И когда оргазм обрушился на него, это было похоже на самодельное взрывное устройство, взорвавшееся прямо у его головы, разорвавшее его на куски и забравшее с собой его сознание.
Да, с ним никогда такого не случалось. Оргазм был настолько сильным, что ослепил его.
Его тело напряглось, более чем готовое к следующему раунду, но Вульф проигнорировал это, повернув голову, проверяя Оливию. Ее рыдания утихли, и теперь она лежала рядом с ним, тихо дыша, а ее теплое дыхание касалось его шеи.
Если бы это был обычный перепих, он бы перевернул ее на спину и подготовил бы ко второму раунду, но это не был обычный перепих. И это была не какая-то девчонка, которую он подцепил в баре.
Это была Оливия. Которая была девственницей. С которой после всего этого нужно будет обращаться по-особому.
Осторожно отодвигая ее, он освободился, встал с кровати, подошел к двери, ведущей в крошечную ванную, и шагнул внутрь, чтобы избавиться от презерватива. Потом налил в раковину теплой воды, нашел чистую мочалку, намочил ее и выжал.
После этого он полностью разделся, оставив одежду в куче на полу, и вернулся к кровати с влажной тряпкой.
Оливия лежала на спине, закрыв лицо рукой. Пуговицы ее платья были расстегнуты до талии, обнажая соблазнительные изгибы талии и бедер, ее бледную гладкую кожу.
Она выглядела чертовски восхитительно.
Он опустился на кровать, потянулся к ее трусикам и медленно спустил их вниз по бедрам. Она тихо вскрикнула и убрала руку от глаз, открыв заплаканное, раскрасневшееся лицо.
Такой чертовски восхитительной. Такой чертовски красивой.
Ее голубые глаза опустились на ткань в его руке.
- Что ты делаешь?
- Подумал, что тебе может быть больно. Это поможет, - он осторожно раздвинул ее ноги, заметив маленькие пятна крови на нежной коже внутренней стороны бедер.
Да. Определенно девственница.
- Вульф..., - она издала тихий смущенный звук, когда он приложил ткань между ее ног, ее рука потянулась, чтобы оттолкнуть его, когда он нежно погладил ее.
- Эй, - упрекнул он. - Позволь мне сделать это. Я почувствую себя так лучше, ладно?
Она скорчила гримасу.
- Я могу сделать это сама.
- Конечно, можешь. Но я хочу сам, так что ты мне позволишь.
Она издала звук несогласия, но не отодвинулась и не попыталась остановить его. Вместо этого она снова закрыла лицо рукой и напряглась, когда он поднес ткань к ее коже. Но это продолжалось недолго, напряжение спало, когда он провел тканью, смывая последние остатки крови, успокаивая ее.
Она вздохнула.
- Прости меня, - ее голос все еще звучал приглушенно. - Я не знаю, что со мной случилось.
- Что? Простить за что?
- За слезы. Я не хотела. Это просто... случилось.
- Все в порядке. Тебе не за что извиняться, - он отбросил тряпку, потом взял ее руку и отвел от лица, чтобы заглянуть ей в глаза. - Иногда такое случается, особенно когда секс сногсшибателен.
Она заморгала.
- Сногсшибателен?
Он медленно улыбнулся ей, давая понять, насколько невероятным это показалось ему.
- Черт возьми, детка, ты просто свела меня с ума.
Оливия отвела взгляд, очаровательно покраснев.
- Да, но мне также не следовало тебя бить.
Он протянул руку и начал расстегивать маленькие пуговицы, скреплявшие ее платье спереди, медленно, потому что то, как ткань раздвигалась, давая ему возможность увидеть ее бледную, шелковистую кожу, было чем-то, чем он хотел насладиться.
- Не хочешь рассказать, что произошло?
Она опустила взгляд и увидела, как его рука расстегивает пуговицы, но не сделала ни малейшего движения, чтобы остановить его.
- У меня есть доступ к папиной интранет-сети. Вот что я делала с твоим ноутбуком. Заглянула в его дневник. Я просто хотела проверить... насчет Дэниела. Знаешь..., - она замолчала.
Она действительно это сделала. Она хотела проверить, говорил ли он ей правду.
Он ничего не сказал, расстегнул остальные пуговицы и отодвинул голубую ткань. Как он и подозревал, она была великолепна. Полные груди обтянуты белым кружевом, розовые соски видны сквозь ткань. Красивые округлые бедра и прелестная копна темных кудряшек между ее бедер.
Она была вся мягкая и женственная, и его ладони чесались от желания прикоснуться к ней.
- Я знаю, - пробормотал он, не в силах оторвать взгляд от ее тела. - Ты хотела проверить, лгал ли я. А я не лгал, не так ли?
Она покачала головой. Краска стыда залила ее кожу, поползла вверх по шее.
- Я не знаю, что делать, Вульф. Я не знаю, что и думать. Я думала, что, по крайней мере, у меня будет выбор в отношении Дэниела, но я прочитала одно из писем отца к нему, и там было сказано, - ее глаза были огромными и темными, - что нет – это не вариант.
Напряжение в груди, которое охватило его, когда она плакала, снова вернулось, когда он увидел страдание на ее лице. Как бы он ни относился к Чезаре де Сантису, этот ублюдок был отцом Оливии. И она любила его. И узнать, что он не тот мужчина, за которого она его принимала, было трудно для нее.
Возможно, она еще не готова взглянуть правде в глаза, но семена сомнения уже посеяны.
Если ты все сделаешь правильно, она даст тебе то, что ты хотел с самого начала.
Соблазнить ее. И она охотно протянет ему голову отца на блюдечке. Да, пару дней назад он именно на это и надеялся.
А теперь... Все вроде так и происходит, не так ли? У нее был доступ к интранету Чезаре, что означало, что он мог бы заставить ее посмотреть его расписание отсюда. Ему даже не придется покидать яхту. Ему не придется использовать ее в качестве приманки.
С другой стороны, Чезаре уже знал, что Вульф забрал его дочь. Это означало, что элемент неожиданности исчез. Де Сантис должен был вооружиться всеми средствами безопасности, какие только мог достать, чтобы сделать удар по нему невозможным. Использовать Оливию в качестве приманки было лучшим вариантом для Вульфа.
В таком случае, почему он не чувствовал торжество? Или, по крайней мере, облегчение? А он не чувствовал ни того, ни другого. Все, что он мог видеть, это страдание в ее голубых глазах, зная, что это открытие об отце причинило ей боль, и очень сильную боль.
И это ему не нравилось. Ни капельки.
Но было слишком поздно, чтобы сделать что-нибудь с этим сейчас. Она увидела электронные письма, сомнения поселились в ней, а что касается соблазнения... Он не планировал этого. Она приняла решение за него. Но он не жалел об этом, совсем не жалел, и теперь, когда она лежала полуголая в его постели, он не собирался ее отпускать.
По крайней мере, пока.
Он не мог помочь ей забыть всю ложь, которую наговорил, или предательство того, что сделал с ней отец. В конце концов, единственное, в чем он был хорош - это драться и взрывать разное дерьмо. Но была еще одна вещь, которую он мог делать, и делал очень хорошо.
Трахал. Он действительно хорошо трахался.
Он осторожно снял с нее платье, прихватив с собой лифчик, и она осталась лежать совершенно голая на белых простынях. Она молчала, пока он обнажал ее, ничего не говорила, когда он прижал ее спиной к подушкам, опустился на колени между ее раздвинутыми бедрами и наклонился вперед, положив руки на подушки рядом с ее головой, чтобы мог смотреть на нее сверху вниз.
- Я знаю, это трудно, - сказал он, предлагая то, что мог. - Он твой отец, и это отстой. Ты отдала ему свою верность, работала на него, и он не должен был так с тобой обращаться.
Она повернула голову на подушке, избегая его взгляда.
- Я думала, он заботится обо мне, - ее голос был хриплым. - Я думала, для него важно, что я не бросила его, что я не предала его, как все остальные. Но он не заботился обо мне. Я была просто еще одним инструментом для него.
Так же, как и ты используешь ее сейчас.
Вульф посмотрел на ее бледное лицо, видя боль, которую она даже не пыталась скрыть. И чувствовал боль сам. Он не знал, как это работает, но он чувствовал ее боль так же остро, как и она.
У него было много дел, и он нуждался в ней, чтобы добраться до де Сантиса. Но что-то внутри подсказывало ему, что план приманки провалился. Что он не может использовать ее для этого. Последние десять лет он только этим и занимался, используя ее дружбу, чтобы сблизиться с де Сантисом. Используя ее так, как и отец использовал ее, как инструмент, как средство для достижения цели.
И он не мог сделать это снова. Это сделало бы его не лучше, чем де Сантиса. Он не собирался использовать ее и лгать ей больше тоже не собирался. Их дружба могла начаться с фальши с его стороны, но это не мешало ему любить ее, заботиться о ней. Конечно, это была слабость, о которой предупреждал отец, но уже было слишком поздно. Это случилось.
Он не хотел больше причинять ей боль, и поэтому не будет делать этого.
Это разрушит его и без того дерьмовые планы. Но он должен найти какой-то способ обойти все это.
Вульф наклонился, взял ее за подбородок и повернул к себе. Ее глаза были очень темными, когда они встретились с его, и боль в них заставила его хотеть зарычать.
- Что мне делать, Вульф? - прошептала она. - Что мне теперь делать? Когда он узнает, что я пошла с тобой добровольно, он никогда не простит меня. Он никогда не простит меня, если я не выйду замуж за Дэниела. Если он вообще позволит мне сказать хоть слово.
Он погладил ее по подбородку, мускусный, женственный аромат ее тела разрушал его сдержанность. Но он держался за свое настойчивое либидо, потому что это могло подождать. Сейчас она была важнее.
- Мы перейдем этот мост, когда дойдем до него, хорошо?
Но тревога в ее глазах не исчезла.
- Он не позволит мне вернуться домой, я знаю это. И тогда мне некуда будет идти, и никого нет..., - она замолчала, громко сглотнув.
- У тебя есть, - он посмотрел ей в глаза, желая, чтобы она поняла. - У тебя есть я, Лив.
Она моргнула.
- Как? Ты солгал мне. Ты никогда не был моим другом, не до конца. Боже, ты даже не хочешь меня. Все это просто... Я не знаю. Секс из жалости.
Если бы она не выглядела такой обиженной, он бы рассмеялся. Секс из жалости? Иисус.
- Я не занимаюсь сексом из жалости, а что касается желания тебя..., - он сделал паузу, потому что это было важно, и он не хотел больше лгать. - Ты права. Я не хотел тебя с самого начала. Папа сказал мне, что я должен соблазнить тебя, потому что тогда ты скорее расскажешь мне что-нибудь. Но я сказал ему нет, что ты слишком молода. А потом, к тому времени, когда я узнал тебя, я понял, что ты... намного больше значишь для меня, - он выдержал ее взгляд, позволяя ей увидеть правду в его глазах. - Ты была слишком умна. Слишком умна для меня. Ты всегда знала, что сказать, и не только это, ты также умела и слушать Ты заставила меня почувствовать, что я не дурак, Лив, что я могу сделать больше, чем просто ломать вещи, бить их. Ты была слишком хороша для меня, и поэтому я никогда не видел в тебе ничего, кроме друга.
Ее глаза расширились, губы приоткрылись, как будто она хотела что-то сказать, но ничего не вышло.
Он провел пальцами от ее подбородка вниз по шее, чувствуя под пальцами мягкую шелковистую кожу.
- Я собирался соблазнить тебя в отеле, использовать секс, чтобы вытянуть из тебя эту информацию, но это ничего не значило. А потом я поцеловал тебя и..., - он замолчал. - Ты же знаешь, Лив, что я не умею говорить. Я не могу описать, как все изменилось для меня, это просто произошло. Но здесь..., - он потянулся к ее руке и поднес ее к своей груди, прижимая ее ладонь к коже над своим сердцем. Посмотрел в глубокие темно-синие глаза. - Почувствуй, что ты делаешь со мной, - не отпуская ее руки, он наклонил голову и коснулся губами ее губ. Один раз. Но потом он скользнул языком глубоко в жар ее рта, медленно исследуя ее, пробуя на вкус. Позволив сердцебиению биться быстрее, он углубил поцелуй, сделав его жарче.
Он никогда так не целовался. Никогда не действовал так медленно. Но он хотел, чтобы она знала, что он не врет. Что на этот раз он действительно хотел ее. И не за что-то, и не потому, что она ему что-то даст взамен. Он хотел ее из-за нее самой.
Через мгновение он поднял голову и посмотрел на нее.
В ее глазах было удивление.
- Твое сердце бьется так быстро, - ее ладонь лежала на его коже, как маленький горячий уголек. - Это... из-за меня? - она казалась шокированной.
Он улыбнулся.
- Да, - убрав ее руку со своей груди, он направил ее дальше вниз между их телами, туда, где он уже был тверд и готов для нее, сжимая ее пальцы вокруг себя. - Это тоже из-за тебя.
Ее глаза расширились еще больше, изучая его лицо.
- Я больше не буду тебе лгать, Лив, - сказал он. - Отныне всегда будет только правда. Я обещаю.
Ее взгляд опустился к его рту, пальцы слегка сжались вокруг него, заставляя его задержать дыхание.
- Наверное, нам не стоит этого делать. Я имею в виду, это не может быть хорошей идеей, правда?
- Ты хочешь остановиться? - черт, он не хотел, но, если бы она этого захотела, ему пришлось бы согласиться. - Потому что, если ты этого хочешь, просто скажи мне, и я остановлюсь.
Шелковистые темные ресницы опустились, на мгновение скрыв ее взгляд. Затем они медленно поднялись снова, ее голубые глаза расширились и потемнели, как полуночное небо.
- Нет, - прошептала она. - Я не хочу останавливаться.
Волна желания прошла через него, заставив его перевести дыхание. Заставляя его лежать очень тихо на случай, если он потеряет контроль над собой, и просто толкнет ее на матрас, нависнув сверху. Он не хотел этого делать. Она заслуживала большего. Ему хотелось действовать медленно, прикасаться к ней так же, как она прикасалась к нему, нежно и осторожно, словно она была произведением искусства. Смакуя ее.
Но, если он собирался действовать медленно, то ей нужно было убрать руку с его члена.
Наклонившись, он мягко отнял ее руку, наслаждаясь тихим звуком протеста, который она издала, когда он прижал ее запястье к подушке рядом с ее головой.
- Угу, детка. Ты уже дважды уложила меня на спину. Теперь моя очередь.
- Вульф, я…
Он остановил ее слова своим ртом, подарив ей еще один долгий, глубокий поцелуй, прежде чем двинуться вниз, оставляя следы поцелуев на ее шее, пробуя соль и сладость в ямке на ее шее. Он не знал, что это может быть так приятно и для него, что трепетание ее пульса под его языком может быть таким возбуждающим, чувствуя, как он начинает ускоряться из-за него. Он почувствовал, как она вздохнула и заерзала под ним, и у него перехватило дыхание.
Он продолжал двигаться вниз по ее соблазнительному, восхитительному маленькому телу. Найдя ее полные груди и обхватив одну из них, он почувствовал мягкую тяжесть ее в своей ладони. Чертовски идеально.
Она вздрогнула, когда он прикоснулся к ней, затем снова вздрогнула, когда он наклонился и медленно облизал твердый розовый сосок, дразня ее. Никто никогда не делал этого с ней прежде, никто не пробовал ее так прежде. Он был первым, и ему чертовски это нравилось. И если это делало его примитивным неандертальцем, то он был чертовым примитивным неандертальцем.
Он скользнул взглядом по ее телу, коснувшись языком соска, наблюдая, как шок и удовольствие пробегают по ее выразительным чертам. Затем он сомкнул губы вокруг жесткой вершины и с силой втянул ее в себя.
Оливия ахнула, ее щеки вспыхнули. И было что-то очень эротичное в том, как она смотрела на него, словно не могла насмотреться.
Ее глаза были такими темными, что он никогда не думал, что синий может выглядеть таким черным. Никогда не думал, что когда-нибудь потеряется в женском взгляде. Но он уже начал терять себя в ее объятиях.
Он переместил свои бедра, прижимая свой ноющий член к мягкому теплу между ее бедер. Она была вся мокрая и скользкая, и он не мог не тереться о нее, наслаждаясь скольжением своего члена по ее киске.
Она вздрогнула, и он увидел, как загорелись ее глаза от удовольствия, пока она смотрела на него, почувствовал эхо этих чувств и в себе тоже. Они разделяли их, яркие, сияющие линии ощущений соединяли их.