Из Восточного в Западный Берлин люди могли переходить в восьмидесяти одном месте. Следующим ближайшим пунктом были Бранденбургские ворота, где широкая Унтер-ден-Линден проходила под монументальной аркой в Тиргартен. Она пошла на юг по Фридрихштрассе.
Как только она повернула на запад, на Унтер-ден-Линден, она поняла, что дело плохо. Здесь тоже стояли танки и солдаты. Сотни людей собрались перед знаменитыми воротами. Пробравшись к первым рядам, Ребекка увидела еще одно ограждение из колючей проволоки, натянутой на деревянные козлы, и шеренги восточногерманских полицейских.
Молодые люди, выглядевшие как Валли — в кожаных куртках, узких брюках и с прическами, как у Элвиса Пресли, — выкрикивали оскорбления с безопасного расстояния. На западноберлинской стороне такие же группы злобно кричали и иногда бросали камни в полицейских.
Присмотревшись, Ребекка увидела, что различные стражи порядка — полицейские, пограничники и заводская милиция — делали отверстия в мостовой, устанавливали высокие бетонные столбы и натягивали на них колючую проволоку, то есть воздвигали более основательное сооружение. Постоянное, подумала она и пала духом.
— Такие ограждения повсюду? — спросила она какого-то человека, стоявшего рядом с ней.
— Да, повсюду, — процедил он сквозь зубы. — Сволочи. Восточногерманский режим сделал то, что, как казалось всем, невозможно сделать: они построили стену, разделяющую Берлин.
И планы Ребекки рухнули.
Часть вторая
«ЖУЧОК»
1961–1962 годы
Глава одиннадцатая
Джордж держался настороженно, когда пошел обедать с Ларри Мохинни в ресторан «Электрик дайнер». Джордж не совсем понимал, почему Ларри сделал такое предложение, но согласился из любопытства. Он и Ларри были одного возраста и занимали одинаковые должности. Ларри был помощником у начальника штаба ВВС генерала Кертиса Лемея. Но их боссы не ладили между собой: братья Кеннеди с недоверием относились к военным.
Ларри носил форму лейтенанта ВВС. Он был солдатом с головы до пят: чисто выбрит, светлые волосы коротко подстрижены, галстук туго завязан, ботинки начищены до блеска.
— Пентагон отрицательно относится к сегрегации, — заявил он.
Джордж вскинул брови.
— Вот как? Я думал, армия традиционно не расположена доверять неграм с оружием.
Мохинни примирительно поднял руку.
— Я знаю, что ты имеешь в виду. Но, во-первых, такое отношение всегда диктовалось необходимостью: негры сражались во всех конфликтах со времен войны за независимость. И во-вторых, все это — дело прошлое. Теперь Пентагону нужны цветные в армии. И мы не хотим нести издержки и мириться с недостатками, которые влечет за собой сегрегация: разные туалеты, разные казармы, предрассудки и ненависть между людьми, которые должны сражаться плечом к плечу.
— Хорошо, я согласен с этим, — сказал Джордж.
Ларри вонзил зубы в бутерброд с сыром, запеченный на гриле, а Джордж отправил в рот кусок мяса в соусе чили. Ларри сказал:
— Так значит, Хрущев получил что хотел в Берлине. Джордж понял, что это и есть истинный повод для совместного обеда.
— Слава богу, нам не придется воевать с Советами, — сказал он
— Кеннеди струхнул, — пробурчал он. — Восточная Германия находилась на грани коллапса. Могла бы произойти контрреволюция, если бы президент занял более жесткую позицию. Но стена остановила поток беженцев на Запад, и сейчас Советы могут делать что хотят в Восточном Берлине. Наши западногерманские союзники вне себя.
Эти слова рассердили Джорджа, но он не подал вида.
— Президент избежал третьей мировой войны, — проговорил он.
— Ценой того, что позволил Советам туже зажать тиски. Это отнюдь не победа.
— Это точка зрения Пентагона?
— В общих чертах.
Конечно, так оно и есть, раздраженно подумал Джордж. Ему стало ясно: Мохинни здесь для того, чтобы изложить позицию Пентагона и заручиться поддержкой Джорджа. Это должно мне льстить, подумал он: как видно, они считают, что я принадлежу к ближайшему окружению Бобби.
Но он не собирался выслушивать нападки на президента Кеннеди и не давать отпор.
— Видимо, от генерала Лемея нельзя ожидать ничего другого. Не случайно его называют «бомбовоз Лемей».
Мохинни нахмурился. Даже если он считал прозвище своего босса смешным, он не собирался выказывать это.
По мнению Джорджа, властный, не расстающийся с сигарой Лемей заслуживал насмешек.
— Кажется, это он однажды изрек, что если после ядерной войны останутся два американца и один русский, значит, мы победили.
— Я ничего подобного от него не слышал.
— А президент Кеннеди на это ему якобы сказал: «Вы лучше надейтесь, что этими американцами будут мужчина и женщина».
— Мы должны быть сильными! — Мохинни начал сердиться. — Мы потеряли Кубу, Лаос и Восточный Берлин, и нам грозит опасность потерять Вьетнам.
— Что, по-твоему, нам делать с Вьетнамом?
— Послать туда армию, — сразу ответил Ларри.
— Разве там нет тысяч наших военных советников?
— Этого недостаточно. Пентагон снова и снова просит президента послать туда сухопутные войска. Но у него не хватает духу.
— Смелости президенту Кеннеди не занимать, — раздраженно огрызнулся Джордж, потому что это было несправедливо.
— Тогда почему он не хочет нанести удар по коммунистам во Вьетнаме?
— Он считает, что мы не сможем победить.
— Ему нужно слушать опытных и знающих генералов.
— Нужно ли? Они насоветовали ему поддержать дурацкое вторжение в Заливе Свиней. Если в Объединенный комитет начальников штабов входят опытные и знающие генералы, то почему они не сказали президенту, что вторжение кубинских эмигрантов было обречено на провал?
— Мы говорили ему, что нужно обеспечить прикрытие с воздуха.
— Извини меня, Ларри, но вся идея состояла в том, чтобы избежать участия американцев. Тем не менее, когда операция начала проваливаться, Пентагон хотел послать морских пехотинцев. Братья Кеннеди заподозрили вас в некомпетентности. Вы убедили президента поддержать обреченную на провал высадку кубинских эмигрантов, потому что вы хотели заставить его послать туда американские войска.
— Неправда.
— Может быть, но он сейчас думает, что вы хотите втянуть его во Вьетнам таким же способом. И он решительно настроен не попадаться на эту удочку второй раз.
— Хорошо, он имеет зуб на нас за неудачу в Заливе Свиней. Серьезно говоря, Джордж, может ли это служить достаточно веским основанием, чтобы Вьетнам стал коммунистическим?
— Мы должны согласиться друг с другом, чтобы не соглашаться с этим.
Мохинни положил нож и вилку.
— Ты хочешь десерт? — Он понял, что напрасно тратит время, потому что Джордж никогда не станет союзником Пентагона.
— Обойдусь без десерта, спасибо, — сказал Джордж. Он работал у Бобби, чтобы бороться за справедливость, чтобы его дети могли расти как американские граждане, имея равные права. Пусть кто-нибудь еще сражается с коммунизмом в Азии.
У Мохинни изменилось выражение лица, и он махнул кому-то на другом конце ресторана. Джордж оглянулся назад через плечо и обомлел.
Тот человек, кому махал Мохинни, была Мария Саммерс.
Она не видела его, потому что повернулась к белой девушке примерно такого же возраста, которая была с ней.
— Это Мария Саммерс? — спросил он, не веря своим глазам. — Да.
— Ты знаешь ее?
— Конечно. Мы учились вместе на юридическом факультете Чикагского университета.
— Что она делает в Вашингтоне?
— Забавная история. Сначала ее не приняли на работу в пресс-службу Белого дома. А потом у того, кого назначили на это место, что-то не заладилось, и тогда пригласили ее.
Джордж обрадовался. Мария была в Вашингтоне — постоянно! Он решил обязательно поговорить с ней, прежде чем уйти из ресторана.
Ему вдруг пришло в голову, что он может больше узнать о ней у Мохинни.
— Ты ухаживал за ней в университете?
— Нет, она встречалась только с цветными парнями, и то с немногими. Про нее говорили, что она холодная.
Джордж не принял это замечание за чистую монету. Любая девушка, говорившая «нет», некоторыми молодыми людьми считалась холодной.
— Отдавала ли она предпочтение кому-нибудь конкретно?
— Был один парень, с которым она встречалась около года, но он бросил ее, потому что она не хотела ложиться с ним в постель.
— Ничего удивительного, — заметил Джордж. — Ее семья строгих нравов.
— Откуда ты знаешь?
— Мы вместе принимали участие в первом автобусном рейсе свободы. Я немного говорил с ней.
— Она хорошенькая.
— Это правда.
Им дали чек, и каждый из них расплатился отдельно. Направляясь к выходу, Джордж остановился у столика Марии.
— Добро пожаловать в Вашингтон, — сказал он.
Она тепло улыбнулась.
— Привет, Джордж. Я все думала, когда же тебя снова увижу.
Ларри сказал:
— Салют, Мария! Я только что рассказывал Джорджу, как тебя называли холодной в Чикагском университете. — Ларри засмеялся.
Это была типичная мужская шутка, ничего необычного, по Мария залилась краской.
Ларри вышел из ресторана, но Джордж остался.
— Мне жаль, что он сказал это, Мария, и неудобно, что я слышал. Полнейшая глупость, не обращай внимания.
— Спасибо, Джордж. — Она жестом показала на другую женщину. — Это Антония Кейпел. Она тоже юрист.
Антония была худощавой, энергичной женщиной, с гладко зачесанными назад волосами.
— Приятно познакомиться с вами, — сказал Джордж.
Мария объяснила Антонии:
— Ему сломали руку, когда в Алабаме на меня напал расист с ломом, а Джордж защитил меня от удара.
— Джордж, вы настоящий джентльмен, — воскликнула она под впечатлением от услышанного.
Джордж понял, что девушки собирались уходить: их чек лежал на столе на блюдце под несколькими банкнотами. Он спросил у Марии:
— Могу ли я проводить тебя до Белого дома?
— Конечно, — ответила она.
— Я должна сбегать в аптеку, — извинилась Антония.
Выйдя из ресторана, они окунулись в теплый воздух вашингтонской осени. Антония помахала рукой. Джордж и Мария направились к Белому дому.
Джордж искоса посматривал на нее, когда они переходили Пенсильвания-авеню. На ней был элегантный черный плащ, надетый поверх платья с высоким воротом — одеждой для серьезного политического функционера, но она не скрывала теплой улыбки. Она была прелестна, с маленьким носиком и подбородком, большими карими глазами и мягкими чувственными губами.
— Я спорил с Мохинни о Вьетнаме, — завел разговор Джордж. — Мне кажется, он хотел убедить меня, косвенно адресуясь к Бобби.
— Я в этом уверена, — сказала Мария. — Но президент не расположен уступать Пентагону в этом.
— Откуда ты знаешь?
— Сегодня вечером он будет выступать с речью и заявит, что во внешней политике есть пределы нашим возможностям Мы не можем исправлять каждое зло или нейтрализовать каждый неблагоприятный фактор. Я написала сообщение для печати по этой речи.
— Я рад, что он намерен занимать твердую позицию.
— Джордж, ты не слышал, что я сказала. Я написала официальное сообщение для печати по этой речи. Ты понимаешь, как это необычно? Как правило, их пишут мужчины. А женщины только отпечатывают.
Джордж улыбнулся.
— Поздравляю. — Ему доставляло удовольствие быть и разговаривать с ней, и они быстро восстановили дружеские отношения.
— Я обязательно спрошу, что они думают о моем сообщении, когда вернусь в офис. А как дела на поприще правосудия?
— Похоже, что своим рейсом свободы мы действительно чего-то добились, — пылко сказал Джордж. — Скоро на всех автобусах, курсирующих между штатами, будет объявление, гласящее: «В этом автобусе может ездить каждый, независимо от расы, цвета кожи, вероисповедания или происхождения». Те же самые слова будут напечатаны на билетах. — Он гордился этим достижением. — Ну как?
— Замечательно. — Но Мария задала ключевой вопрос. — Будет ли это претворяться в жизнь?
— Все будет зависеть от нас в министерстве. Мы прилагаем большие усилия, чем когда-либо. Мы уже несколько раз строго указали властям в Миссисипи и Алабаме. И, к удивлению, во многих городах в других штатах пошли на попятный.
— Трудно поверить, что мы одерживаем победу. У сторонников сегрегации всегда находится какая-нибудь грязная уловка.
— Регистрация избирателей — это наша следующая кампания. Мартин Лютер Кинг хочет, чтобы удвоилось число темнокожих избирателей на Юге до конца года.
Мария задумчиво проговорила:
— Нам, в самом деле, необходим новый закон о гражданских правах, который не давал бы возможность южным штатам пренебрегать им.
— Мы работаем над этим.
— Ты хочешь доказать мне, что Бобби Кеннеди — борец за гражданские права?
— Вовсе нет. Год назад этот вопрос даже не стоял у него на повестке дня. Но Бобби и президент возмущались, увидев снимки, как толпа белых беснуется на Юге. Из-за этого братья Кеннеди выглядели в плохом свете на первых страницах газет во всем мире.
— А их больше всего волнует политика в мире.
— Совершенно верно.
Джордж хотел назначить ей свидание, но передумал. Он собирался порвать с Норин Латимер как можно скорее: это стало неизбежно сейчас, когда появилась Мария. Но он чувствовал, что должен сказать Норин об окончании их романа, прежде чем он пригласит Марию на свидание. Иначе будет нечестно. А отсрочка будет недолгой — он увидит Норин в ближайшие дни.
Они вошли в Западное крыло. Черные лица в Белом доме были несколько необычным явлением. Они пошли в отдел по связям с прессой. Джордж удивился, когда вошел в маленькую комнату, заставленную столами. С полдюжины человек усердно работали на серых пишущих машинках «Ремингтон» и разговаривали по телефонам с рядами мигающих огоньков. Из соседней комнаты доносился стук телетайпов и их звонки, которые раздавались при поступлении особенно важных сообщений. Там находилась еще и внутренняя комната, принадлежащая, как предположил Джордж, пресс-секретарю Пьеру Сэлинджеру.
Все сосредоточенно занимались своим делом, никто не разговаривал и не смотрел в окно.
Мария показала свой стол и представила рыжеволосую женщину лет тридцати пяти, сидящую за соседним столом.
— Джордж, это моя подруга мисс Фордхэм. Нелли, почему все так притихли?
Прежде чем Нелли смогла ответить, в комнату вошел Сэлинджер, невысокого роста полный мужчина в строгом по европейской моде костюме. С ним был президент Кеннеди.
Президент всем улыбнулся, кивнул Джорджу и обратился к Марии:
— Вы, должно быть, Мария Саммерс. Вы написали хорошее сообщение для прессы по моей речи — ясное и исчерпывающее. Похвально.
Мария покраснела от удовольствия.
— Спасибо, мистер президент.
Казалось, он не спешит.
— Чем вы занимались до того, как пришли сюда? — Он задал этот вопрос так, словно в мире не было ничего более интересного.
— Я училась на юридическом факультете Чикагского университета.
— Вам нравится в пресс-службе?
— Да, конечно.
— Я ценю вашу работу. Так держать.
— Я буду стараться изо всех сил.
Президент вышел, и Сэлинджер последовал за ним.
Джордж посмотрел на Марию и улыбнулся. У нее был ошеломленный вид.
В этот момент заговорила Нелли Фордхэм.
— Да, вот так и случается, — сказала она. — На какую-то минуту ты была самой красивой женщиной в мире.
Мария взглянула на нее.
— Да, — согласилась она. — Такой я себя и ощущала.
* * *
Мария была чуточку одинокой, а так могла считать себя счастливой.
Ей нравилось работать в Белом доме в окружении толковых и чистосердечных людей, желающих только одного: сделать мир лучше. Она чувствовала, что могла бы достичь многого на государственной службе. Она знала, что ей придется бороться с предрассудками в отношении женщин и негров, но она верила, что могла бы побороть их силой ума и решимостью.