Мне вдруг позвонил Синдзиро-сэмпай. Их отряд недавно оторвался от полиции. Они проверили еще пару сумасшедших домов, в одном полиция устроила засаду, была жаркая схватка, погоня… Синдзиро, несмотря на усталость, живописал свои подвиги очень красочно и долго. Эхм, я ему приглянулась или ему так нужна спасительная порция женского восхищения, что уже все равно, кому что говорить? Хакера, кстати, до сих пор так и не нашли ни Синдзиро, ни Харуко, ни хакеры из кланов других нелюдей. Уже и к ками обращались, пока, правда, мягко намекая. Но божества почему-то особого интереса не проявили. Эх, если всерьез потребуется их помощь, то ведь и взамен потребуется что-то очень ценное отдать. Словом, очередная проблема для общества нелюдей будет.
Синдзиро все говорил и говорил. Я, поморщившись, втянула носом странную композицию. Запах плохо выстиранных носков, свежих ниток и брошенной возле иголки… Запах пыли и чистоты в разных углах маленькой квартиры, напоминающей кроличью нору… Запах подгорающего омлета, полусгоревшего лука и еще сырого, еще только начавшего портиться кальмара… и… запах слез… человеческих слез… такой яркий, странный запах…
Выронив мобильник, я кинулась в кухню. Кин плакал у плиты, не глядя на омлет. Плакал и смотрел на одну из двух мисок на столе, голубую миску с зайчиком. Он шарахнулся от моего вопля:
— Это ты взломал компьютер академии Сиромацудэру?!
Кин выронил лопатку, старую и деревянную, чей запах тоже вливался в причудливую смесь, разливающуюся с кухни по квартире. И смущенно потупился. Прыжком я оказалась около него, вжала его в стену, сдавила ворот рубашки у горла.
— Где информация из Сиромацудэру?!
— Я… я не продавал ее, — он робко взглянул мне в глаза, — Там… там что-то непонятное. Похоже на шутку. За такое денег не дадут.
Выпустила его — он рухнул на колени передо мной, склонился головой до пола.
— Только маме не говорите, за что меня посадят, умоляю! Отец только пьет и играет! Она работает не покладая рук, но ничего… ничего не может сделать с растущими долгами! — Кин поднял голову, отчаянно посмотрел на меня, — Я не хотел воровать! Правда, не хотел! Только когда тяжело заболел Тора… мой младший брат… только тогда… Но я слабый, у меня плохое зрение. Я только хорошо лажу с техникой. На конкурсе высшей математики я выиграл ноутбук. Я быстро разобрался в нем. И я ничего не мог придумать, кроме как взламывать чужие компьютеры и, если добуду интересную информацию, продавать ее. Я не хотел воровать! И продавать чужие тайны не хотел! Но Тора нужна была дорогая операция, еще одна…
— Где информация из Сиромацудэру? — строго повторила я.
— У меня на компьютере. Только у меня. Она странная. Я не думал, что ее кто-то купит. Думал, студенты развлекаются или кто-то придумывает мангу. Я могу удалить все, прямо на ваших глазах!
— Удали. После я твой компьютер разобью.
Он вцепился в мой кроссовок:
— Только не разбивайте! Там… там… — он смутился, — Макото умрет, если я не…
— Макото? — нахмурилась. Что там случилось с тем дружелюбным оборотнем-барсуком?
— Макото, мальчик из больницы. Он болен… страшно болен… Я собирал деньги на операцию для него.
— А как же Тора? — растерялась я, — Ему же нужны деньги, а он твой брат!
От его отчаянного и измученного взгляда у меня что-то внутри защемило.
— А Тора уже умер, — дрожащим голосом признался Кин, — Год назад, в той же больнице, где сейчас Макото. Мы были бедные… Макото тоже бедный… Я только и умею, что воровать данные… — он снова склонился, касаясь головой пола, — Пожалуйста, дайте мне еще час! Я успею добыть деньги на операцию Макото. А после разбивайте мой компьютер и арестуйте меня. Я признаю, что виноват. И готов понести свое наказание.
Я долго молчала, а он так и замер передо мной скрюченный в поклоне.
— Ну… ладно… — сказала я наконец, — Даю тебе час, а потом разобью твой ноутбук на мелкие осколки. Но запомни: если где-то всплывет хоть часть информации об академии Сиромацудэру — тебя убьют.
Кин работал быстро и сосредоточенно. Его пальцы летали над клавиатурой, а глаза горели. Он уложился в 57 минут, после чего закрыл все окна на рабочем столе. И протянул ноутбук мне. Мол, можете просмотреть папки с информацией. И дал листок с паролями. Я нашла информацию о Сиромацудэру в паре зашифрованных папок, тщательно удалила все файлы, а потом с размаху швырнула ноутбук на пол. И стала давить ноутбук ногами.
Вздохнув, Кин принес мне какой-то камень, судя по иероглифу на боку — сувенир из какого-то священного места. Я думала, что сломаю ноутбук и уйду. Пару раз приходили ругаться за шум соседи. Юный хозяин им дверь не открывал. Достал мобильник и включил несколько аудиозаписей: какой-то мужчина ругался и что-то ломал. Соседи проворчали, что отец Кина вконец распоясался, что еще час шума — и они вызовут милицию, что Кин вырастет преступником.
— Пойдемте через балкон. Тут второй этаж, можно спуститься, — тихо сказал Кин, — Доломаете на улице. А потом арестуете меня.
Он почему-то решил, что я из полиции.
Мы спустились по простыне с балкона, тихо выбрались на улицу. К счастью, соседи не додумались сидеть под балконом в засаде. Ой… Таки кто-то додумался выглянуть в окно.
И почему-то мы с парнишкой сбегали в одном направлении.
На глухой улице — он по-прежнему не делал попыток сбежать — я выколупала камень из клумбы и стала доламывать его ноутбук. Кин, кусая губы, смотрел на Млечный путь.
И может, на этом ноутбуке и закончилась бы история о похищении данных из нашей академии. А Кин добыл бы новый и опять занялся бы воровством данных, пока не загремел бы в тюрьму или не был бы убит кем-то из человеческой мафии.
Синдзиро и еще несколько парней выросли вокруг нас неожиданно.
— Попался, воришка! — прошипел лис. И его лицо, красивое человеческое лицо, исказилось в страшной гримасе: он еще и чары пугающие в ход пустил.
Это потом, вспоминая ту ночь, я поняла, что узнав запах, выронила мобильник и бросилась к хакеру, но разговор с Синдзиро не закончила, и потому он услышал, о чем я и Кин говорили на кухне.
А тогда, смотря на покрасневшую кожу и выросший рог на лбу у высокого и широкоплечего они(13), на длинные когти, появившиеся у парней-лисов и двух высоких плечистых тэнгу в человеческом обличье, я испугалась. Я поняла, что Кин сегодня умрет. Страшной смертью: его растерзают и разорвут на части, чтоб другим людям неповадно было вредить нелюдям и оборотням. Ну, может, сейчас только горло разорвут, а растерзают уже в другом месте. Может, наоборот, закапают в дальнем глухом месте, чтобы люди и следов его не сумели найти.
А Кин только вздохнул. И спокойно смотрел на сужающееся кольцо, кривой рог и злобный взгляд они, на когти, на клювы тэнгу и клыки у лисов. То ли он давно уже приготовился, что его ждет такой конец, то ли просто устал убегать. Спокойно смотрел на приближающуюся смерть. Низкий, худой, узкоплечий мальчишка, щуривший слабые глаза, чтобы чуть четче видеть зловещие силуэты, которые все приближались и приближались… медленно… очень медленно… желая помучить напоследок. А Кин спокойно стоял и смотрел.
— Не хочешь что-нибудь сказать напоследок? — усмехнулся Синдзиро, показывая клыки.
— А зачем? — устало спросил Кин.
— Что, даже не будешь падать на колени и просить о пощаде? — растерялся надменный лис.
— Думаю, что вы надежно спрячете мои останки, чтобы никто не заподозрил о вашем существовании, — тихо сказал Кин, — Раз люди сильно сомневаются, что из разумных существ еще кто-то есть, значит, вы старательно скрываете свое присутствие в нашем мире и то, что приходите сюда. Так моя смерть будет мучительной, но зато никто ничего не узнает. Люди подумают, что я просто пропал. И… и Макото сделают операцию. Так даже лучше.
Он был грустным. Кажется, Кин вообще почти никогда не улыбался. Но сейчас спокойно ждал смерти перед чудовищами, даже не думая убегать. Ужасной смерти. Как будто самурай перед сэмпукку. Юный, хлипкий. Но… смелый самурай.
Я вдруг выскочила перед ним, заслонила его собой.
— Ты чего? — мрачно прохрипел Синдзиро.
— Это… Это мой жених! — отчаянно закричала я, — Я его люблю. Не убивайте его! Я уже уничтожила все данные о Сиромацудэру!
— Ты… любишь… его?! — узкие зрачки Синдзиро расширились, — Но почему?..
— Любовь порою не объяснить, — отчаянно уперлась я, — Взяла и влюбилась! И информацию уже уничтожила! А… а если все-таки кто-то что-то узнает, вы всегда сможете найти его по запаху!
— Чокнутая кицунэ! — презрительно бросил лис, — Ни мозгов, ни красоты, ни умения применять чары! Еще и влюбилась в такого хиляка!
Невозмутимость спала с парнишки как покрывало. Он так растерянно посмотрел на меня… словно на небе рядом с луной появилась вторая луна или даже солнце!
Солнце угасало, спадал летний зной, но пламенем расцветали багряные и желтые листья на деревьях вокруг академии. Я сидела на скамейке, вертя в руках маленький и изящный бордовый лист клена.
Мимо проплыл, не оглядываясь, Синдзиро-сэмпай. Я усмехнулась. Этот лис целый год пытался приударить за мной: то ли наставники попросили его меня отвлечь от человека, то ли гордость лиса не выдержала такого, на его взгляд, жутко непривлекательного конкурента. Но чары Синдзиро на меня больше не действовали, да и бегать я научилась прекрасно за время моих странствий. И чем меня мог когда-то привлекать этот самонадеянный эгоист? Одни боги знают, сколько тысяч разбитых сердец в шлейфе памяти, тянущимся за ним! А вот Кин умеет думать о других!
Спрятав лист в сумку, уверенно поднялась и пошла к зданию библиотеки. Мне надо вытерпеть пять лет учебы в Сиромацудэру. И мне надо набрать хоть по 50 баллов по лисьим чарам и основным искусствам. Мне надо соблазнить хотя бы одного человека. И тогда меня оставят в покое.
Но, если честно, я уже решила, что будто случайно мне попадется Кин, чуть раньше срока. Что касается запаховедения: тут я превзошла даже самых умелых кицунэ вне академии: вот в чем, оказывается, был мой главный дар.
Поэтому мы встретимся чуть раньше, Кин! Первым и единственным, кого я соблазню, станешь ты. Я надеюсь, что ты доживешь до того дня. Ты мне обещал, что доживешь!
Кин… Я берегу как сокровище память о той неделе, единственной неделе, которую мне разрешили остаться с тобой до возвращения в академию. Той недели, которую я провела как обычная человеческая девчонка. И мне до сих пор ценен наш единственный поцелуй, случившийся в последний день. Робкий, быстрый поцелуй. В щеку. Кин поцеловал и смущенно отпрянул, покраснев до кончиков ушей. Его первый поцелуй… Неловкий, но самый ценный и приятный… мой…
Мой Кин, мой грустный Кин, мое грустное золото, мое сокровище… Ты обещал, что доживешь до следующей встречи со мной, и я верю тебе. Мне надо продержаться только пять лет. Только пять лет. И ты станешь первым и единственным человеком, которого я соблазню. Только пять лет… Мне надо продержаться только пять лет — и я снова буду рядом с тобой!
Примечания:
(1) Седзи — это дверь, окно или перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме.
(2) Сэнсэй — обычно так называют учителей (а еще как почтительное обращение к врачам, ученым и др.)
(3) Ли Джун Ки — корейский актер, певец, модель
(4) Ямапи — Ямасита Томохиса — популярный молодой японский актер и певец
(5) Сэмпай — старший (по возрасту, по опыту, по положению)
(6) Кохай — младший (по возрасту, по опыту, по положению)
(7) Мангака — человек, создающий мангу
(8) Манга — японские комиксы. Одна из их особых черт — большие или даже огромные глаза у персонажей, особенно, молодых
(9) Эн — енны, японская современная валюта