— Ага. Полный Георгиевский кавалер, между прочим! Бойцы Щетинкина сражались в Ачинском, Красноярском и Минусинском уездах. Долго бились с колчаковцами генерала Розанова, затем его отряд соединился с партизанским отрядом Кравченко, и Щетинкин стал заместителем командира и начальником штаба объединённой партизанской армии. Совершив 700-километровый переход через тайгу на юг, партизанские силы в сентябре 1919 заняли Минусинск, его отряды и до Енисейска доходили. В 1921 в качестве командира эскадрона помогал революционной Монголии, ловил Унгерна, в финале он две недели гнался за унгерновцами по монгольской степи. Ему монгольский князь пленённого Унгерна, собственно, и передал — велел связать спящего барона и оставить в степи, обеспечивая себе право безопасного выхода из зоны боевых действий. На следующий день партизанский разъезд из отряда Щетинкина подобрал связанного барона.
— Ого! Того самого Унгерна, автора идеи возрождения империи Чингисхана от Тихого океана до Каспия?
— По-своему знаменитая личность, — подтвердил командир. — Унгерн происходил из аристократической семьи прибалтийских баронов, добывших себе состояние морским разбоем. Хвастался, что предки его принимали участие во всех легендарных крестовых походах. Один из них погиб в Иерусалиме, где состоял на службе короля Ричарда Львиное Сердце. В XII в. Унгерны были братьями-монахами Тевтонского ордена, другой предое стал знаменитым рыцарем-разбойником, грабивших купцов на больших дорогах. Ещё один красавчик сам был купцом, имел свои корабли на Балтике, а прославился как пират, грабивший английские корабли в Индийском океане. Про себя же барон говорил, что создал в Забайкалье орден буддистских воинов-монахов для борьбы с коммунистами.
— Прямо роман Дюма!
Тут в разговор вмешался Потапов.
— Развели тут романтику. Дюма… Народу он запомнился не романтикой предков, — недовольно проворчал он. — Кровавый был человек, лютый. В Урге барон дал право своим солдатам в течение трех дней безнаказанно убивать всех евреев, подозрительных русских и бурят. Подозрительными стали, естественно, все. А членам Революционного комитета русских граждан в Урге придумали особо страшную казнь: их четвертовали. Вот и представь, как оценивалась роль Щетинкина.
— Похоже, я один ничего не знаю об этом партизане, — сказал я.
— Мы в школе проходили, — пожал плечами Иван.
— То есть, это «Щ» с кубанкой в его честь?
— Это знак каких-то новоявленных партизан, Миша, — ответил Потапов. — Толком о них ничего неизвестно. Даже не понятно, политическая партия это или общественное движение. Люди их называют «щетиной».
— Но почему в городе о них ничего не слышно? Я же все газеты прошерстил!
— Команда сверху, вот почему. Не желают власти о них рассказывать народу, не хотят вытаскивать тему на поверхность, — ответил Кромвель. — А независимые СМИ не могут к ним подобраться, «щетина» скрытная. Я и сам думал, что это банальная пригородная группировка, очередная банда… Теперь, выходит, у нас тут объявились неуловимые мстители. Борцы с режимом, не иначе. Как видишь, они уже начали действовать.
— И ещё не раз проявятся, — зловеще пообещал наш капитан.
«Это Енисей, братцы. Красавец! Батюшка… Каждый человек должен вырастить своё счастье, родить семью, построить врагов и побывать на Енисее» — не раз повторял Потапов. И вот я здесь, мне всё интересно. Тем более что впереди ждал городок, в котором мои далёкие предки свили родовое гнездо и достаточно долго его удерживали.
Ещё немного хода, и унылые техногенные пейзажи окраины технополиса уступили место живописной сибирской природе. Серыми скалистыми обрывами нависли над Енисеем отроги Саян с высоченными горными соснами и лиственницами, вытянувшимися к облакам свечками. Енисей начал петлять, становясь то уже, то шире и образуя настоящие лабиринты островов. То здесь, то там появлялись небольшие фазенды и отдельно стоящие усадьбы покрупней, принадлежащие явно не беднякам. Хорошие причалы, красивые фасады. Отличная мишень для щетинок.
Вскоре по берегам начали вырастать гористые пейзажи подходов к Атамановской трубе, где Енисей с обеих сторон зажимают скалы. Здесь сибирская река входит в узкий коридор, на правом берегу которого видна железная дорога и арочные порталы расположенных в горе огромных штолен — своеобразных ворот в подземную часть засекреченного ещё в советское время города.
Это Железногорск, он же Красноярск-26. Здесь находится или находился — кто знает, как оно в этой реальности, — стратегический завод по производству оружейного плутония, шахты и горные переделы. С давних времён существует легенда, что в Красноярске-26 работали преступники — смертники, готовые работать на урановых рудниках, дабы избежать смертного приговора. С воды можно увидеть вентиляционные стволы, столбы освещения и арочные устья штолен. Прибрежная полоса отмечена рядами колючей проволоки, вышками охраны и короткой веткой железной дороги, которая тянется вдоль самой кромки обрыва, ныряя в тоннели, которые уходят далеко вглубь гор. Запретный берег отделён от воды забором с колючей проволокой, есть и сторожевые вышки.
— Да-да! В девяностых годах много писали про военные сателлиты Красноярска — Красноярск-26 и Красноярск-45, — вспомнил Кромвель, внимательно разглядывая правый берег в бинокль.
— Как раз во-он за теми сопками они и расположены… — охотно пояснил Потапов, единственный в группе абориген. Скупого пояснения ему было мало, и он разошёлся не на шутку.
— По всему краю и окрестностям в своё время ходили слухи про целые подземные города, вырубленные вояками на случай затяжной ядерной войны. Естественно, строили эти города зэки, которые по завершению стройки были поголовно расстреляны, это обязательный элемент всех таких легенд. А в этих городах-призраках припрятаны нескончаемые запасы продовольствия на десятилетия автономной жизни, оружие и боеприпасы, медикаменты, и даже системы производства боеприпасов и медикаментов. Распространённая легенда. Даже про далекий северный Норильск рассказывали, что у них прямо в черте города под главной горой спрятан патронный завод... И в каждом таком гигантском схроне несёт последнюю службу похороненный заживо гарнизон обречённых, а все, имеющие к этому отношение, дают подписку под страхом расстрела, родственников берут в заложники.
— Пипец. Кошмарики, — отреагировал я.
— Что ты... Так что, никто ничего не знает по сей день, люди, обеспечивающие связь с подземельями, молчат. Бывало, что кто-то убегал. Рассказывали на кухнях о тех, кто ухитрился побывать в таких городах-схронах и умудрился вернуться в мир живых. Ну, мы с пацанами, конечно, пытались туда попасть, прокрасться...
— Удавалось? — спросил я с интересом.
— Какое там! Ловили в течение получаса, составляли протоколы и отправляли к родителям на порку.
Неподалёку находится легендарная «Барыня», самый знаменитый гидрографический знак на Енисее, культовый среди енисейских шкиперов, как раньше называли всех капитанов. Так же называется и скала левого берега на Среднем Шиверском перекате. Никто не знает точно, когда её нарисовали впервые, дело было ещё до революции. Это так называемый водомерный пост. Каждый год речники подкрашивают Барыню, чуть изменяя её по своему вкусу, а изредка и по моде. Но всё по-прежнему достаточно консервативно. Суть очевидна, и описывается она древней присказкой енисейских шкиперов: «Если барыне по…{censored}, пароход пройдет везде» — рисунок наглядно показывает шкиперам уровень воды. Если выше обреза юбки — нормально.
Следующая «щетинка» обнаружилась на скале неподалёку от «Барыни», на левом берегу, и она была просто огромна. Непонятно. Здесь-то, напротив закрытого участка горно-химического комбината, зачем это рисовать?
— Опасное местечко, охраннички могли бы и из пулемёта с того берега шарахнуть, они, говорят, тут лютуют! Вон, морды какие злые! — крикнул Паша, показывая вперёд, где четверо мужиков в чёрных комбинезонах пристраивали к скале пару высоких стремянок.
На спине форменок белели какие-то логотипы с надписью по кругу. Борцы со скальной живописью были вооружены старыми пистолетами-пулемётами ОЦ-02 «Кипарис», а у воды стояли две чёрного цвета надувнушки с подвесными моторами. Заметив приближающийся «Хаски», один из них, по всей видимости, старший команды, снимая короткий, какой-то несуразный ствол с плеча, быстро шагнул к самой воде и яростно махнул рукой, приказывая немедленно отвалить в сторону. Его вытянутое скуластое лицо из-за глубоких теней и впалых щёк казалось похожим на обглоданный мышами череп. Решительный у них старший. И сердитый.
— Нервные все стали, к лешему послать некого, — проворчал Иван. — Подумаешь, «щетинка», кого ими удивишь?
Тем не менее, охранники посчитали происшествие существенным и вызвали представителей власти. Сверху для разборок на месте к ним медленно подходила мотолодка «Сарепта» в милицейской окраске. Сидящий в ней сержант имел профессионально недовольный вид, предельно ясно демонстрирующий, что ему всё это наскальное хулиганство совершенно неинтересно. Вот только вызвавшая его на ЧП фирма слишком серьезная, такой вызов игнорировать не получится, придётся оформлять. Милиционер был вооружен автоматом АКСУ. Что-то многовато в этом районе водных назгулов!
Речная милиция — непривычный для нас институт. Чем они вообще занимаются на реке? Неужели здесь настолько много водных правонарушений, требующих вмешательства особого плавсостава правоохранительных органов? За что взятки берут, ведь это основной способ кормления. В послеперестроечное время у нас рассказывали такой анекдот: «Чем отличается честный милиционер от НЛО? — А ничем. О них много говорят, но никто не знает, что это такое». Наверняка, этот анекдот и здесь в ходу. Я поделился возникшими вопросами с товарищами, но каких-то разумных версий не возникло. Мало данных.
Парни выглядели абсолютно спокойными, я же всё ещё немного нервничал. Да сих пор чувствую себя неуютно, когда поблизости оказывается человек в полицейском или милицейском мундире.
«Что делать и чего ожидать извлекателю, если он попадёт в лапы ментов?» — этим важным вопросом быстро задаются все новички, курсанты «Экстры». Да, в большинстве случаев получится откупиться, коррупция здесь чудовищная. Обычную проверку легенда выдержит легко. Не станут менты из-за рядового обывателя напрягать нервные клетки и рыть землю носом. А вот если по какой-то причине начнут копать глубже, то могут проявиться нестыковки, а следом за ними и проблемы. Заподозрив что-то более серьёзное, нежели привычный и понятный им криминал, полиционеры могут сдать добычу смежникам, и госбезопасники быстро вытрясут из жертвы всё, что она знает. Как говорит один мой знакомый, напильник эффективно работает даже по зубным протезам.
Возможен и другой вариант. Менты, почуяв неуверенность и некую слабину в показаниях, однако, не желая тратить время на раскопки, предложат подозреваемому своеобразный обмен — взять на себя пару-тройку накопившихся в отделе «висяков» и отправиться по среднему сроку к хозяину, чтобы греть шконку где-нибудь в Мордовии или в Норильске. Между прочим, один из инструкторов как-то мельком обмолвился, что такой вариант может быть даже интересен «Экстре», потому что он в чём-то отмывает вымышленную биографию агента. Отсидел срок и вышел на свободу с чистой совестью и новеньким документом. Извлекатель, хоть и иезуитским способом, получает легальную запись в биографии с гербовой печатью этого мира, и в то же время никого особенно не интересует. Подумаешь, сиделец, тут этой «синевы»...
Самый жёсткий вариант очевиден: попадёшь в местную контору, где уже на второй день расколешься до задницы, вспомнив всё, о чём и не догадывался. Чем такой арест грозит фирме и нашему миру? Практически ничем.
Даже если госбезопасники или разведка установят один из пунктов перехода между мирами и успешно устранят вахтёров, то ждать возвращения своих агентов им придётся бесконечно. И безрезультатно, даже весточки не будет. Это дорога в один конец, возвращение обычного человека означает гарантированную смерть сразу за чертой Рубежа, с какой бы стороны он не двигался.
Координаты места я, помучившись для приличия, выдать могу. Методологию отбора пригодных, историю «Экстры» и суть научного открытия — нет, не посвящен. Хоть все зубы наждаком сточи.
Далее Енисей стал шире, берега расступились, и нашим взорам предстали красивейшие луга, поля, рощи и дикие урманы. «Хаски» наконец-то набрал крейсерскую скорость и буквально полетел над водой, быстро проносясь мимо живописных берегов. Так и двигались до сонного посёлка Язаевка, ни единого живого человека не видно. Но люди там были. Как раз в тот момент, когда последний деревенский дом остался за кормой, в размеренный шум движения катера вклинилось тихое, едва слышное из-за шума нашего двигателя жужжание. Из-за ближнего по правому борту «Хаски» мыска показалась моторная лодка «Казанка» бледно-серого цвета. Оставляя в кильватере белопенные усы, она красиво развернулась и, задрав нос, уверенно двинулась наперерез.
— Это что ещё за хрен с бугра? — спросил Павел.
— Рыбинспекция пожаловала, мать их, встречайте… — уверенно и зло заявил Потапов. — Борща с чесночком и пампушками на обеде навернули, стопкой ледяной водочки душу порадовали, закусили, жёнушек за сиськи помацали, можно и поработать. А тут как раз и добыча показалась на незнакомом катере, появился смысл службы.
На Енисее рыбнадзор одинаково не любят в обоих бренных мирах, есть за что. Но здесь противостояние гораздо жёстче, эмоции горячей, до драк доходит. Берега великой сибирской реки русские люди заселяют уже пятую сотню лет, они ловят рыбу, солят, коптят, вялят... И вдруг им всё это запретили — губернаторский указ.
— Никакой тебе рыбалки, ни сетью, ни вершей или перемётом, — продолжал злиться Иван. — А удочкой семью не прокормишь, да и денег на жизнь не заработаешь. Кто-то уехал в города, на золотые прииски, легальные и чёрные, на лесоповал, сплав. А остальным как жить, где работать? Рабочих мест нет, и не будет, никто не собирается их создавать. Рыбнадзор ловит нарушителей на скоростных лодках и с вертолётов, отбирает снасти, жестоко штрафует.
— Откуда знаешь, что инспекция? — поинтересовался Паша.
— Я же капитан, а не пассажир, — важно пожал плечами Ваня. — Кроме того, товарищ командир, я, как и положено, тщательно готовился к предстоящему рейду, в отличие от некоторых... Эмблема на борту, они, сволочи... Что делать-то? Оторваться могу легко.
— Почему эмблема такая маленькая? — вместо ответа наш главком, вырабатывая в ходе словесного переброса правильное решение, задал следующий вопрос:
— И цвет какой-то дурацкий, фиг на воде разглядишь.
— Для того и сделано, чтобы не заметили. Они любят внезапность, паразиты. Хуже гаишников. Так что делаем, Паша? — уже нервно воскликнул Потапов.
Он уже успел пару раз подсветить тему, не далее как вчера опять ворчал. Целая структура брошена на борьбу с енисейским мужиком. И очень часто её представители действуют бесчестно, деревенский промысел блокируют, и тут же создают свою карманную артель с хитро полученными квотами. Обиженный и униженный сибиряк то и дело выходит на свою борьбу, против рыбнадзора. Сгоряча — на самосуды с топором, холодно и зло — с охотничьим ружьем.
И дело тут не только в рыбе, губернские власти стравливают простых людей, ведь инспектор рыбоохраны — чаще всего тот же самый мужик, из одного посёлка, дети в одном классе учатся. В результате каждый житель енисейского бассейна превращён в потенциального правонарушителя, преступника. И те, кто ловят, и те, кого ловят, и те, кто покупают явно или из-под полы... Под постоянным подозрением находятся все, до единого человека. От деревенского босоногого мальчишки до директора крошечной бревенчатой школы. И все волей-неволей нарушают закон. Есть семье нужно? Нужно, Государство поможет? Нет, сам крутись.
Закон предоставляет льготу и квоту на вылов коренным и малочисленным народам, а русских старожильцев, которых здесь живёт ничуть не больше, словно не замечает. Дурной закон, не для тайги. Вот и копится пренебрежение к нему и раздражение от одного только вида государевых людей. А это опасно для всех. Особенно в тайге... При этом само государство то и дело травит или вообще изводит рыбные запасы в ноль неумелым планированием, проектированием и строительством. А мужик ночью с векшей выходит, крадучись пять раз на шаг оглянется...