— Весь мир… — тихо сказал Невис, и безумие, тлеющее в глубине его глаз, выплеснулось наружу, исказив лицо. — Весь этот прогнивший, мерзкий, отвратительный мир. Мир, где братья режут братьев, а сыновья — отцов и наоборот. Где сильный пожирает слабого, где любовь продают, унижают и разбивают на осколки. Мир, где правят голод, болезни, насилие… Посмотрите на него, Алестар. Думаете, Бездна там, в глубине дна? Она в разуме и сердце каждого из нас. Это Бездна велела моему брату оставить меня умирать. С вашим новым другом и советником было точно так же, верно? Бездна намазала упряжь салту руками Руалля, убив его дочь. Бездна шептала вам, когда вы насиловали двуногую, чтобы забыть собственную боль… Она повсюду. Там, где сестра пишет подложные письма своей сестре и ее избранному, чтобы разлучить их. Там, где солдаты убивают старого целителя и насилуют его дочь. Где избалованные развращенные принцы считают, что им все дозволено. Где жрец ворует храмовые тайны или жаждет чужую корону. Где охранник предает своего короля… Впрочем, Кари пришлось долго ломать, понемногу впуская тьму в его разум. Но даже у него нашлось уязвимое место. Он и правда любил Кассию, на которую даже глянуть не смел, а она, конечно, предпочла принца… Вам кажется, что мир хорош, Алестар? Он был добрым к вам, наследнику короля, который имел все, что захочет! Расскажите о доброте мира сирене, что живет в Бездне. Там из дюжины детенышей выживают один-двое, которые сжирают остальных. А потом выплывают наверх, охотиться на тех, кто живет в теплой светлой воде, где полно еды.
— Мир — это не только Бездна, — упрямо проговорил Алестар, чувствуя, что безумные глаза Невиса источают силу Сердца, но изо всех сил сопротивляясь ей. — Это настоящая верность и любовь, это честь и долг. Я умолял Джиад о прощении. И я больше никогда не совершу ничего подобного. Кари предал меня, но Дару едва не отдал за меня свою жизнь. Руалль убил моего отца, а Эргиан в отравленной воде надел на меня свою маску. Кариандцы умирали, защищая Акаланте от сирен! А мы примем их как братьев, и если придется, разделим последний кусок рыбы. Не судите по себе, Невис! Это вас отравила Бездна! А вы травите этим ядом всех вокруг! Почему вы растили ненависть в Руалле и Кари? Почему ни разу не сказали моему отцу, чтобы он надрал сыну хвост и перестал баловать самовлюбленного гаденыша, которым я стал?! Бездна виновата, что Риалас предал Санлию, а потом хотел убить? Как бы не так! Я ни один свой поступок, которого стыжусь, не свалю на Бездну! Они все мои! Но и те, которыми я горжусь, тоже!
Он вытянул руку к Сердцу моря, вложив в единый порыв и боль, и гнев, и надежду. Второй рукой хлопнул по боку салту, и Серый, все это время ожидающий приказа, рванулся к Риаласу. Невис был прекрасным целителем и умелым убийцей. Но явно не знал, что обученные для гонок салту слушаются не только лоура, но прикосновений хозяина.
Риалас, вскрикнув, отлетел от мощного толчка салту, который ударил его, как соперника по Арене. Кариша на миг растерялась, и Алестару хватило этого, чтобы броситься к поваленной скале. И куда смотрит этот Жи, когда всякие безумцы оскверняют его алтарь?! Мог бы и помочь!
Алестар почти дотянулся кончиками пальцев до Сердца Моря, и тут перед ним возник Невис, оскалившись и пытаясь ударить его скальпелем то ли по глазам, то ли по горлу. Одной рукой он схватил Алестара за плечо, во второй блестела смертельно опасная полоска стали. Костлявое старое тело Невиса было неожиданно сильным, и он повалил Алестара на алтарь. Риалас пока еще отбивался от Серого, но салту не обучен убивать противника, как звери сирен, он скоро отпустит мерзавца, и со всеми тремя Алестару не сладить.
«Помощь не придет, — понял он совершенно ясно, глядя в безумные, какие-то белесые, почти прозрачные глаза Невиса. — Они просто не пробьются сюда, в эту раковину, сплетенную из потоков силы. А потом уже неважно, убьют ли их сирены или пробудившаяся Арена… Этому мерзавцу не жаль собственного сына, которого он использовал! Остальных он тем более не пожалеет».
— Хватит упираться, глупыш-ш-ш… — прошипел Невис. — Отдайся Бездне добровольно. Стань ее жертвой и прими холодную сладость вечной тьмы… Ты же чувствуешь, Сердце больше не слышит тебя! Глубинные боги ворочаются на своем страшном ложе, их сны беспокойны, а мысли устремлены вверх-х-х… Отдайс-с-с-ся им… Прими-и-и-и-и…
На мгновение Алестар понял, как именно Невису удалось овладеть разумом Руалля и Кари. Голос, будто несущийся со всех сторон, обещал покой, радость, благодать… Сердце Моря отвергло последнего короля Акаланте — ну и пусть! Бездна никого не предает и принимает всех…
«Джиад… — подумал он, сопротивляясь изо всех сил. — Там наверху Джиад, Ираталь, Эргиан… Там мои подданные, целый город!»
Он все-таки высвободил одну руку, однако Невис полоснул по кожаному креплению доспеха, и грудной щиток отлетел в сторону. Миг — и грудь Алестара полоснуло глубоким порезом. Сначала показалось не больно, а потом рану будто обожгло, и Алестар зашипел сквозь зубы.
— Кровь последнего откроет путь! — торжествующе закричал Невис. — Примите ее, Древние, Могучие, Владыки Безумия, Убийцы Жизни! Пожрите потомка того, кто заточил вас в глубинах! Раскройте Бездну и поглотите мир!
Арена вздрогнула тяжело и жутко, теперь Алестар это чувствовал всем телом. Перстень на его руке раскалился, золотой ободок жег кожу, а осколок Сердца горел, светясь так же ярко, как пылающее рядом Сердце. И он, в отличие от целой реликвии, Алестару подчинялся.
— Чтоб ты сдох! — выдохнул Алестар, выворачивая руку так, что сустав хрустнул, и направляя алый луч в лицо Невису.
Он никогда никого не убивал силой Сердца. Исцелял, успокаивал вулканы, поднимал ветер и волны. Знал, как прочитать чужой разум. Но не убивал. А вот сейчас пытался изо всех сил.
— Не выйдет, — оскалился Невис. — Я не твой подданный, глупец. Во мне больше нет крови Карианда или Акаланте. Мой владыка — Бездна! Тот, кого она приняла, очищен от власти земных королей. Я вестник Спящих! Голос Бездны! Ключ к смерти ми…ра…
Из его распяленного рта плеснуло ало-черной кровью. Глаза потухли, и Невис тяжело навалился на Алестара. Не понимая и еще не веря, Алестар его спихнул, едва двигая рукой от боли, и увидел, что из груди Невиса торчит кончик лоура, а над Алестаром, так и лежащим на камне, висит растрепанная Кариша с вытаращенными глазами.
— Ты с ума сошла! — закричал Риалас, подплывая к ним и с ужасом глядя на обоих. — Что ты наделала, тварь! Он привел бы нас на трон! Я стал бы королем, а ты — моей королевой! Ты… ты погубила нас!
— Я? — закричала ему в ответ Кариша, не обращая внимания, что Алестар пытается встать, а Арена гудит, и низкий тяжелый звук, от которого дрожат кости, отдается по всему телу. — Это он хотел убить нас всех. Риалас, ты глупец! Он обещал, что я буду женой короля, а какие королевства в мире, который сожрут глубинные? Я не хочу в Бездну! Я хочу жить и править! И чтобы ты любил меня, а не ее, слышишь? Убей этого! Убей его и стань королем Акаланте! Ты королевской крови, Сердце тебе подчинится! Прекрати это все! Ты что, не видишь, мы сейчас умрем, если Арена проснется!
— Все равно умрете, — прохрипел Алестар и ухмыльнулся, глядя на пару ненавидящих лиц, обернувшихся к нему. — Его не учили усмирять вулканы. Что, думаете, быть королем — это сплошное счастье? Мы платим за это своей кровью. Ранней старостью. Смертью. Я же говорил, что тебе достался фальшивый… принц…
Едва не теряя сознание, он дотянулся до Сердца. Взвыл от боли, словно схватил не кристалл, а иглобрюха, разом запустившего ему в ладонь сотню ядовитых иголок. Сердце не признавало его. Отторгало, как чужую кровь или преступника.
— Сделай что-нибудь! — кричала Кариша, с ужасом глядя на него, Риалас беззвучно шевелил губами, и Алестар досадливо поморщился — мешают же.
Можно подумать, он будет больше стараться ради них, чем для своего города.
Перед глазами потемнело, по руке, в которой он держал Сердце, пополз жуткий холод, пугающий гораздо сильнее, чем ожоги. Алестар словно наяву увидел, как Арена под его хвостом разверзается огромным кратером. Как из его глубины поднимается невыносимо яркий, слепящий столп лавы, в котором мгновенно сгорают и он, и Кариша с Невисом, и все живое, что есть в Арене. Как этот столп взметается выше, и вода, соприкасаясь с ним, кипит и испаряется, как жуткое облако пара рвется сквозь море во все стороны, убивая… убивая… убивая…
Счет шел даже не на минуты, на мгновения. Невису все-таки удалось сделать задуманное, а его кровь, смешавшись с кровью Алестара, все довершила. Сердце Моря обезумело, не зная, кому подчиняться, и Алестар не мог призвать его силу, чтобы успокоить просыпающийся вулкан. А усмирить его с помощью перстня и своей крови не получалось все из-за того же Сердца, сбивающего тонкий поток, идущий от осколка.
«Вулкан не пробудится за несколько минут, — холодно подумал Алестар, рассчитывая то, что происходит вокруг и внизу, как путь между десятками соперников. — Но еще немного, и изменения станут необратимы. Арена постепенно обрушится — ну и глубинные с нею. Но Акаланте! И Джиад с остальными совсем рядом.
Краешком глаза он увидел, как Риалас и Кариша с искаженными страхом лицами бьются в преграду между силовой раковиной и остальным миром. Как в испуге мечется Серый, пытаясь зарыться в песок, обжигаясь и обиженно визжа, словно малек. Салту было жалко, а вот пару мерзавцев — нет. У Алестара даже возникла мысль, что можно прирезать Риаласа и использовать его кровь, но толку? Сердцем управлять все равно не получится, а процесс от выброса силы может пойти быстрее.
Он сел на алтаре, залитом его и Невиса кровью, и вдруг ясно вспомнил, как кидал к этой скале монетку, загадывая желание. Очень ему хотелось быть первым гонщиком Акаланте… «А другое загадать уже нельзя, да? — усмехнулся Алестар, глядя вверх, в туманную пелену преграды. — Ну и ладно. А то ведь я никогда не умел ограничиваться в желаниях чем-то одним. Сейчас начал бы просить спасения для всех, счастья для Джи, а Риаласу и Карише — что-нибудь достойное… Глупо. Сколько сегодня погибло тех, кто был ничем не хуже меня! С чего я взял, что смогу спастись? Потому что я король? Ну, так это дает мне одну-единственную привилегию — погибнуть с гораздо большей пользой, чем кто-то другой. И этого более чем достаточно, если честно. Ты проиграл, Невис. Мир не рухнет, потому что Реголар, отличный друг, верный воин и просто хороший иреназе, так и не выиграл Золотой Жемчуг. Но он определенно обогнал меня в этой гонке и указал нужный путь. Иногда кому-то приходится умереть, чтобы жили остальные… Так что хвост тебе от дохлой селедки, а не глубинных на блюде».
Он сильнее сжал в ладони Сердце Моря, сосредоточенно рассчитывая, что надо успеть сделать. А потом соединил руки, вложив перстень Аусдрангов камнем точно в то место, где на огромном рубине Сердца был скол. Камень для перстня, конечно, огранили, и они не совпали идеально, но этого хватило. Перстень, подчиняющийся ему полностью, вошел в Сердце, как ключ в замок, и открыл вход своему хозяину.
Алестару показалось, что сквозь него прошла молния, ударившая с неба в воду. Ослепительная вспышка залила сознание, он сам стал Сердцем Моря, погрузившись в него так полно, как никогда раньше. Слился с ним, отдаваясь, как должен был, по мысли Невиса, отдаться Бездне… А потом тронул покоренный камень, словно салту, устремляясь вниз, в глубину Арены, щедро тратя силу, утекающую вместе с кровью прямо через Сердце Моря.
Это было как полет на салту, только не сквозь воду, а через чистый огонь, не обжигающий, а ласково принимающий его. Теперь Алестар ясно видел, что сделал его предок, усмиряя Арену, и повторил это, словно исполинский вулкан был спящим зверем, которого грубо разбудили. Чуть вздохнув, Арена снова успокоилась и погрузилась в сон, а ниже, в глубинах, с трудом вообразимых сознанием, колыхнулась черная пелена, скрывающая тех, о ком Алестар боялся даже думать, чтобы не потревожить их обретенной ненадолго опасной силой. Колыхнулась и снова замерла на долгие века, если повезет.
Ему еще хватило силы и крови, чтобы вынырнуть обратно наверх. Не потому, что это что-нибудь решало, а просто, чтобы снять силовую защиту. И еще — пугнуть сирен, с истошным воем мечущихся по Арене. И успеть увидеть глаза склонившейся над ним Джиад, почему-то испуганные, глядящие на него так, будто у него не получилось и мир все-таки вот-вот рухнет.
Алестар улыбнулся, хотел сказать, что ничего страшного, что он справился и, между прочим, честно заслужил поцелуй за выигранную гонку, но тут небо обрушилось сверху, дно, напротив, ударило в спину, и все смешалось в окружившей его воде. Стало на миг темно, а потом из тьмы родился ослепительный свет…
Глава 17. Игры богов
— Нет, — простонала Джиад, держа на руках безжизненно обмякшее тело. — Ты не можешь так, так нельзя!
Они с боем прошли сквозь сирен, отбиваясь острогами, лоурами и магической силой Эргиана. Достигли жемчужно-серой сферы, окружающей Невиса, и уперлись в нее, а потом глубинник, поминая Троих, Спящих и еще каких-то древних богов в непристойных сочетаниях, что-то сделал, и преграда не рухнула, но стала прозрачной для слуха и зрения. Те, кто был внутри, их не видели, это быстро стало ясно, а вот Джиад с Лилайном и иреназе едва не прилипли к проклятой магической стене, слушая каждое слово и следя, что там происходит.
Они не успели совсем немного. Эргиан посерел от потери крови и кусал губы, пытаясь снять защиту, но она рухнула по мановению руки Алестара. И Джиад кинулась к нему, опередив даже иреназе, но успела только подхватить, не дав коснуться проклятого камня.
Где-то рядом гвардейцы ловили и вязали Риаласа и рыдающую Каришу. Санлия, не глядя на сестру, пыталась остановить Алестару кровь и то же самое делал Эргиан, выкладываясь полностью, пока сам едва не ткнулся лицом в камень Всеядного Жи. И все это заняло то ли несколько минут, то ли бесконечность, а потом мир снова вздрогнул — и свет залил его, будто вокруг было не море, помутневшее от песка и крови, а бескрайнее чистое небо.
Алестар напрягся в руках Джиад, глубоко вздохнул, и она с тревожной надеждой вгляделась в его лицо. Дождалась, пока рыжий откроет затуманенные и почему-то виноватые глаза… И лишь потом взглянула на то, что происходит вокруг.
А посмотреть стоило. Тихо ругнулся Лилайн, обнимая за плечи бледную Санлию, гвардейцы и Ираталь шептали молитвы, а Эргиан, привалившись к Алестару с другой стороны, молча гладил тонкими побелевшими пальцами Сердце моря…
Исполинская чаша Арены словно разгладилась и наполнилась светом. С одной ее стороны неподалеку от середины воздвигся трон, будто сплетенный из вздыбленных волн, если представить волны в три человеческих роста, вырезанные из драгоценных камней всех оттенков синего, голубого, зеленого и жемчужно-серого. С другой стороны на таком же расстоянии от камня, где собрался маленький отряд, вырос второй трон, такого же торжественного вида, но с коричнево-рыжим сиденьем и зеленой спинкой в виде кроны огромного дерева.
И на обоих тронах восседали удивительно похожие друг на друга женщины, отличающиеся лишь цветом волос, кожи и глаз.
— Мать Море… — прошептал кто-то из иреназе, глядя на величественную пышнотелую красавицу, светлокожую, с белыми, как морская пена, кудрями и синими глазами.
— И Мать Земля, — отрешенно отозвался второй.
Джиад молча согласилась, потому что вторая женщина была темноволоса, смугла и зеленоглаза.
Обе богини молчали, словно ожидая чего-то, от камня их было прекрасно видно, но сами они не глядели ни друг на друга, ни на людей и иреназе.
И тут скала, с которой Алестара уже сняли, дрогнула, и над ней показалась фигура обнаженного рыжего мальчишки. Глянув на поспешно отпрянувших иреназе и людей, Всеядное Жи пнуло свой алтарь и брезгливо заявило звонким голосом, что разнесся по Арене:
— На несколько веков отвернуться нельзя. Обязательно повалят, испачкают и либо сломают, либо потеряют. Чтоб на место поставили, ясно? И монетки верните!
Спрыгнув и пройдя по песку Арены легкой походкой, словно не замечая сопротивления воды, Жи остановилось между тронами, снова повернулось к своему камню и провозгласило:
— Триста лет я терпело это безобразие! Хватит уже! Кровь была пролита, круг замкнулся, колесо времени повернулось. Время забыть старые обиды Земли и Моря. Внимайте, смертные!