«Уважаемые ночные чудовища! Которые шуршат в темноте!
Не кушайте меня, пожалуйста! Скушайте вместо меня эту булочку. Она вкуснее, чем я. Честно!»
Утром проснулась рано-рано. Надо же, уснула все-таки! И булочку нашла на столе, нетронутую. И записку. Разве что она чуть подсохла. Булочка, а не записка. Записка-то лежала на том же самом месте. Так… никаких чудовищ ночью у нас в гостях не было?.. Но так, пожалуй, даже лучше.
Быстро помылась, зубы начистила, причесалась, оделась. Есть не хотелось. С трудом запихнула в себя булочку. Холодную, невкусную, чуть черствую. Может, поэтому ночные чудовища ею не соблазнились. Хотя из вежливости не тронули меня. Или чудовищ никаких не существует?..
В общем, дома было до ужаса тоскливо. И есть не хотелось. Так что я быстро собрала себе коробку с обедом, что там было в холодильнике, еще позавчерашнее, что папа готовил и я. И рано-рано отправилась в школу. В надежде, что кто-то тоже придет очень рано. Или просто по улице пройти, среди людей, при свете дня. Среди людей не так страшно, хотя и все равно одиноко.
И путь мой проходил мимо нового магазинчика сладостей. Его хозяин как раз стоял, сметая легкие клочки снега перед магазином. Легкими, неторопливыми движениями метлы. Тускло-серые джинсы. И объемный сочно-синий свитер, выделявшийся издалека. Впрочем, меня больше зацепили его волосы. Он их не завязал — и они спадали с его плеч легким водопадом, чистые, длинные, блестящие, густые. Впервые видела мужчину с такими длинными волосами! И невольно прошла рядом, чтобы заглянуть ему в лицо. Как оно смотрится, полуприкрытое прядями?..
Тогда-то наши взгляды впервые встретились. И я споткнулась. Хотя и не упала.
Глаза у него были темные-темные. Радужка была почти черная. И если не приглядываться, то казалось, будто глаза его совсем черные, без зрачков, как бездна. Это было жуткое и волнующее ощущение.
На улице рядом кроме нас никого не было. Поэтому он заговорил со мной. Выпрямился, откинул волосы с лица за спину. Медленно так, грациозным красивым движением. Взглянул на меня серьезно, потом усмехнулся и спросил:
— Юной красавице не скучно тут бродить одной?
Тихо ответила:
— Так я не одна. Вы тоже тут.
Он засмеялся. Смеялся как-то странно. Не так, как обычно смеются мужчины: у тех смех был громкий и резкий, а у этого — тихий и звонкий. И еще он ладонью свободной рот прикрывал, будто старинная красавица — веером. Словом, это был обычный день. Хотя он из-за его длинных-длинных волос — они ниже колен ему спадали — выглядел как-то странно.
Но впрочем, разглядывать его слишком пристально было неприлично. Так что я дальше просто пошла мимо. Хотя у меня было странное ощущение, будто молодой мужчина долго смотрел мне вслед.
Папе я рассказала в субботу вечером, что видела молодого мужчину с изумительно длинными волосами. Сказала, что и не думала, что такие мужчины бывают.
Родитель улыбнулся:
— Тяжко ему, наверное, за ними ухаживать!
И я, подумав, рассмеялась.
Мда, чтобы такую гриву отрастить, да еще и молодому мужчине — это явно надо замучиться. Хотя бы ночами это великолепие расчесывая и намывая до приличного состояния. Может, он для этого пораньше закрывал свой магазин и от людей прятался?..
Глава 8 — Потерянная повесть
Девушка сидела на ограждении балкона и беззаботно болтала ногами. Такэру бросился к ней, протянул руку, желая удержать ее. В какой миг она встала на ограждении, молодой мужчина не заметил. И вот он застыл перед ней, мучительно глотая слова и протягивая к ней руку. Она стояла, не качаясь, ровно, как на земле, и беззаботно смеялась. Прямые длинные черные волосы высыпались из-под кепки — и рассыпались по ее плечам. Длинные, черные, толстые, прямые, они то взметались вокруг нее, то опускались и были ей до пят. Черные глаза ее серьезно смотрели на него из-под тени козырька. Она смеялась, но глаза ее были серьезны. И вдруг она резко замолкла и отступила назад. И скрылась в пропасти ночной тишины. Без единого звука.
С отчаянным вскриком Такэру рванулся к ограждению, судорожно вцепился в него и потеряно взглянул с балкона вниз. Упавшая была в темной куртке и джинсах, но на асфальте почему-то белело светлое пятно. Девушка в длинных многослойных кимоно, перехваченных узким поясом, замерла на тротуаре. Крик ужаса вырвался у мужчины. Упавшая вдруг шевельнулась… и медленно поднялась. Она подняла голову, смотря вверх — и длинные черные волосы, тускло светившиеся в свете луны, густым и плотным покрывалом рассыпались по ее светлым одеждам. С мгновение она и Такэру смотрели друг на друга. Потом она вдруг легко оттолкнулась от земли и… взлетела. Полы просторных рукавов ее кимоно взметнулись как крылья… И она замерла в воздухе напротив балкона, улыбаясь, смотря на мужчину искрящимися весельем глазами, протянула ему руку. Он подался к ней, забыв, что под ними пропасть в семь этажей.
В какой-то миг из комнаты выскочила Акико, вцепилась в своего возлюбленного, мешая ему перевалиться через ограждение, к чудовищу, смеющему в воздухе.
Чудовище! Акико была уверена, что за этим красивым лицом, в обрамлении длинных волос, за многослойными роскошно составленными кимоно разных оттенков и за хрупким изящным телом скрывается чудовище. Но Такэру ничего не понимал, ничего не помнил, он вырывался и тянул руку к смеющейся девушке, выглядевшей, как придворная дама из старинных повестей…
Прозвонил будильник: как всегда неожиданно, но сегодня очень кстати. Такэру резко сел на кровати. Сон все еще завораживал и ужасал. Это жуткое чувство, когда смотришь со стороны на самого себя, который добровольно и безропотно лезет в руки смерти! Это жуткое чувство тоски и безысходности… Это прекрасное лицо чудовища, смеющегося над ним… Оно воистину было прекрасно! Своими густыми прямыми волосами до пят — мечта всех хэйанских аристократов. Искусно подобранными кимоно нежнейших оттенков, чьи рукава и вороты немного выглядывали друг из-под друга, и легким следом узора на самом верхнем, ослепительно белом… цвета траура и смерти… Своими глазами, кажущимися до боли знакомыми…
С кухни послышался тихий звяк ложкой или вилкой по тарелке. Такэру недоуменно повел левой рукой по опустевшей кровати. Потом, смекнув, успокоился. Проснулась раньше и теперь готовит ему завтрак, напевая про себя одной ей известную песенку и покачиваясь ей в такт…
Акико и вправду увлеченно занималась приготовлением завтрака и танцем под известную ей песню. Ее грациозная, немного пышная фигурка соблазнительно покачивалась. Куда ее телу, пышущему здоровью и, хм, жизнью в достатке, до хэйанского идеала хрупкой женской красоты, завернутого в многослойные кимоно? Халатик, кстати, на ней был однослойный, бархатный, по колено, но вот рукава были просторные, правда, сейчас завернутые до локтей…
Профессор Танака Такэру залюбовался своей ученицей. Здесь, в объятиях родной своей квартиры, он мог беззаботно смотреть на нее, не опасаясь людских глаз. Запретная любовь, ставившая на кон его репутацию добродетельного холостяка и отличного профессора, была лишь еще слаще от своей недозволенности и витавшей над ней обреченности.
— О, ты уже проснулся! — обрадовалась Акико, заметив его.
Это было единственное место на свете, где она звала его по имени и обращалась на «ты». И было очень приятно слышать ее обращение. В институте же она избегала его или, поприветствовав «Танака-сан», использовав максимум формальных приторно-вежливых фраз, робко ускользала. И ему оставалось только держаться, делая невозмутимое лицо. Самураи бы позавидовали ему. Да вот только последний сегунат уже давно был свергнут…
— А я пока еще ничего не приготовила! — огорченно призналась девушка, — Прости!
«Да тебе и не надо ничего готовить!» — хотелось сказать ему. Он был бы рад, если бы время остановилось — и он бы мог целую вечность ей любоваться. Да вот только время неуступчиво шло, приближая проклятый час, когда надо было в полной готовности выйти из дома. Ей. Она всегда выходила первая. Он думал, что ей говорят родители, от того, что она часто не ночует дома, но сама Акико на эту тему разговор ни разу не начинала. И потому он тоже молчал, ругая себя за трусость. Да, он был не женат, она же не была помолвленной и вроде бы все было в порядке… Да только ей еще не стукнуло двадцати. Только через пару лет она будет участвовать в своем Сэйдзин-но хи, Дне совершеннолетия. И она была его ученицей, а люди наверняка бы что-нибудь сказали по этому поводу. И все же, чем трагичнее, чем печальнее была ситуация, тем слаще были их встречи.
— Ничего страшного! — сказал мужчина, усаживаясь на подоконник.
Некоторое время они молчали, пока Акико размешивала молоко и яйца для омлета.
— О чем будешь писать курсовую работу? — спросил он наконец.
— О кицунэ, — девушка улыбнулась.
— Что же такого достойного в лисах-оборотнях?
— Они умеют становиться роскошными женщинами, — ее улыбка стала еще шире.
— Такими роскошными, что мужчины теряют голову и добровольно гибнут, — Такэру нахмурился.
— Но зато они — роскошные женщины, героини многих сказок и романтичных легенд! — Акико рассмеялась, впрочем, тихо, чтобы не привлекать чрезмерное внимание соседей — стены во всем доме были довольно-таки тонкие.
— Бред какой! — беззлобно проворчал мужчина, любуясь движениями ее тонких длинных пальцев, державших венчик для взбивания молока и яиц.
— А ты все также исследуешь «Повесть о Гэндзи»?
— Это великолепное произведение, которым можно наслаждаться долго! Какие там стихи! Один известный человек сказал, что тот, кто прочтет весь роман, научится слагать хорошие стихи!
— Скоро я начну ревновать к Мурасаки! — Акико обиженно прикусила губу.
— К героине или самой писательнице?
— Угадай!
— Ну, я даже не знаю, кого назвать, — теперь и сам Такэру усмехнулся, — Они обе великолепны!
— Изменник! — фыркнула девушка.
И они оба беззаботно рассмеялись.
Наконец омлет и начинка, которую завернут в него, были готовы. А затем и омлет довольно-таки быстро обнял начинку, приготовленную для него. И они оба довольно-таки быстро исчезли в желудках. Время неумолимо бежало, вынуждая профессора и студентку торопливо одеваться и готовиться к выходу из дома. А вот и время выхода Акико подошло. Он с грустью закрыл дверь за своей возлюбленной. И пока он мрачно барабанил пальцами по шкафу в прихожей, впрочем, достаточно тихо, чтобы не привлекать внимания соседей, ему опять вспомнился утренний кошмар. Та девушка, которая смогла спрыгнуть с балкона и уцелеть, в эпоху Хэйан была бы образцом женской красоты… Как она смотрела на него! Как завораживал и сковывал его ее смеющийся взгляд…
А на улице лукаво смеялось солнце. Смеялось, и то с напускной скромностью куталось в редкие мелкие пушистые пухлые тучи, то дерзко обнажалось. По улице спешили толпы мужчин в одинаковых костюмах… Танака Такэру умело лавировал между потоками этих офисных работников, ловко уклонялся от школьников на велосипедах. Словом, утром на улице было так же беспокойно, как и обычно. И в институте будет все то же самое, что и обычно: он будет с увлечением читать лекции, сбивать отстающих меткими и острыми вопросами, одаривать хороших и усердных учеников похвалой, невозмутимо или тепло приветствовать коллег и слушать всякую ерунду об их делах… И Акико тихо проскользнет мимо, притворившись, что не заметила его, или же будет рассыпаться в набивших оскомину приторно-вежливых фразах… И неизвестно, что из этого лучше! А, может, ну ее? Всю эту напускную таинственность?! Развязные студенты порою с таким удовольствием обнимают своих подруг, думая, что профессоров нет поблизости или с таким удовольствием жужжат о своих девушках… Конечно, дисциплина дисциплиной, и нарушителей ловят, осуждают, наказывают… но он завидует тому, как они дерзают открыто любить, обращать внимание на своих возлюбленных!
И вот на горизонте показалась Акико, столь же невозмутимая, как и обычно. Он было вздумал пройти мимо нее, как бы случайно пойти в том направлении… И едва не натолкнулся на бесполое существо, закутанное в объемную темную куртку, широкие штаны, спрятавшее лицо в тени под козырьком кепки, а ступни — в больших и уродливых кроссовках. Непонятное создание промямлило что-то невнятное и отступило назад. Профессор ухватился было за козырек, но странный студент рванулся так, словно он собирался содрать с него всю одежду. И натолкнулся на другого студента, идущего за ним. Ударившись, оба упали на пол. Из-под кепки высыпались волосы. Длинные, черные, блестящие, прямые… Поскольку их обладательница потерянно сидела на полу, низко опустив голову, было неясно, какой же длины ее роскошная грива, однако же как минимум до талии они ей доставали. И этот резкий всплеск женственности от этого нелепо одетого существа, потряс всех наблюдателей. Девушки завистливо зашушукались, а парни просто пялились во все глаза, мечтая узнать, какое лицо скрывается под этой злополучной и мерзкой кепкой.
Прозвенел звонок, призывая всех к порядку. И студенты неохотно разошлись по аудиториям. Девушка, привлекшая всеобщее внимание, поднялась. Ее густые волосы доставали ей аж до щиколоток, концы спускались ровной линией, а пряди лежали ровно, и ни одна из них не запуталась. Привычным движением она перехватила волосы на спине на уровне шеи, быстро закрутила их в жгут и убрала под кепку. И так же молча ускользнула к лестнице. Такэру стоял, словно громом пораженный, и смотрел ей вслед. Он очнулся только от того, что Акико мрачно выросла вроде него и скромно напомнила «профессору» о том, что нужная ему аудитория находится в конце коридора и что там его все с нетерпением ждут. Лицо ее было спокойно, но глаза сверкали от ревности и гнева. Она явно возненавидела ту девчонку, на которую он так смотрел. Но что он мог с собой поделать? Все произошло так неожиданно, и еще ее волосы, спадавшие по плечам, закутанным в уродливую куртку, были диво как хороши! Сейчас он бы поверил всему, даже существованию коварных кицунэ.
Лекция прошла вяло, с трудом. Студенты увлеченно обсуждали незнакомку, очевидно, новенькую. На профессора внимания обращали слишком мало, хотя обычно слушали его с большим интересом. Ну, хотя бы вели себя прилично на его уроке: не болтали и записками бросались крайне редко и свои сообщения на мобильниках выстукивали робко, старательно маскируясь от его бдительного ока. Привычная жизнь вдруг как-то резко была нарушена — и это вызывало у Танака Такэру большое неудовольствие. Впрочем, внешне лицо его было совершенно спокойно.
Перерыв прошел как обычно, навевая надежду на то, что вскоре жизнь войдет в привычную колею. Следующая лекция, студенты другого отделения уже успокоились после появления таинственной незнакомки…
Обед, прошедший среди коллег. Привычные беседы о работе, еде и семьях. Он чувствовал во время этих разговоров себя одиночкой, так как ему не о ком было рассказывать. Точнее, он просто не мог…
Вот он вышел в коридор, сославшись на какое-то мелкое дело, не терпящее отлагательств. Вздохнув, пошел привычной дорогой. И замер, привлеченный шумом.
Она бежала ему навстречу и ее изумительные волосы облаком развевались за ней… Кепка была надвинута низко, так что под козырьком глаза было сложно разглядеть… Куртка и штаны во время ее быстрого бега облепили точеную фигурку… Хрупкие изящные пальцы судорожно сжались в кулаки. Сумку свою она уже где-то бросила или потеряла… И, судя по лицам гнавшихся за ней парней, кому-то было в общем-то уже все равно, какое у нее лицо, так как одних ее волос да очертаний тонкой фигуры, да почти плоской груди, хватило, чтобы быть ею очарованными… Если бы нарядить ее в кимоно…
Она, казалось, не видит ничего перед собой… Между ними расстояние сокращается, но она упорно бежит прямо на него… Шумно дышит толпа преследователей…
— Того, кто сорвет с нее кепку, я два семестра буду кормить обедом! — проорал щуплый бледный парень с выкрашенными в красный цвет волосами, — И выпивка за мой счет!
Впрочем, многим студентам и без того хотелось дотянуться до ее головного убора: их руки жадно тянулись вперед…
Метров пять между беглянкой и профессором… Четыре метра… Три… Два…
Он распахнул руки — и девчонка доверчиво рванулась к нему. Он крепко сжал ее, вызвав возмущенно-завистливый гул. Она прижалась к нему своим худым телом. Сердце ее стучало быстро от быстрого бега.
— Танака-сан, это неприлично! — возмутился самый наглый из охотников, — Отпустите девушку, сейчас же!
— Ты на кого орешь, Кобаяси-кун? — голос мужчины был сухой.
Студентка вздрогнула и робко подняла лицо. Всего на миг мелькнули ее черные, блестящие глаза. И ему показалось, что они смеялись… Впрочем, это все из-за неловкой сцены, того, что эта ситуация произошла так неожиданно. Да и жара сегодня днем сильная, могло голову по пути напечь…