— Макс?
Даже на расстоянии я слышу голос помощника.
— Владислав Романович! Я звоню вам уже два часа! Там вас требует Игнатьева, с утра сидит в приемной, кричит, судом угрожает, грозится ментов вызвать! Что мне делать-то с ней? Ни с кем говорить не хочет, кроме вас!
— Скажи, что я еду, — мрачно отвечает Архипов.
— Игнатьева? — спрашиваю я, когда он отключается.
— Та, которая пижамки рекламировать заказывала. Ума не приложу, как мы могли накосячить в пижамках. Но надо ехать. Ты можешь остаться и отдохнуть.
Я краснею, поняв, на что он намекает.
— Пропустить скандал с пижамками? Да я в халате поеду, если вариантов не останется!
— Тогда собирайся. Заехать за одеждой мы не успеем, но в офисе наверняка есть свободный водитель.
На самом деле я отдала бы все на свете, лишь бы не возвращаться в квартиру, по крайней мере одной. Но Владиславу я этого не говорю. Молча бегу одеваться второй раз за утро и мысленно радуюсь, что вопреки обещанию шеф все же не порвал мое платье. Оно хоть и мятое после валяния по полу, хотя бы целое.
Из зеркала на меня смотрит непривычная Леся. С растрепанными волосами, румяными щеками, прикушенной губой и… с засосом на самом видном месте. Срочно нужно раздобыть шарфик!
— Олененок, время! — кричит Архипов.
Я спешно застегиваю платье, собираю волосы в косу и на ходу закидываю в карман парацетамол — на всякий случай. Шеф вывел меня из квартиры без сумочки. Ни денег, ни документов. Как бы ни было тошно возвращаться домой, паспорт и кошелек придется все-таки забрать. Хочется верить, что три месяца работы немного сгладят воспоминания о том, что я висела практически на волоске.
Мы несемся по проспекту, и все это время горячая ладонь Влада лежит на моей коленке. Просто лежит, даже не гладит, но все равно на коже мурашки. Украдкой я любуюсь точеным профилем мужчины, сосредоточенностью, с которой он ведет машину. Улыбка невольно просится, пробивается через отголоски вчерашней тоски.
Мысли прерывает звонок телефона Архипова.
— Еду, Макс. Что? Куда? Понял.
Мы резко тормозим и разворачиваемся. Вид у Влада мрачный.
— Все в порядке? — спрашиваю я.
— Понятия не имею. Заказчица едет в торговый, где висит наша реклама и требует, чтобы я приехал туда же. С менеджером проекта говорить отказывается. Вообще говорить отказывается, по большей части орет.
Я размышляю, что может случиться с рекламой такого, что требует присутствия аж владельца фирмы, но придумать не могу. Даже если вместо милых пижамок там скриншоты из группового порно. Хотя в этом случае я бы тоже орала. Но ведь если на рекламе брак, то ее бы не повесили?
Потом до меня доходит маленькая, но важная деталь. А ведь это та реклама, для которой снимали меня. И сейчас, поднявшись на второй этаж, я увижу собственные части тела, облаченные в веселенькие шорты, футболки и носки.
Смешно, но я начинаю нервничать. И все время, что мы поднимаемся на эскалаторе, старательно прячу руки, чтобы шеф не заметил, как они дрожат. Проезжая последние метры, вытягиваю шею, чтобы увидеть, наконец, фотографии и ошеломленно ахаю.
Архипов оборачивается на мой возглас и сквозь зубы забористо матерится.
Не заметить мои фото сложно. Во-первых, Семен меня обманул, и вместо обезличенных ног в носочках, задниц в шортиках и туловищ в сорочках, с десятка плакатов смотрит мое лицо. Само по себе это странно, видеть себя в майке с совятами, валяющейся на постели, когда мимо проходят толпы незнакомого народа.
Но я бы пережила и этот обман, и, быть может, даже порадовалась неожиданной минуте славы, если бы все плакаты не были исписаны мерзкой красной краской.
"Верни долг, сука!", "Шлюха, верни долги!", "Не платит кредит!".
— Олененок, иди в машину, — просит Архипов.
У плакатов уже стоят Макс, Семен и незнакомая мне женщина в темно-синем брючном костюме.
— Вот еще, — бурчу я. — Кто-то сейчас получит. Семен обещал, что моего лица не будет на плакатах!
— То есть тебя смущает только лицо? — несколько удивленно интересуется Влад.
На что я вздыхаю:
— Что-то подобное они уже писали. Это не новость.
— Олененок-Олененок. — Влад качает головой.
Потом ободряюще мне подмигивает, и мы вместе идем к стихийном митингу возле свежеустановленного памятника идиотизму.
— Владислав Романович! — заказчица сходу выдает ультразвук. — Я звоню вам с самого утра!
— До начала рабочего дня еще полчаса, Инна Евгеньевна, — спокойно и с вежливой улыбкой отвечает шеф. — Что у вас случилось?
— А вы не видите?! Что это?!
Она делает картинный жест в сторону плакатов.
— Это, очевидно, вопиющий акт вандализма. Только причем здесь я?
— Вчера ночью их установили! А сегодня я вижу вот это! Как это понимать?
— Ну, — Влад склоняет голову, изучая надписи, — могу предположить, что дело в коллекторах.
— И почему же коллекторы, преследующие вашу модель, портят мой бизнес? Кого вы набираете на работу, господин Архипов? Давайте я напомню вам сумму нашего контракта…
— Не самую для нас большую, — перебивает ее шеф. — Инна Евгеньевна, я не намерен общаться с вами на повышенных тонах. Мы все же в общественном месте. Не имею ни малейшего желания проводить день в изоляторе. Давайте по существу. С чего вы вообще взяли, что послания адресованы моей модели?
— А кому еще? Она на фото, она…
Тут женщина встречается со мной взглядом и багровеет.
— Инна Евгеньевна, мы с вами оба разумные люди, а вы так вообще бизнесом рулите. Давайте рассуждать логично. Плакаты повесили вчера ночью. Сегодня утром они разрисованы. Допустим, модель действительно задолжала некоему коллекторскому агентству. Вы всерьез полагаете, что коллекторы бродят по торговым центрам в поисках ее изображений, чтобы оставить оскорбительную надпись?
— Да! Если они знают, чем она зарабатывает на жизнь, то вполне могут искать ее фото в рекламе.
— Я не зарабатываю на жизнь в качестве модели, — влезаю я. — Это был разовый контракт.
— Леся, сходи за кофейком, а? — просит Архипов.
Кофе ему сдался так же, как козе баян, Влад просто хочет, чтобы я не мозолила глаза заказчице. Что ж, читать, как меня обозвали, нет никакого желания. Я разворачиваюсь, чтобы сбежать, и Архипов едва успевает сунуть мне в руку деньги. Очень удачно: как раз куплю себе шарфик. Если еще и мой засос заметят, то репутация опустится к плинтусу.
Но вместо шелковых, кашемировых и атласных шарфов перед глазами стоят мерзкие красные буквы поверх нежных и стильных фотографий. При мысли, как один из амбалов вломившихся ко мне, пишет на моем фото "шлюха", к горлу подкатывает тошнота. Отчаявшись выбрать что-то подходящее к платью, я хватаю первый попавшийся черный шарфик и несу на кассу. А после отправляюсь в туалет, чтобы перед зеркалом закрыть след от поцелуя.
Сколько же я бед навлекла на Архипова! Вряд ли он, нанимая секретаршу, ожидал, что сначала лишится кучи денег, потом еще и выгодного контракта. Стоит он, секс со мной, того? Очень сомневаюсь. А ведь это только начало. Хотя есть надежда, что после выплаты долга они успокоятся. С Архиповым рассчитаться куда как проще, чем с бандитами.
Ну или наоборот: почувствуют, что у Влада есть деньги и насядут плотнее. Тогда надписи на плакатах — всего лишь начало…
Так, стоп.
Интересно…
Я с сомнением смотрю на себя в зеркало. А если Архипов прав? Ведь надпись может быть обращена и к хозяйке салона. Это даже логичнее, какой шанс, что модель случайно узнают на фотках? Тем более что меня там даже быть не должно было!
Или…
Я качаю головой, ошеломленная внезапной новой догадкой. План созревает мгновенно. Выскользнув в коридор, я осторожно выглядываю из-за угла. Архипов и компания все еще стоит возле витрин, правда бригада монтажников уже спешно снимает плакаты, а уборщицы оттирают (без особых успехов) надписи со стекла.
Мне приходится ждать минут пять, чтобы поймать взгляд Макса. С многообещающей улыбочкой я маню его пальцем. Парень раздраженно отмахивается, но я настойчива, как комар летним утром. Победа: демонстрируя на лице крайнюю степень брезгливости, помощник шефа направляется ко мне.
Только подойди, сволочь, на расстояние вытянутой руки.
— Ну что такое? Заблудилась в туалете?
— Иди сюда, заднеприводный! — рычу я и втаскиваю Макса в ближайшую дверь.
— Это женский туалет!
— Тут тебе самое место! Думаешь, я не поняла, что это ты накорябал?!
— Чего? Ненормальная! Делать мне больше нехуй!
— Поговори у меня, дебил! Смешно тебе? Шефа подставил? Фирму подставил? Зато гадость мне сделал, да? Слушай, я, конечно, догадывалась, что тебе все мозги через жопу отбили, но думала, хоть парочка извилин все-таки осталась!
— Да с чего ты решила, что это я?!
— А с того, что: во-первых, плакаты установили вчера и вряд ли коллекторы отслеживают последние модные новости. Во-вторых, мой долг вчера был погашен. В-третьих, написано без ошибок! С запятыми! Ты хоть и дебил, но дебил грамотный.
Макс с прищуром на меня смотрит. В глазах полыхает бессильная злоба.
— Ты ничего не докажешь. Иди, пожалуйся папочке.
— Жаловаться? — Я смеюсь. — Зачем? Чтобы тебя лишили работы? Подумаешь, как страшно. Нет, Максик, я не буду рассказывать Архипову. Я тебе сама отомщу. Каждый день будешь оглядываться в ожидании моей ответочки. И поверь, она тебе не понравится.
В ярости я на полную мощность открываю ближайший кран. Струя воды рикошетит от пологой раковины и осыпает офигевшего Макса брызгами. А мы с шарфиком уходим прочь, довольные произведенным эффектом.
Мне приходится ждать с полчаса, пока шеф закончит разговор. Мы молча идем к машине и так же молча выезжаем с парковки.
— Сильно влетело? — спрашиваю я.
Влад бросает на меня быстрый взгляд.
— Нет, я убедил Игнатьеву, что послание адресовано ей. Она даже вспомнила парочку кредиторов, которых кормила завтраками. И то хлеб, может, хоть долги раздаст.
Странное ощущение. С одной стороны из-за меня теперь сделали виноватой постороннюю женщину, да еще и клиента фирмы. Расскажи я все Архипову — и Максу придет быстрый, стремительный капец. Но это неспортивно. И мне не хочется для Максика быстрого капца. Мне хочется медленной, холодной и изящной мести. Он применил запрещенный прием, ударил туда, куда бить не стоило. Поэтому я не стану сдавать его Архипову, я придумаю что-то куда более страшное.
— О чем задумалась, Олененок? — спрашивает шеф.
Я моргаю.
— Так, ни о чем.
— Тогда слушай ценные указания на сегодняшний день и запоминай. Для начала возьмешь водителя и поедешь к себе. Соберешь все шмотки и нужные вещи. Только не увлекайся и не тащи в отель старые бабушкины кроссовки, даже если они дороги тебе как память. Бери то, чем пользуешься. Ясно?
Киваю так активно, что аж голова начинает болеть.
— Потом можешь пообедать. Затем возвращаешься в офис и… угадай, что?
Я делаю вид, что задумалась.
— Не угадала. Поработай и закажи мне уже номера и билеты, иначе если я по твоей вине буду спать в картонной коробке, то легкий романтичный БДСМ превратится в кровавый триллер.
— БДСМ в коробке холодно, — не могу удержаться я.
Шеф делает вид, что не слышит.
— Вечером мы идем на открытие арт-центра, для которого делали рекламу. Поэтому позаботься о том, чтобы выглядеть прилично. Ты идешь не как секретарша, а как подружка и упаси тебя Бог обмолвиться, что ты на меня работаешь. Выпорю. Есть вопросы? Предложения?
Долго молчу прежде, чем ответить. Но все же решаюсь.
— Я должна сказать вам спасибо. За… долг.
— Вот вечером и скажешь. Я рассчитываю получить благодарность в виде продолжения банкета.
Я тут же вспоминаю утро, краснею и умолкаю вместе с благодарностями и сентиментальными порывами. Стоит почаще напоминать себе, что Архипов есть Архипов. О нем не зря ходят мрачные слухи. Хотя лично я бы не назвала его тираном. Хотя есть вероятность, что я просто его еще не сильно злила.
На офисной парковке меня уже ждет водитель. Через полчаса я уже дома, скидываю вещи в чемодан. Приходится заехать в торговый и купить приличный, потому что дома нет даже захудалой спортивной сумки.
В основном я складываю купленные Архиповым вещи. Не знаю, насколько долго буду жить в отеле, но никто не помешает вернуться, если что-то понадобится. Хорошо, что водитель поднялся со мной и курит на кухне — с ним спокойнее. Избавиться от воспоминаний не выходит, и я стараюсь как можно быстрее закончить со сборами.
Думать о том, как я вернусь сюда в полном одиночестве, не хочется. Я уже решила, что когда расплачусь с Архиповым, попрошу у него напоследок помощи с продажей квартиры. И уеду. Должно же мне хватить денег от квартиры в центре на захудалую однушку в каком-нибудь городе у моря. Но здесь я просто не смогу остаться. В городе, где меня предали родители и первая любовь, слишком душно и тесно. Не существует вещи или человека, ради которых я бы смогла здесь жить.
Наконец со сборами покончено. Меня возвращают в офис, а затем водитель должен отвезти вещи в отель. Когда я вхожу в приемную, то слышу противный женский смех.
"Швабра", — узнаю голос.
Тут же внутри зарождается комочек колючей не то ревности, не то досады. То, что швабра влюблена в Архипова, совершенно очевидно для всех, кроме него. Или Влад намеренно делает вид, что ничего не замечает, и тогда я ей даже слегка сочувствую. Но главный вопрос во всей этой истории: мне-то какое дело?
Вешаю плащ в шкаф и замечаю на столе большую корзину с бантом. Любопытный зверь во мне не может удержаться и не сунуть нос внутрь.
— Интересно, — вслух интересуюсь я, — это швабра за шефом ухаживает или Максик заигрывает?
— Это шеф, — раздается голос от дверей, — решил, что Олененок заслужил сладкого. Но в следующий раз…
Мимо него в приемную протискивается швабра и дефилирует мимо меня с таким видом, что сразу ясно: мою реплику она слышала. Отлично, враг номер два в моем списке личных хейтеров. Эдак Лариса сконнектится с Максом, тот перейдет на гетеросексуальную сторону силы и они вдвоем образуют завистливую и ревнивую ячейку общества.
— В следующий раз я пришлю тебе ремня, — обещает Архипов.
Но я-то вижу, что ему весело.
— Займись работой, — бросает он прежде, чем скрыться в кабинете.
Естественно, я начинаю разбирать корзину. Единственная мысль о работе, которая у меня сейчас возникает, это что если здесь еще и зарплату дают, то я готова к головокружительной карьере!
Может, мама и была права, когда улетала в штаты.
"Тебе надо вырасти, Олеся. Нельзя всю жизнь прожить ребенком, однажды придется воспитывать своих".
В корзине куча сладостей. Несколько шоколадных яиц, с десяток мелких шоколадок разных вкусов, большая коробка моих любимых рафаэлок. Сухофрукты в шоколаде, леденцы в сахарной пудре, зефир, мармелад, марципановые батончики. В центре — аппетитные и свежие капкейки. А еще четыре коробочки со свежими ягодами: малиной, клубникой, голубикой и смородиной.
— Обалдеть — не могу сдержаться.
Сколько это стоит — даже не хочу представлять. Прежняя Леся, дочка богатых родителей, тоже крайне редко получала такие знаки внимания, но она хотя бы могла о них мечтать. Да и дома всегда были шоколад, свежие ягоды и фрукты. Но сейчас несколько месяцев вынужденной голодовки научили меня ценить такие мелочи.
Покажите того, кто утверждает, будто еда — ничто, лишь средство существования. Плюну в него голодной слюной и съем в укромном уголке.
Следующий час у меня пир. Я делаю огромную кружку кофе, ем аж два кекса, закусываю все дыней в шоколаде. На середине коробки с клубникой понимаю, что больше в меня не лезет физически и, наконец, приступаю к работе.
Хотя с большим удовольствием приступила бы ко сну. Но от одной мысли, что будет, если шеф увидит меня мирно посапывающей прямо на столе, хочется хихикать.
Неожиданно меня увлекает процесс выбора гостиниц и бронирования билетов. Я сравниваю варианты, сверяюсь со списком требований, и даже начинаю размышлять с точки зрения комфорта Архипова. Читаю отзывы, прикидываю расстояние до достопримечательностей — на случай, если шефу захочется прогуляться.