— Тихо! — резко сказала Джиад, и девица смолкла, хлопая огромными и теперь уже точно видно, что глупыми глазищами. — Быстро плыви в те комнаты, извинись перед госпожой Санлией и предложи ей угощаться, пока нас нет. И если я узнаю, что ты ее чем-то обидела, у меня в покоях ты больше не появишься никогда, ясно тебе? И пришли кого-нибудь собрать вещи и показать дорогу. Все понятно?
— Д-да, каи-на… — пролепетала служанка и выскочила из спальни — только хвост мелькнул.
— Избранная… — тихим эхом повторил Лилайн и тоже пристально посмотрел на ее руку. — Слыхал я, что у иреназе означает это словечко.
— Браслета нет, как видишь, — тускло от внезапной усталости отозвалась Джиад и тоже глянула на запястье, которое до сих пор ощущалось странно голым. — Но я и вправду была избранной Алестара. Когда мы оказались связаны, нужно было как-то объяснить это остальным… Его отец объявил меня избранной наследника, хотя все знали, что у него есть невеста. Теперь запечатление разорвано.
— Давно? — бесстрастно поинтересовался Лилайн.
— Третий день, — так же ровно ответила Джиад. — Это случилось в ночь перед встречей с Торвальдом. И пока кто-нибудь еще не поспешил поделиться подробностями, я скажу сама. Запечатление можно разорвать, только снова проведя друг с другом ночь. Не просто так, а сначала выпив эликсир, приготовленный жрецами. Он обращает запечатление вспять. И да, я это сделала. Другого способа не было. Я легла с Алестаром — первый и единственный раз за все это время. Теперь мы оба свободны. Он пытается спасти свою невесту, украденную соседним королем, а я… Я ни в чем не буду оправдываться, Лилайн. Ни в чем, слышишь?
Она лишь чуть повысила голос, хотя отчаянно хотела сорваться на крик, и замерла, прикрыв глаза. Тяжелое, томительно долгое мгновение Каррас молчал, и Джиад стиснула зубы, точно зная, что ничего не скажет первой. Только не сейчас.
— Джи… — прошептал он наконец. — Бедная моя… Да чтоб они все передохли, твари хвостатые. Очень плохо было? После всего — и снова…
Джиад покачала головой, с горькой насмешкой думая, что Лилайн просто не поймет, если она честно все расскажет. Как объяснить, что с нею сделал эликсир, вернувший не то прошлое, которое было, а то, которое могло случиться, если бы они с Алестаром встретились иначе, не как враги, а как возлюбленные.
— Ничего плохого, — сказала она честно. — Эликсир убирает и боль, и плохую память. И Алестар… очень старался загладить вину. Не надо так про иреназе, Лил. Они такие же, как люди, очень разные. Здесь очень многие заботились обо мне. Спасали, рискуя собой, просто помогали. Я больше ни на кого не держу зла. И на Алестара — тоже. Мне трудно тебе все рассказать, но неужели ты думаешь, что я бы простила его легко и равнодушно.
— Не думаю, — хрипло сказал Лилайн и отвел взгляд. — Потому и не понимаю. Ты — и простила. Как? Ну как такое может быть?! Мне на него смотреть тошно. Хочется горло ему перерезать, а надо жить здесь. Еще и благодарным быть… за спасение и все остальное. Но я же тебя знаю, Джи! У тебя сердце — клинок, сломать, может, и выйдет, но уж согнуть — точно нет. Ну так чего я не понимаю, а?!
Джиад взяла его здоровую руку, прижала ладонью к своей щеке, замерла, слыша, как стучит сердце. Неправильно стучит, слишком гулко и неровно. Надо прочитать сутры, успокоиться, вернуться в должное стражу безмятежное состояние… Сутры читать не хотелось. И она точно знала, что с детства затверженные слова не помогут. Мудрость Храма беспредельна и абсолютна, в ней есть ответы на все вопросы. И о мести, и о справедливости, и о прощении. Но как она ни пыталась вспомнить нужную сутру, память молчала.
«Время выученных уроков прошло, дитя мое, — шепнул вдруг в сознании знакомый голос. — Есть дороги, что нужно прокладывать самому. И не все можно взвесить на весах справедливости. Не бойся. То, что воистину твое, всегда останется твоим».
— Я тебе расскажу, — пообещала она, поцеловав жесткую смуглую ладонь Лилайна и невольно снова увидев шрамы на своем запястье и выше, до самого локтя. — Все, что смогу. И буду надеяться, что ты поймешь. Очень буду надеяться, Лил… Потому что ни о чем не жалею.
Глава 10. Ловушка на предателя
Пара служанок-иреназе торопливо и ловко плавали по комнате, собирая вещи Джиад, и разговор пришлось отложить. Костяные и металлические таблички-книги, которые читала не она, а Алестар, какие-то безделушки и туники, принесенные до этого… В воде, где тело не потеет и не пачкается, она вполне могла бы обойтись без этих нарядов, хотя, стоило признать, именно здесь они были удобнее облегающих штанов и плотной рубашки. Не говоря о сапогах, от которых Джиад уже давно избавилась. А ведь если выздоровление Лилайна затянется, придется и ему найти подходящую одежду.
Джиад опустилась на кровать рядом с Каррасом и ободряюще ему улыбнулась. Но на душе было тяжело: как Лилайн примет ее рассказ? Поверит ли? Сможет ли понять, что она лишь следовала своему долгу и пути стража?
А служанки все собирали вещи! Каймур, в котором она когда-то носила маленького Жи… Шкатулки, флаконы и гребни, жемчужное ожерелье и пояса… Что-то появилось после памятного похода на рынок, что-то вообще принадлежало Алестару, расположившемуся здесь, как у себя дома. Вот эти плотные ленты, расшитые жемчугом — точно не ее! Ей их и вплести-то некуда. Лилайн, лениво наблюдающий за сборами, ленты тоже наверняка заметил, глаза у него многозначительно блеснули из-под ресниц, но промолчал, и Джиад была за это искренне благодарна. Хотя толку, все равно им предстоит нелегкая беседа, и такая мелочь, как оставленные здесь Алестаром безделушки, вряд ли что-то сильно изменит. С другой стороны… вдруг это станет последним перышком, упавшим на чашу часов и качнувшим ее?
Наконец все вещи оказались в паре больших мешков из плотной мягкой ткани. Джиад было интересно, как их понесут, все-таки иреназе плавают скорее лежа, но ничего особенного она не увидела. Хвостатые девицы завязали мешки, а потом просто утащили их за длинные завязки волоком — в воде это оказалось совсем несложно.
Не прошло и четверти часа, как одна из иреназе вернулась и с поклоном пригласила следовать за ней.
— Плыть сможешь? — тихо спросила Джиад у Карраса, и наемник кивнул.
Оттолкнулся от кровати, слегка поморщившись, попытался идти, но тут же неуклюже перевернулся и поплыл, загребая здоровой рукой. Джиад пристроилась рядом, готовясь помочь, но поймала предостерегающий хмурый взгляд алахасца и только вздохнула про себя. Быть беспомощным и больным Лилайн, как любой сильный мужчина, просто ненавидел и совершенно не умел принимать помощь. Сам-то ее на руках носил, кормил с ложки и даже мыл, когда она свалилась в горячке Зова. Вот что за гордая дурость?
Новые покои, к счастью, оказались недалеко. В просторной спальне Каррас с трудом доплыл до огромного ложа и опустился на него, подложив подушку под плечи. Служанка, которая их провожала, принялась расставлять на столике у кровати сосуды с тинкалой и тарелки с едой, принесенные из смежной комнаты. Вторая в это время сноровисто разложила по местам вещи Джиад и, поклонившись, исчезла.
— Если каи-на что-то понадобится, мы всегда поблизости, — почтительно сказала первая девица-иреназе, накрыв стол и указывая на рычаг вызова у кровати. — За дверью будет охрана, таков приказ каи-на Герувейна, им вы тоже можете приказывать в любой момент.
— А где госпожа Санлия? — спросила Джиад, отмечая, что охрана, пожалуй, не лишняя сейчас предосторожность.
— Уплыла в свою комнату, — снова поклонилась служанка. — Просила передать, что не хочет мешать, пока вы устраиваетесь, но ждет вызова, когда вам будет угодно.
— Хорошо, — кивнула Джиад. — Оставьте нас, я позову.
Повернувшись к столу, она задумчиво оглядела обед, прекрасно понимая, что есть не станет, однако оттягивать разговор уже нельзя. А вот Лилайну нужно восстанавливать силы.
— Каи-на? — уточнил Лилайн все тем же отвратительно безразличным тоном. — Так это все-таки титул или что?
— Обращение к леди или лорду иреназе, — отозвалась Джиад. — Прежний король пожаловал меня титулом за спасение наследника. Это… тоже часть истории. Лил, ты бы поел, пока я рассказываю.
— Конечно, — спокойно согласился Каррас и потянулся к злополучным глазам маару, что горкой лежали на одном из блюд.
Ну хоть кто-то оценил изысканные яства подводной кухни! Джиад взяла ближайший кувшинчик с тинкалой, сжала его в ладонях, чувствуя приятное тепло — главную, пожалуй, роскошь подводной жизни. И глубоко вдохнула, успокаивая разум, как перед боем.
— Кое-что ты уже знаешь, — негромко она. — Но очень мало. И все это — тайна, причем не только моя. Так что когда мы уплывем наверх, дела иреназе пусть останутся самим иреназе.
Каррас молча кивнул, и Джиад начала…
Про бой на скале и брошенный в море перстень Лилайну давно было известно, как и то, что за этим последовало. Но теперь она вспоминала и другое. Дыхание Бездны, от которого ей пришлось отбиваться, а Алестару потом — дышать за них обоих. Нападение сирен. Гарнату, которой поили рыжего… Лилайн нахмурился, услышав об этом, но перебивать Джиад не стал. А она рассказывала, как Алестар обманом отправил ее на землю, зная, что умрет сам. И как почти умер, она ведь успела тогда в последний момент. Говорила о Кассии, смерть которой Алестар до сих не смог простить ни себе, ни ее невольному убийце. И о смерти короля Кариалла, убитого тем, кого он считал лучшим другом. И об обвинении, брошенном Джиад, от которого Алестар и Эргиан ее спасли. И о ядовитой паутине предательства, что оплела весь дворец. О Каррише и свадьбе Эрувейн. Об усмирении вулканов кровью и силой. О жрецах и придворных, о Суалане и Карианде…
Горло у нее вскоре охрипло, Джиад уже очень давно не говорила так подолгу. Но продолжала рассказывать, пытаясь объяснить, почему Алестар перестал быть для нее ненавистным врагом и что, достойное уважения, она увидела в нем. Лилайн слушал молча, ловя и наверняка запоминая каждое слово, и лицо его неуловимо мрачнело. А когда Джиад, устав, замолчала, будто собирая силы для последнего боя, тихо сказал:
— И ты в этом гадюшнике в самой середине клубка, так? Джи, зачем тебе это? Если из-за меня, то мы здесь минуты лишней не останемся. Он же обещал тебя отпустить? Вот и пусть свое слово сдержит.
— Я еще не все сказала, — так же тихо и ровно сказала Джиад. — И не знаю, что ты мне ответишь, когда услышишь. Помнишь, ты предложил выкупить меня у Храма?
Каждое слово, которое она беспощадно роняла в тишину между ними, будто обдирало горло изнутри, Джиад даже удивилась, что вода еще не окрасилась кровью. Никогда еще она так не стыдилась… Впрочем, нет! Это был не стыд. Но вина за ту боль, что она невольно причиняла сейчас Лилайну. Она же знала, насколько горд алахасец!
Лилайн слушал, не глядя на нее, только вертел в руках подобие заостренной трехрогой вилочки, которой следовало брать пищу с блюд иреназе, и металлический прутик в его руках гнулся, словно кожаный ремешок. Джиад договорила, и в комнате стало совсем тихо. Мучительно тихо…
— Не молчи! — не выдержала, наконец, она. — Скажи хоть что-нибудь!
— А стоит? — тяжело уронил наемник, поднимая голову и глядя на Джиад в упор. — Ты ведь уже сама все решила. Как всегда. Джи, ты и правда хочешь знать, что я думаю?
— Да.
Она выпрямилась, готовясь принять удар, но все еще не веря, что он будет.
— Я так понял, времени у тебя осталось не слишком много, — размеренно заговорил Каррас. — Женские годы вообще быстрые, а с этими вашими храмовыми порядками, будь они неладны… И если ты в самом деле хочешь мужа и детей, надо поторапливаться, так?
Она кивнула.
— И этот рыжий ублюдок пообещал тебе полную свободу от храма, верно? Да еще так, что ты, вроде, и перед ним в долгу не останешься. Ну что, все по справедливости. Сколько раз ты его хвост и дурную голову спасала?
— Я тебе не для того все это рассказывала, — напряженно уронила Джиад.
— Ясное дело, — кивнул алахасец. — Он, значит, тебя отпустит, пошлет денег в храм и… все? Вернешься на сушу, и больше никогда не увидитесь?
— Да.
Тинкала остыла, перестав греть, но Джиад упрямо сжимала ее в ладонях. Вилочка, которой Лилайн так и не потянулся к еде, упала из его пальцев на стол, скрученная винтом.
— А мое место где? — так же тяжело и спокойно спросил Каррас. — Почему ты от меня не принимаешь то же самое? Думаешь, не смогу собрать этот клятый выкуп?
— Сможешь, — с трудом выдавила Джи. — Только такие деньги быстро не найти. Это или душу надо так запачкать, что вовек не отмоешься, или голову сложить. А даже если не то и не другое… Как я тебе потом буду в глаза смотреть? Погоди! Я сказала, что верю — никогда не упрекнешь! И повторю это… Но мне самой каково? Думаешь, я смогу просто взять их и не быть обязанной? Лил, ты ведь меня этим на всю жизнь привяжешь… Сам того не желая! И как я буду жить, если ты, добывая эти деньги, погибнешь? Только не надо про удачу и умение… Я сама воин, я знаю, что их не всегда хватает. А если ты полюбишь другую? И не говори, что этого быть не может! Все бывает… Сейчас ты свободен, в любое время можешь купить дом, найти честную службу или хозяйство завести. Жениться, воспитывать детей… А у меня ведь может их и не быть. Даже не так… Вряд ли они будут, понимаешь? Только при очень большей удаче. И я на эту удачу полагаться не хочу. Не стоит она всей твоей жизни, Лил… Ни на каких весах и близко не потянет!
— Все сказала? — холодно спросил Каррас, дождался ее кивка и прошипел:
— Вот так, значит, да? Снова сама все решила, и за себя, и за меня? Верит она мне! Разорить не хочет! За голову мою боится! А то вдруг я к другой уйду, так надо же меня отправить целым, невредимым и с полной мошной! На хозяйство и домик! Джи, ты…
Он замолчал, словно задохнулся, беззвучно выругался, яростно шевеля губами, и выдохнул:
— Я, знаешь ли, мужчина! И сам как-нибудь разберусь, что мне с собственной головой делать. И с деньгами заодно. О своей гордости ты подумала, а каково будет мне знать и помнить, кто тебе свободу подарил? Просто так, словно монетку за лепешку бросил! Я ради этого выкупа наизнанку вывернусь! И если голову сложу, как ты боишься, то и в последний миг об этом не пожалею. Но если ты хочешь уйти со мной вместе, если хочешь стать моей женщиной, моей женой, то вытаскивать тебя из этой кабалы — мое дело. Мое, слышишь, а не всяких… чешуйчатых. Будут у нас дети или нет — это богам виднее. Но если ты от меня ничего взять не хочешь, то зачем я тебе вообще нужен?! Спину в драке прикрыть да постель на привале согреть? Это само собой, но такое не на всю жизнь. Ты ведь и сама это понимаешь? Как эту жизнь провести — тебе решать. И с кем ее провести — тоже. Но если ты согласна разделить ее со мной, придется признать, что я тоже имею право кое-что решить.
Он помолчал и заговорил еще тяжелее и весомее:
— Джи, я тебе всегда и во всем верил. Тебе понадобилось в море, я ответил: «Как скажешь», — и привез тебя к нему. Ты сказала, что уйдешь в глубину спасать этого… и я тоже согласился. Ждал тебя, как и обещал… И сейчас верю во всем. Но теперь ты решила, что примешь свою свободу от него, а не от меня. Нет, даже не так. Это он так захотел, а ты согласилась. Ну так этого не будет, сердце мое. Я готов быть с тобой, но не при тебе, понимаешь? И соглашаться, от кого и что примет моя женщина, буду сам. Если, конечно, это моя женщина. А вот это уже выбирать тебе.
— Лил… — беспомощно прошептала Джиад, не зная, что ответить.
Что вообще можно сказать, когда тебе к ногам бросают жизнь, даже ничего не требуя взамен? Только согласись принять, только признай, что нуждаешься в этом. Что больше не хочешь быть одна, что готова из щита и клинка, которым чувства не положены, стать просто женщиной и почувствовать рядом крепкое и надежное мужское плечо, готовое прикрыть от любой беды.
Она знала, что Лилайн искренен от первого до последнего слова. Чувствовала это и чутьем стража, и просто сердцем. И если судьба будет к ним милостива, он найдет деньги, чтобы ее выкупить. Очень большие деньги! Но Лилайн отдаст их, не задумываясь и не жалея, что мог бы на такой куш всю жизнь прожить безбедно и еще детям наследство оставить. Он — отдаст. И примет ее такую, какая она есть, с ее резким прямым характером, невозможным для замужней женщины, чья главная добродетель — мягкая покорность мужу.