— Да, мой господин, ведь о том, что мой предок Андромах был другом Александра Великого я знал. Но больше никто не знал об этом. Это было нашей семейной легендой. О том, что он погиб в этих степях и то, что такие плащи носили гетайры не знал даже я. Я видел как мой отец, мой дед носили желтые плащи. Я считал это странным отличительным знаком нашей семьи. Теперь я понимаю, почему они в день моего совершеннолетия надели на меня плащ с таким цветом. Хотя даже они считали это просто древней традицией нашего рода.
— Наверняка ты слышал о том, что я могу видеть будущее и знаю многое из прошлого?
— Да, мой господин, — ответил он, — но я считал это обычным людским вымыслом. Сейчас я понял, что ошибался.
— Так что ты от меня хочешь, что явился в мою ставку столь далеко от Самарканда?
— Великий хан, царь Парман серьезно болен и может скоро умереть, — ответил он просто, без обычных восточных велеречивых речей о том, как ему скорбно, что его господин болен и что без него все жители Согдианы останутся, как овцы без пастуха, ну и тому подобное, — если уже не умер, пока я был в пути и нахожусь здесь. После гибели Фаруха в Согдиане не осталось законных претендентов на трон и страну может охватить гражданская война за власть. Хуже того, что в Согдиане есть сторонники того, что бы принять власть царя страны Куш — Герая.
— Война за власть в стране возможна, — сказал Ужас, — но после отступления Фарасмана и его армии обратно в Хорезм Ишкаш бежал на юг. Мы преследовали его, но на границе нас встретила армия тохаров во главе с их ханом Гераем. Я беседовал с ним. Затем он принял меня как гостя и, как положено среди степняков, устроил в честь моего прибытия застолье с участием всех моих воинов и знатных тохаров. Из разговора с ним и другими тохарами я понял, что он не будет воевать с нами за Согдиану и отдает право властвовать в этой стране тебе, — кивнул в мою строну Ужас и, не обращая внимание на то, как вспыхнуло белое лицо Андромаха, продолжил. — По крайне пока каганом в этих степях являешься ты. Еще я узнал, что они пропустили Ишкаша с остатками саков в Индию, к своему родственнику и хану саков Индии Маваку. Обратно в Согдиану они пропускать его не будут, да и не захочет больше Ишкаш искушать судьбу.
— Ну, что скажешь, Андромах? — я вопросительно посмотрел на него.
Потомок гетайра, снова встав на колени и склонившись передо мной, сказал:
— Я и народ Согдианы полностью в твоей власти, и мы покорны тебе и своей судьбе.
Бестактность Ужаса сразу же и окончательно расставило все по своим местам…
* * *
— Что скажешь, Буюк? — спросил я у него, смотря в след уезжающему в Согдиану в окружении двух тысяч воинов кочевников Андромаху.
— Ему хватит этих воинов, чтобы захватить власть в Согдиане после смерти Пармана…
— Да это понятно, — перебил я его, — думаю, что власть он захватил бы и без нашей помощи. Но эти воины послужат ему подтверждением, что он находится под покровительством гуннов как для хана тохаров Герая, так и для других претендентов на трон Согдианы. Я хотел спросить тебя о другом. Надолго ли хватит его верности?
— Знаешь, Богра, человек такая тварь, что почти никогда не довольствуется тем, что у него есть и всегда хочет большего. Ни он, ни его предки никогда не были властителями. Думаю, что после того, как он укрепит свою власть в Согдиане, его начнет тяготить твое покровительство, и он попытается избавиться от нее. Но он все же умен и понимает, что сейчас без тебя погибнет, если не от рук согдийцев, желающих основать новую династию, то его разорвут хищники Герай или Артава. Поэтому он исправно будет платить тебе запрошенную тобою дань и выполнять все твои требования.
И Ужас, немного помолчав, добавил:
— За эти шесть лун, прошедших после гибели твоих родителей, гунны возвращаются к своему величию, как это было во времена твоего великого предка кагана Моде. Сейчас вся Азия наблюдает за тобой. Хань, дахи, сарматы тохары, Хорезм, Согд и даже саки Индии сейчас страшатся тебя. И это меня пугает, племянник. Я боюсь за тебя. У нас стало слишком много врагов.
Мне стало как-то неловко и, перебив его, перевел разговор на другую тему:
— Как думаешь, куда делся Лошан?
— Тут и думать нечего, он ушел сначала к усуням, а затем к Кокану. Такому подарку Кокан точно обрадовался. Ведь Лошан внук хана народа сяньби Холяна и его приход к нему укрепит союз между племенами кочующих к востоку от Алтая, а значит усилит власть Кокана над оставшимися у него гуннами и другими племенами кочевников.
— Кокан становится опасен для нас, несмотря на то, что его покинули и перекочевали ко мне многие роды гуннов, — ответил я ему.
— Да он становится опасней, но реальной угрозы от него я сейчас не вижу. Кстати, ты наконец решился? Хан Баджанак в ярости от того, что ты медлишь с походом на усуней Шимыра.
— Едем в Тараз. Завтра соберем совет вождей и думаю не позднее чем через семь дней выступим на усуней. Да, кстати, Буюк, как смотришь на то, чтобы стать кунбеком усуней?
В ответ Ужас как-то мрачно посмотрел на меня.
* * *
Я вернулся с инспекцией в Тараз посмотреть, как уже во второй раз отстраивается этот город, которому нет и трех лет, но который уже был разрушен дважды. В этот раз я поручил Гаю и его римлянам строить по новому, по начертанному лично мной «генплану».
— Ave рrinceps, — приветствовал меня Гай у почти достроенных главных ворот.
— И ты не болей, консул, — ответил я ему, спрыгивая с коня, — как успехи?
— Не плохо. Внутреннюю стену, как видишь, почти отстроили, она как ты и приказал, стала шире и выше. Внешнюю стену и центральную цитадель отстроим к следующей осени. Жаль, что каменоломни далековато находятся. Почти двадцать миль приходится тащить глыбы. А их еще обтесать, подогнать надо. Вот если бы разрешил разобрать крепость, построенную Александром, дело бы гораздо быстрее пошло.
— Ты знаешь поговорку: «Мир боится времени, а время боится пирамид»?
— Нет, — ответил римлянин, задумавшись.
А, ну да, эту пословицу вроде арабы придумали после того, как обосновались в Египте. А до завоевания арабами Египта еще как минимум семьсот лет. Если, конечно, теперь будет это завоевание. Но вслух сказал:
— Нельзя разбирать этот памятник. Он подобно пирамидам простоит еще тысячи лет. Да и крепость эта небольшая, камней хватит разве что только на четверть внешней стены.
— Нельзя, так нельзя, — пожал плечами Гай. — А как быть с поселением для двух тысяч оружейников и кузнецов?
— А что там такое?
— По твоему приказу их мастерские поставили на восточной стороне Таласа, а там нет укреплений, и они обеспокоены возможным нападением армии Сереса и подвластным им скифам.
«Ну, совсем обнаглели, они же военнопленные», — подумал я. А вслух сказал:
— Что, права качают о своей безопасности?
— Я не совсем понял, что значит «права качают», но ты же сам приказал следить за их разговорами, знать чего хотят и даже о чем они думают.
Я передал уздечку подскочившему ко мне Угэ и вошел под арку будущих ворот, осматривая их. Стены арки построены из огромных плотно подогнанных друг к другу каменных блоков.
— И что же они думают? — спросил я у него. Я прошел арку, насчитав в ширине одиннадцать шагов.
— Все думают, что ты собираешься воевать со своим дядей Коканом. И пока ты будешь в походе, солдаты Серес снова нападут на город и снова разрушат его, как это случилось, когда ты совершал набеги в Парфию и Хорезм.
— С чего это они взяли, что я собираюсь воевать с Коканом?
— Но ведь ты же поклялся Юпитером своей покойной бабке Тураки, что отомстишь за смерть ее сына и своего отца. Все скифы об этом говорят.
— Мне, кажется, ты тоже обеспокоен этим?
— Да, принцепс. В прошлый раз, защищая этот город, погибло тысяча моих легионеров, и я не хочу, чтобы напрасно погибло еще восемь. Прости, но ты сам приказал говорить тебе только правду, ничего не скрывая обо всем, что я думаю, — закончил он после того как я резко к нему повернулся.
— Мне очень жаль. Но смерть их была не напрасной. Благодаря мужеству этих воинов спаслось большинство жителей этого города. А остальные легионеры разве не воины или не знали, что могут погибнуть?
— Я не об этом. Не надо думать, что мы струсили! — вспыхнул Гай, — Но если мы полноправные граждане этой сраны, то имеем право знать, что может ждать нас в будущем для того, чтобы мы смогли подготовиться.
— Я совсем не думал обвинять вас в трусости. Это будет очень сложно после тех сражений, в которых именно вы помогли одержать победу. Но и ты не думай, что я хочу что-то скрыть от тебя и от моих легионеров. Завтра после восхода солнца будет военный совет, и ты с командирами когорт должен будешь присутствовать там. А теперь покажи мне город и где мой братишка? — сказал я с деланным раздражением.
— Вон он, — показал Гай пальцем в сторону одной из ближайших башен, — с самого начала твоего приезда ждет, пока ты соизволишь вспомнить про него.
— Коке, коке! — обрадованно закричал Тегын после того, как увидел, что я смотрю в его сторону.
Я помахал ему рукой, давая ему понять, что он может спуститься и присоединиться к нам.
— Ну, пойдем, посмотрим, что там у наших оружейников, — сказал я Гаю.
Мы прошли через строящийся город, в котором повсюду вели свои работы строители из числа легионеров, маргушсцев, хорезмийцев и небольшого числа кочевников, которых я специально приставил обучаться к римлянам и пленным профессиональным строителям. Затем вышли к берегу Таласа, через который был проложен деревянный мост.
Идя по мосту, я почувствовал его прочность.
— Мост довольно прочный, — угадав мои мысли, сообщил Гай, — следующим летом начнем строить каменный.
— Это хорошо. А для защиты поселения оружейников необходимо вокруг хотя бы временные укрепления построить, — ответил я, увидев, насколько большой стала «промышленная часть» будущего города. Во все три стороны на несколько сот метров от меня аккуратными прямоугольниками были поставлены оружейные мастерские и жилые помещения для мастеров. Над «промзоной» стоял непрекращающийся звон сотен молотов и густой дым от доменных печей.
«Не зря я перенес промзону на другую сторону реки», — подумал я после того, как у меня запершило в горле от дыма.
— А где Кусэк? — спросил я у Гая.
— А вон он, уже спешит к тебе.
— Ну, наконец-то! Каган соизволил посмотреть, что для него мы приготовили, — выкрикнул главный оружейник еще на подходе.
Я направился навстречу к нему и, приблизившись вплотную, сказал:
— Рад, что ты выжил, Кусэк, и смог вывести своих людей.
— Это благодаря его храбрым воинам, — ответил он, посмотрев на Гая, — мы смогли выйти из города. Да и многие другие жители смогли выжить благодаря им. Жаль, что Тураки-хатун не было в это время в городе, и она попала под копыта коней усуней.
Я промолчал в ответ на соболезнования Кусека. Честно сказать, я и не знал: радоваться мне или нет. Никто во всей степи кроме нее (если не считать Сакмана, но он решил, как и многие другие кочевники, что в теле Богра поселился дух Моде) не знал, что в теле кагана Богра живет дух, вернее сознание совершенно другого человека. Ее смерть избавила меня от лишних опасений. Но с другой стороны, Тураки-хатун была очень умной женщиной и пользовалась огромным уважением, как рядовых степняков, так и их вождей и старейшин. С ее смертью я лишался немаловажной части влияния на вождей канглы.
— Каган, — осторожно прикоснулся ко мне Кусек, приняв мое молчание за скорбь, — прости, но я хотел быстрее показать тебе заказанное тобой оружие.
— Ты куда-то торопишься? — удивился я, все-таки я был каганом, а он простым оружейником, хотя мастера кузнецы пользовались в степи большим уважением и были по социальной лестнице на уровне старейшин аулов или даже армейских сотников.
— У меня сын болен, я должен его отнести до заката к святому целителю. Если не успею, он закроется в своей пещере и уже не впустит меня.
— Что за пещера? — резко спросил я у него, услышав про пещеру святого, в голове сразу же начали складываться параллели.
Кусэк, удивленный моей реакцией, но подумав, что я рассержен, ответил:
— Каган, уже готовы почти две тысячи заказанных тобой доспехов и пять тысяч палашей новой формы…
— Ладно, показывай, — перебил я его.
Мы прошли почти в центр «промышленной части» города, где мастера продемонстрировали мне сабли и доспехи. Они получились не хуже, а может даже и лучше тех, которые они выковали в первый раз. Все-таки руку набили.
— Что думаешь об этом, — спросил я у Гая и у Угэ, показывая на несколько «моделей», продемонстрировавших нам «рыцарские доспехи», садясь и сходя с лошадей, которые также были защищены железом. «Рыцари» помахали саблями, имитируя бой, разрушая мнение многих людей моего времени о том, что средневековый рыцарь, упав, не может подняться без посторонней помощи, не говоря уж о том, чтобы самостоятельно сеть на лошадь.
— Уверен, что даже парфянские катафрактарии не выдержат удара конницы, защищенной такими доспехами, — ответил Гай с восхищением.
— А ты что думаешь, Угэ?
Угэ, сняв с головы бронзовый шлем, посмотрев на солнце, которое несмотря на то, что был октябрьский день, сильно пекло, и демонстративно вытерев пот со лба, наконец, ответил:
— Я думаю, что летом воины сварятся, как мясо баранов, в этих казанах, — и, немного помолчав, добавил, — мы в таких доспехах потеряем свое преимущество в скорости и ханьцы, легко нас догнав, могут перебить всех.
Я взглянул на него. Угэ смотрел в сторону, как будто не сомневался в идее своего кагана. Хотя его, как кочевника, можно было понять. Для любого степняка панцирь и шлем служили лишь дополнением к мастерству и умению воина. Легкие доспехи кочевников предназначались лишь для защиты от случайных ударов и не мешали быстро двигаться в бою. Одновременно с этим необходимо было использовать и лук, и палаш, и копье, и при этом еще управлять лошадью. Поэтому его недоверие к этому странному для него тяжелому защитному снаряжению было вполне понятно. Но он не знал того, что знал я о рыцарях крестоносцах и их войнах в жарком климате Ближнего Востока и Египта с потомками гуннов сельджуками и мамлюками.
— Ты сомневаешься? Думаешь, что воины, защищенные этими доспехами, станут легкой добычей?
— Я не сомневаюсь ни в тебе, ни в твоих решениях, великий хан. Тем более все, что ты задумывал до сих пор заканчивалось победой. Но ты спросил мое мнение. И я ответил правдиво.
— Ладно, — сказал я ему, — скоро ты увидишь, что был не прав.
Угэ склонился в поклоне, приложив правый кулак к сердцу.
Я отвернулся от него и увидел Тегына, который в нерешительности стоял в трех шагах от меня. Я позвал его. Он бросился ко мне, крепко обняв, и проговорил:
— Коке, я сильно соскучился.
— А ты где бегал, я ведь тебя давно позвал, еще на том берегу.
— Он нас еще перед мостом догнал, — ответил вместо него Гай, — вился все время возле тебя, не решаясь отвлечь.
«Вот же блин, все время забываю о нем».
— Как твои успехи в изучении языка римлян? — спросил я у него.
— Спроси у моего учителя, — ответил мне Тегын.
Я посмотрел на Гая, который улыбнувшись, сказал:
— Он очень способный ученик, через два-три месяца будет говорить лучше тебя, и совсем скоро не хуже любого римлянина.
— Ты обучи его всему, что знаешь. Расскажи историю Рима, расскажи о демократии и управлении Римской Республикой. Знаешь, у меня есть еще одна мысль насчет тебя, но об этом потом, — сказав это Гаю, я снова повернулся к Кусэку:
— Кода будут готовы десять тысяч комплектов защитного вооружения?
— К зиме будет сделано, каган, и тридцать тысяч новых палашей, выкованных по твоему образцу.
— Хорошо, можешь идти.
Кусэк, коротко поклонившись, вскочил на рядом стоящего коня, приготовленного одним из его подмастерьев и, рванув с места в карьер, ускакал в сторону реки.
— Что это за пещера со святым целителем и где она находится? — спросил я у Угэ.