Ее горло сжалось, и она не могла ничего сказать, хотя и не знала, что сказать. Она просто хотела слезть с него и уйти. Притвориться, что этого никогда не было.
Но тогда тебе не сбежать.
Да. Тогда она просто... подождет снаружи, пока он уснет. Или накачает его алкоголем. На самом деле, это было хорошим планом, не так ли? Она принесет ему что-нибудь еще из мини-бара.
-Джин, - выдавила она. - Хочешь джина?
Он нахмурился еще сильнее.
- Джин?
- Я могу пойти и принести тебе, - она с болью ощущала его тело под собой, твердое давление его бедер на ее ягодицы и тепло ладони, лежащей на ней. Весь этот безумный жар, который он излучал, впитывался в нее, заставляя ее кожу напрячься, а рот пересохнуть. Посылая ее пульс в стратосферу.
А теперь он сидел, его грудь была всего в нескольких дюймах от ее груди, и казалось, что он был повсюду, окружая ее теплом, запахом темного кедра и кожи.
Для нее это было слишком. Его было слишком много для нее.
Она хотела оттолкнуть его, но для этого нужно было прикоснуться к нему, а она уже поняла, что это плохая идея.
Он уставился на нее, явно озадаченный.
- Я не хочу джина. Я думал, ты хочешь сделать мне минет?
- Нет, - хрипло ответила она. - Я передумала.
- Почему? Я сделал что-то, чего ты не хотела? Я тебя напугал?
Она не могла смотреть на него. Ее сердцебиение не замедлялось, а пальцы зудели от желания прикоснуться к нему снова, скользнуть по нему и погладить его кожу. Узнать, каково это - прикасаться к такому мужчине, как он…
Нет, Боже, нет. Она не могла.
- Лив? - большим и указательным пальцами он нежно взял ее за подбородок и повернул к себе. - Что случилось, детка? - в его голосе звучала тревога, и она видела это во взгляде.
И она вспомнила тот день в библиотеке, когда она страдала в годовщину смерти ее матери, и он заметил, что она была не в себе, и спросил, что случилось. У нее не было причин не говорить ему, и он обнял ее и прижал к себе.
Она разрыдалась, потому что никто не обнимал ее так много лет, даже когда умерла ее мать, и она забыла, как хорошо, когда тебя обнимают. Быть утешенной и успокоенной кем-то.
Прошло много лет с тех пор, как они обнимались, много лет с тех пор, как она видела ту же заботу и теплоту в глазах другого человека, потому что, хотя она и знала, что отец любит ее, он был холодным человеком и никогда не показывал свою любовь.
И она знала, что если сейчас же не встанет и не уйдет, то разрыдается, как много лет назад. Все, что потребуется, - это чтобы Вульф раскрыл объятия и обнял ее, как раньше, и дверь внутри нее распахнулась бы настежь.
И она не знала, что случится с ней, если это случится.
- Отпусти меня, Вульф, - ее руки без сознания сжались в кулаки. - Пожалуйста, отпусти меня.
Глава Седьмая
Он не знал, что, черт возьми, изменилось, но страдание в прекрасных голубых глазах Оливии было реальным, и это заставило его грудь болеть еще сильнее. Он не мог понять, откуда это взялось, потому что до этого она выглядела так, будто ей все нравилось.
Черт, это из-за него.
Ее легкий вес на его бедрах, и жар между ее ног, так близко к его ноющему паху, были наслаждением, которое он никогда не мог себе даже представить.
Он не любил дразнить или тянуть, когда дело касалось секса. Он был слишком нетерпелив, желая немедленно приступить к делу - трахаться, так сказать.
Но то, как Оливия прикасалась к нему - наполовину нерешительно, наполовину нетерпеливо - поглаживая, словно он был произведением искусства, было одним из самых эротических ощущений в его жизни. И он не знал почему. Все, что она сделала, это прикоснулась к нему.
И все же было что-то такое в прикосновении ее пальцев к его коже, в том, как она сидела на нем, в строгой, простой белой хлопчатобумажной ночной рубашке и глубоком блеске ее полуночных глаз, что заводило его, как никогда ранее.
Выражение ее лица было таким серьезным, и все же в нем был элемент восхищения, который загипнотизировал его. Потому что, что могло быть такого замечательного в прикосновении к нему? Многие женщины прикасались к нему и ни одна так не смотрела на него, ни разу.
Но потом все изменилось, и она выглядела почти испуганной, выхватывая свои руки из его рук, как будто он обжег ее.
- Эй, эй, - пробормотал он, поглаживая большим пальцем ее подбородок в бессознательном успокаивающем движении. - Где пожар?
Но она только еще больше напряглась, выдернула руки из его хватки и неуклюже вскочила на ноги.
- Лив, - он попытался схватить ее и промахнулся, когда она соскользнула с кровати. - Какого черта?
- Я схожу за джином, - выпалила она прежде чем повернуться и выйти из спальни.
Он смотрел ей вслед, удивленный и не на шутку разозленный.
Ладно, если она не скажет ему, в чем дело, тогда это ее выбор. Она, конечно, не обязана ему ничего объяснять, особенно после того, как он так с ней обошелся. Но ему действительно не нравилась мысль, что, возможно, он напугал ее.
Это как закрыть дверь сарая после того, как лошадь убежала и все такое дерьмо.
Он откинулся на подушки и нахмурился, проводя рукой по волосам.
Ему и раньше не нравилась идея пугать ее, несмотря на то, что страх был полезным инструментом и бла-бла-бла. А теперь ему это не нравилось еще больше.
Это была Оливия, и не важно, что он разрушил их дружбу, она все еще нравилась ему. Он все еще не хотел причинить ей боль.
И теперь ты злишься, что она не собирается делать тебе минет.
Да, и это тоже.
Он чувствовал ее тепло на своих бедрах, прикосновение ее пальцев к своей груди, и его член болел как последний ублюдок. Он никогда раньше не думал о ней в таком ключе, но сейчас не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, как ее губы обхватывают его член.
- Черт, - пробормотал он себе под нос, потому что очевидным выводом было то, что он стал нетерпеливым и напугал ее или что-то в этом роде. Вот только он вроде бы ничего такого не сделал, разве что пару раз сказал ей, чего хочет, а потом закинул руки за голову, чтобы не дотрагиваться до нее.
Оливия снова появилась в дверях спальни и помахала бутылочкой джина, которую, должно быть, достала из мини-бара.
- Вот. Не хочешь немного? Думаю, тут еще и тоник, но нужно проверить.
- Я не хочу джин, - он знал, что говорит сердито и угрюмо, но ему было насрать. - Я хочу, чтобы ты сказала мне, что пошло не так.
Она подошла к кровати и поставила бутылку на тумбочку.
- Я просто... передумала, ладно? Лучше выпей джин.
- Зачем? Ты пытаешься меня напоить или что?
Ее щеки покраснели, и по тому, как вспыхнул ее взгляд, он понял, что именно это она и пыталась сделать.
- Я просто подумала, что тебе захочется выпить.
Да, точно.
Не то чтобы это имело значение, если она пытается напоить его. Она не могла легко сбежать, не с кодом к замку на его телефоне. В любом случае, несмотря на усталость, головокружение от выпитого виски, и сексуальное расстройство, с которым она его оставила, скорее всего все это удержит его от пьянства.
- Я не хочу, - сказал он вскоре. - По крайней мере, скажи, что я тебе ничего не сделал.
Ее взгляд снова блеснул.
- Это не из-за тебя. А из-за меня. Это все, что тебе нужно знать.
Это должно было принести облегчение, но почему-то не принесло.
- Хорошо. Приятно слышать, - он скрестил руки на груди. - Возможно, ты могла бы пойти и съесть всю ту еду. Мне нужен перерыв, - он не потрудился скрыть раздражение в своем тоне, хотя и знал, что прозвучал как сердитый маленький мальчик. Он устал и был сексуально разочарован, но то, что он действительно хотел от нее, было правдой. А она не говорила ее ему.
Его еще больше разозлило то, что он знал, что не имеет права требовать ничего от нее.
Выражение ее лица было невозможно прочесть, но ему показалось, что в глубине ее голубых глаз промелькнуло что-то похожее на боль. Потом это исчезло.
- Достаточно честно, - сказала она и, повернувшись, исчезла в дверях, ее белая ночная рубашка развевалась позади нее.
Блядь. Возьми себя в руки.
Вульф пробормотал еще одно проклятие, затем, несмотря на здравый смысл, уже ослабленный другим спиртным, которое он выпил ранее - не говоря уже о требованиях его печально проигнорированного члена - он схватил бутылку джина с тумбочки и отвинтил крышку. Сделав здоровый глоток, он потянулся к телефону и посмотрел на него, сортируя различные электронные письма, которые он получил, все из которых были дерьмом.
Пять минут спустя он допил бутылку, и его раздражение исчезло. Тепло в животе стало еще теплее, и он не мог удержаться, чтобы не закрыть глаза на секунду, его мозг услужливо кормил его образами Оливии, сидящей верхом на нем, смотрящей на него с этим горячим синим пламенем в глазах.
Ему это нравилось, очень нравилось, и очень скоро он погрузился в странный сон, где она постоянно прикасалась к нему, но никогда не приближалась к тому месту, к которому он действительно хотел, чтобы она прикоснулась. И каждый раз, когда он пытался схватить ее за руку и показать ей, что он хочет, он хватал пустой воздух.
Сознание пришло через некоторое время после этого, вместе с отвратительным вкусом во рту, головной болью, пронзающей глаза, и эрекцией, которая не собиралась так просто проходить.
Застонав, он попытался нащупать телефон, чтобы проверить время, потому что был уверен, что брал его в руки перед тем, как вырубиться.
Но его нигде не было.
Вульф выругался, заставил себя открыть глаза и оглядел кровать. Он, казалось, запутался в одеяле, но после секунды или двух распутывания стало ясно, что телефон определенно не запутался в простынях. На тумбочке его тоже не было.
Дерьмо. Куда, черт возьми, он делся?
Бормоча проклятия и расчесывая волосы, он поднялся с кровати и вышел в гостиную, где обнаружил свой телефон на кофейном столике.
Странно. Он мог поклясться, что держал его в руке, прежде чем задремал.
Подойдя к кофейному столику, он взял телефон и положил его в карман, запоздало осознав, что в комнате странно тихо. Не говоря уже о том, что пусто.
Он огляделся, его голова раскалывалась.
- Лив?
Ответа не последовало.
Какого хрена?
Его желудок сжался, когда он обернулся во второй раз, снова обыскивая комнату, на случай, если он что-то пропустил. Но ее там точно не было.
Он вернулся в спальню и толкнул дверь в ванную.
Она была пуста.
Зарычав, он еще раз тщательно, безрезультатно проверил весь гостиничный номер, но ее нигде не было.
Каким-то образом Оливия выбралась.
В нем закипала ярость. Как она это сделала? Дверь была заперта изнутри, и она никак не могла ее открыть. Ни за что на свете.
Если только она не ввела код на твоем телефоне.
О Господи. Она спросила его о двери, о том, как она была заперта, и он ответил, потому что она казалась обеспокоенной. И она никак не могла использовать это против него, потому что должна была знать его код. Никто не знал его кода.
Да, так как, черт возьми, она выбралась?
Рыча, Вульф выхватил телефон из кармана и посмотрел на него, проводя по экрану большим пальцем. Приложение, которым он воспользовался, чтобы взломать замок, было открыто.
Чёрт возьми! Должно быть, она разгадала его шифр.
Под яростью, направленной главным образом на самого себя за то, что он снова все испортил, как и всегда, что-то внутри него затихло и успокоилось.
Его кодом была дата, когда Ной усыновил его, и по какой-то необъяснимой причине она узнала ее. Как? Никто не знал эту дату, кроме Ноя и его братьев - даже его братья не помнили, а Ной был мертв.
Ты сказал ей. Помнишь?
Он моргнул, глядя на телефон в руке.
Блядь, это верно. Один из тех вечеров в библиотеке, когда он разговаривал с ней в ожидании встречи с де Сантисом, она казалась очень тихой, очень замкнутой. Поэтому он спросил, что случилось, и ее голубые глаза наполнились слезами, а она ответила, что сегодня годовщина смерти ее матери.
Она выглядела такой грустной и маленькой, что он обнял ее, даже не подумав об этом. Потом она положила голову ему на грудь и тихо заплакала, дрожа всем телом. Ее горе потрясло его, тем более что она всегда казалась такой замкнутой, и он не знал, что сказать. Раньше ему никогда не приходилось никого утешать.
Поэтому он сказал первое, что пришло ему в голову, о том, как его матери пришлось отдать его на усыновление, потому что она была бездомной и не могла позволить себе заботиться о нем, как, хотя он и не помнил ее, он хотел бы этого. Он не упомянул, что его мать все еще жива и что Ной пытается найти ее. Он просто хотел, чтобы Оливия знала, что он понимает ее чувство потери. Потом он пробормотал, что запомнил дату своего усыновления, чтобы помнить всегда, и произнес ее вслух, пока она плакала.
Он никогда не думал, что она вспомнит об этом. Ему и в голову не приходило, что она его слышала. Но она слышала и запомнила.
И теперь он опять облажался.
Сунув телефон обратно в карман, он направился к двери, потом остановился. Нет смысла идти за ней. Наверное, она уже давно ушла, вернулась домой к отцу. Она расскажет ему, что случилось, предупредит, что Вульф придет за ним, даст ему много времени, чтобы защитить себя, и сделает ответный удар намного сильнее.
- Черт! - Вульф повернулся и пнул кресло, которое оказалось ближайшим предметом мебели, толкнув его в журнальный столик, опрокинув и его тоже. Повсюду рассыпались журналы, а бокалы с шампанским покатились по ковру.
Его так и подмывало пойти, взять еще что-нибудь и разбросать по комнате, но это ничего бы не решило. Он должен взять себя в руки, успокоиться и решить, каким будет его следующий шаг.
Сделав пару глубоких вдохов, он заставил свои напряженные мышцы расслабиться, взял под контроль бешеное сердцебиение.
Его мозг должен был думать о Мэе и прикидывать, какие альтернативы могут быть, если де Сантис узнает о его планах, но все, на чем он мог сосредоточиться, была Оливия. О страдании, отразившемся на ее лице, когда она сидела верхом на нем на кровати этим утром. О том, как она вспомнила дату, о которой он сказал ей только один раз, много лет назад. О том, как она перехитрила его - она, вечно сидящая под защитой дочь оружейного миллиардера, не обладающую никакими физическими способностями, сбежала от закаленного морского котика с восьмилетним военным опытом.
Он мог бы почти восхищаться ею, если бы она не испортила все его планы.
Отпусти ее. Ты не можешь больше ее увидеть. Де Сантис позаботится о том, чтобы она была неприкосновенна.
Вульф зарычал. Так с чем же он остался? Ему нужна была информация о Мэе, чтобы убрать этого засранца, и расписание де Сантиса, чтобы обойти его собственную службу безопасности. И у него не было ни того, ни другого.
И ему оставался только один вариант: вернуть Оливию.
Без сомнения, она предупредит отца, а это означало, что его план убрать де Сантиса, пока элемент неожиданности все еще на стороне Вульфа, был полностью провален. Но, может быть, он сможет использовать Оливию как приманку, чтобы выманить де Сантиса. И тогда убрать его. Да, это может сработать.
Есть альтернатива, кроме Оливии. У тебя был запасной план, помнишь?
Но ему не нужны были запасные планы. Ему не нужны были альтернативы.
Он хотел Оливию и собирался заполучить ее.
И никто не встанет у него на пути.
Включая его самого.
* * *
- И ты действительно не видела его?
Оливия встретилась взглядом с голубыми глазами отца и медленно покачала головой.
- Нет. Он накинул мне на голову капюшон, чтобы я ничего не видела. Я пыталась, папа. Я очень старалась. Но я ничего не могла с этим поделать.
Она не совсем понимала, почему солгала отцу о причине своего исчезновения из комнаты прошлой ночью, особенно когда так отчаянно хотела предупредить его о намерениях Вульфа убить его.