Наслѣдство
Глава 1
Три года спустя.
* * *
Вечер удался на славу. Прекрасно украшенные залы радовали глаз, а известный оркестр — слух гостей, разбредшихся по особняку в поисках старых знакомых и новых знакомств. Аристократы и немногочисленные сравнимые с ними по влиянию лица собирались группками, обсуждали различные вопросы — важные и не очень, делились сплетнями, новостями и перемывали друг другу кости с не меньшей изощренностью, чем кумушки на деревенской ярмарке.
— А старик-то преставился, — заметил князь Ставров, отставной генерал.
— Если бы он сам умер, — молодой инкнесс Шадов, не отвлекаясь от разговора, отсалютовал бокалом какой-то даме, — это вряд ли вызвало бы столько пересудов. Но ведь всем известно, что Мережского отравили.
— И кажется, вполне ясно, кто, — винодел Димитрий Ореев, прочивший когда-то за «стального короля» свою дочь, покосился на только что прибывшую на собрание вдову. — И не постеснялась явиться!
— Ну, это же благотворительный вечер… — вступился было за наследницу огромного состояния инкнесс. Но был тут же перебит Ореевым:
— Попомните мои слова, молодой человек: эта змеища еще не одну душу сожрет. Так что не советую претендовать на ее руку. А то будете лежать рядышком с бедным Евстафием.
Князь задумчиво пошевелил усами.
— Насколько мне известно, группа для расследования этого дела только формируется. Один мой знакомый утверждал, что списки ее членов будут утверждены лишь послезавтра.
— Какие интересные у вас знакомые, — заметил недоверчиво винодел. Отставной генерал посмотрел куда-то за его плечо.
— А вдове-то не особо рады. Посмотрите на лицо княгини Острожской! Кажется, вино, что находится рядом с ней, тотчас скиснет! А как она смотрит на Мережскую! Та сейчас расплачется!
Мужчины некоторое время понаблюдали за тонкостями женского общения.
— Не заплакала, однако, — заметил инкнесс.
— Она просто не поняла намеков княгини, — высокомерно заявил Ставров. — Все-таки такая семья… Какое образование ей мог дать старший Ляпецкой? Клянусь, она еле читает!
— Но она урожденная инкнесса! — возмущенно заметил юный Шадов. Генерал смерил его ироничным взглядом.
— Увы, ныне титул отнюдь не является гарантом благородного поведения. И благородной крови, кстати, тоже. Вышла же она за этот мешок с деньгами! Хоть она — высокородная, а он никто.
— У него был графский титул, — заметил недовольно Ореев, сам относящийся к категории «никто/мешок с деньгами».
— Не смешите! Всякие эти графства и герцогства — модные веяния, подцепленные у соседей, словно зараза. В нашем обществе есть только инкнессы, князья и благородия!
Ореев с Шадовым переглянулись, но спорить с заносчивым стариком не стали. Разговор плавно перешел на политику и соседние государства.
Молодая вдова была забыта.
* * *
Рассвет застал Екатерину Мережскую, урожденную инкнессу Ляпецкую, за письменным столом. По дому только начинали расползаться сонные слуги, а их юная хозяйка уже исчеркала около десятка листов, пытаясь написать письмо. Все результаты этих попыток покоились сейчас в мусорной корзине.
«Милая моя Лиза!»
Первая строчка всегда давалась легко. А вот потом начинались затруднения.
«Я бесконечно благодарна тебе за заботу, но присылать мне в помощь Михаила сущее безумство…».
Точнее глупость. Как только Елизавета до этого додумалась! Ее брат обладал поистине упрямым характером, злопамятностью и глубокой ненавистью к семье Ляпецких. И подруга об этом прекрасно знала!
«… но присылать ко мне Михаила не лучшая затея, потому что…».
Обидится. Она любимого брата от дел отрывает, а ей тут пишут, что ее идея плохая!
«… не стоит, потому что…»
А почему? Основные причины Лиза знает сама, да и если перечислять их все, то выйдет… обидно для обеих сторон выйдет.
«… мне было бы неудобно посвящать в семейные дела постороннего мужчину…».
Может, так и оставить? Сославшись на объективные обстоятельства и нормы приличия. Ну зачем она только написала подруге то злополучное послание! Она хотела поддержки и помощи, а не новую головную боль! Катя достала из кучи бумаг недавно полученный конверт и перечитала его содержимое еще раз.
Ох, Лизонька! Как тебе это только в голову взбрело?
Инкнесса отложила письмо подруги в сторону и посмотрела на часы. Скоро подадут завтрак. В отличие от дома родителей у мужа расписание не сильно отличалось от режима дня какого-нибудь рабочего: вставал он так рано, что благородные в это время только возвращались с балов, а слуги едва успевали позавтракать. Екатерина, с детства привыкшая подстраиваться под других, довольно быстро привыкла к новому распорядку. Хотя Евстафия это чрезвычайно удивило в свое время.
В дверь постучали.
— Войдите.
Зашла Аглая — седоволосая женщина, занимавшая должность экономки. Катя не знала, сколько ей лет, но, учитывая, что она знала еще первую жену Евстафия, считала ее ровесницей собственной матери. Всегда аккуратная, собранная и строгая, экономка была неотъемлемой частью дома Мережских.
— Госпожа, к вам приехали посетители, — сообщила вошедшая.
В такую рань? Вдова кинула взгляд на окно, потом на часы.
— И кто это?
— Они не назвались. Но сказали, что я не имею права их не пустить.
Понятно.
— Проводи, пожалуйста, в западную гостиную, принеси чай. Я скоро буду.
Скоро не получилось. Учитывая, что Екатерина не спала всю ночь, пришлось в спешном порядке заняться утренними процедурами. И сообразить хоть что-то приличное на голове. Не может же она выйти в халате и простоволосая, она инкнесса, жена… то есть вдова известного фабриканта, сестра и мачеха офицеров Великокняжеского корпуса.
Через полчаса Катя спустилась к гостям.
— Доброе утро.
Посетители обернулись на ее голос. Их было трое: высокий мужчина средних лет с невыразительным лицом, пожилой человек с короткой густой бородой и выправкой военного и молодой юноша, приблизительно ровесник хозяйки, с красивыми и правильными чертами лица.
— Кому как, — заметил мужчина, окинув девушку внимательным взглядом. Именно девушку: на женщину юная вдова совершенно не походила. Ей до этого звания еще несколько лет как минимум.
— Это капитан Станислав Гастин, — он показал на пожилого человека и тот привстал, — следователь по делу о смерти вашего супруга. А это его секретарь и помощник Юрий Талькин.
Юноша элегантно поклонился.
— А вы? — поинтересовалась Екатерина.
Говоривший сел между своими товарищами.
— Мое имя вам ни о чем не скажет. К тому же общаться вы будете исключительно с этими достойными господами, я лицо постороннее и нахожусь здесь первый и последний раз.
Мережская оглядела гостей. Она была не настолько наивна, чтобы верить словам этого непримечательного человека, но и перечить ему не стала. Логично предположить, что именно он курирует это дело, при этом сам светиться не хочет. Но зачем тогда он явился сегодня в ее дом? Воочию узреть «счастливую вдову», как ее стали называть в свете? Проконтролировать подчиненных?
Екатерина села напротив мужчин.
— Думаю, мне представляться смысла нет. Что привело вас в мой дом?
— А он ваш?
Капитан даже подался вперед, водя любопытным носом, словно мог ответ унюхать, а не услышать. Секретарь достал бумагу с грифелем и тут же на коленке приготовился записывать.
— Да. Мой муж, когда составлял завещание, сообщил мне, что этот дом останется в полном моем ведении в случае его кончины.
— Как он это объяснил? Ведь это здание строилось под руководством его первой жены? Разве оно не должно отойти вашему пасынку?
— Евстафий как-то обмолвился, что Елена перед смертью заставила его пообещать, что дом перейдет к чужому человеку. Она запретила его отдавать детям.
— Детям?
— У мужа было два сына. Но о старшем я ничего не знаю. Я даже не видела его ни разу. Может, его уже и в живых нет…
Зря она это сказало. Следователь понимающе улыбнулся.
— Это было бы, конечно, очень удачно, — и прежде, чем она успела возразить, продолжил: — А больше вам граф ничего не говорил?
Граф… он такой же граф, как неприметный человек — случайный прохожий. Кинули чужестранный титул за услуги короне. Его всерьез никто так и не называл. Смеются они что ли?
Гастин смотрел на нее предельно серьезно. Екатерина вздохнула и ответила.
— Только то, что основными наследниками будут сыновья. Текст завещания я не видела.
— Что вы можете сказать об обстоятельствах его смерти?
— Он работал в кабинете. Я напомнила ему про ужин, но Евстафий приказал не накрывать в столовой, а подать еду в комнаты. Аглая принесла поднос с тарелками, Ульяна — кофейник и чашки. Муж поел, затем я налила ему кофе, он выпил полчашки, поработал еще около получаса, а затем ему сделалось дурно. Через десять минут он начал бредить, через час, когда приехал врач, он уже находился при смерти.
— Вы находились с ним в кабинете, когда он работал?
— Нет. Я зашла только перед ужином. Евстафий не любил, когда его отвлекали от дел.
— Вы ели с ним?
— Нет. Он был слишком поглощен бумагами. Он не стал бы терпеть чужое присутствие, когда думает о работе.
— Когда же вы появились в кабинете?
— Перед кофе. Я всегда после ужина делала мужу кофе со специями.
— Себе вы сделали такой же?
Катя на секунду замешкалась.
— Да.
Да. Она терпеть не могла этот напиток, но почему-то всегда его пила вместе с мужем. Наверно, ей просто нравилось его удивлять. Словно она доказывала: смотри, я ведь на многое способна! Я смогу встать рано! Я могу пить эту бурду и улыбаться, и ты будешь довольно усмехаться в полуседую бороду, приговаривая: «Крепкая ты, женушка! А я-то думал на неженке женился!» — и мне будет приятно от этой искренней похвалы и от ощущения, что я хоть что-то кому-то доказала…
Екатерина грустно улыбнулась, прощаясь с воспоминаниями, и посмотрела на напряженно следящих за ее реакцией собеседников. Ее заминка не осталась незамеченной, но вряд ли они могли разгадать ее причину.
— Это все, господа?
— Нет, — Гастин встрепенулся. — Где вы находились все последующее время?
— Во время распития кофе — с ним. Затем ушла распорядиться насчет завтрака. Когда я вернулась, мы перемолвились парой слов о предстоящих визитах, во время данного разговора мужу сделалось дурно. Я кликнула слуг и все дальнейшее время провела рядом с ним.
— Удивительная преданность! Он что-нибудь говорил?
— Бессвязный бред.
— Например?
Вдова задумалась.
— Он вспомнил первую жену, звал «Елена, Елена, спаси». Кричал, что «он перешел грань» и что-то про удлиняющиеся тени.
— Вам ничего не напомнили его слова?
— Нет. Ну, кроме имени.
— Вы знали его жену?
Катерина горько улыбнулась.
— Она умерла, когда мне было три года.
Капитан ни на миг не смутился.
— Ее родственников?
— Ее сын мой пасынок. Больше я никого не знаю.
— Хорошо, — Гастин потер руки, — а теперь еще несколько вопросов…
Мережская дала отмашку слугам, и те ушли за следующей порцией чая. Судя по всему, господа покинут ее дом не скоро.
Разговор действительно вышел долгим. Екатерина чувствовала себя не несчастной вдовой, а преступницей, причем вина ее, судя по всему, была уже доказана. На лицах у мужчин крупными буквами было написано, что им «все понятно: вышла молодая за деньги, и теперь безмерно рада, что муж скончался, а то, может, и сама этому поспособствовала». Неприметный человек и капитан не сводили с нее подозрительного взгляда, один только секретарь Талькин смотрел на нее с непосредственным, но незлобным любопытством, и порой ободряюще улыбался.
После долгих попыток поймать ее на лжи, капитан, явно разочарованный состоявшимся разговором, промолвил:
— На сегодня все.
Екатерина обрадованно подскочила, нарушив этикет. Неназвавшийся мужчина ухмыльнулся. Капитан не обратил на это внимание — он уже ругал Талькина, неразборчиво что-то написавшего во время их беседы. Катя, которую уже тошнило от этих людей, тем не менее посочувствовала краснеющему пареньку. Впрочем, это не помешало ей отговориться срочными делами и оставить проводы гостей на Аглаю.
Почти бегом покинув комнату, инкнесса поднялась в кабинет мужа, мельком посмотрев на часы. Дело шло к обеду. Захотелось сразу и есть, и спать. Но вдова села дописывать злополучное письмо.
Это казалось ей наипервейшим по важности делом.
* * *
В кабинет вошли, не постучав. Светловолосый юноша приятной наружности стремительным шагом приблизился к письменному столу и сел в кресло напротив Катерины. Вдова посмотрела на грязные сапоги, которые только что были закинуты на стопку чистой бумаги и спокойно произнесла:
— Николай, убери, пожалуйста, со стола ноги.
— Уже командуешь? — пасынок с любовью осмотрел военные ботфорты, потом перевел похолодевший взгляд на Екатерину. — Запомни: я тебе ни клочка отцовой земли не отдам! Ни одной пяди!
Ей под нос сунули фигу. Ну, хоть ноги убрал со столешницы.
— Ты прекрасно знаешь, что мне останется только этот дом и маленькая фабрика за городом. Все остальное ваше.
Катя не смотрела на юношу — боялась, что голос дрогнет и маска безразличия, столь тяжело натянутая на лицо, исчезнет под его гневным взглядом. Пасынок наклонился к ней, сжав кулаки (и попутно ломая карандаш) и зловеще пообещал:
— Ты и этого не получишь! Я отсужу у тебя все до последнего кирпичика!
— Тогда тем более не стоит портить свое будущее имущество.
Екатерина постучала линейкой по тому месту, где на столешнице остались следы от его сапог. Не имея возможности работать, она выпрямилась в кресле, и с животноведческим интересом рассматривала кукиш совсем юного, еще безусого паренька в форме Великокняжеского корпуса. Паренек выглядел злым и раздосадованным, что придало ей силы доиграть спектакль.