Черт! Под брюхом «Чеглока» что-то взорвалось, корабль тряхнуло и ощутимо накренило на правый борт, Хайди испуганно вскрикнула и тут же зажала рот рукой. Похоже, в какой-то из раздавленных машин рванул ящик с боеприпасами и, скорее всего, не один. Хорошо хоть, эта машина оказалась из последних — остальные уже или были уничтожены, или удирали, или завязли в заболоченных берегах озер. Цепляясь правой частью корпуса за дорогу, виляя и петляя, «Чеглок» кое-как доковылял до крайних строений города, заехал за какой-то длинный ангар или склад, и, наконец, устало опустился днищем на подходящую по размеру площадку — похоже, пустующую стоянку для транспорта.
Глава 16
Фонарь кабины «филиппка» беззвучно опустился, отделив, наконец, поручика Корнева от многократно проклятого наджафского климата. Автоматически выполняя предполетную подготовку машины, Корнев мысленно отпускал забористые нецензурные выражения в адрес любимого командования, озадачившего дивизию внезапным вылетом. По идее, выражения эти должны были адресоваться муллафарцам, но с них-то что взять? Они — враги, у них, можно сказать, работа такая — пакости устраивать. А вот родное командование вместе с разведкой явным образом сели в лужу, пропустив неожиданный ход противника. Ну а когда ошибается начальство, мучиться над исправлением этих ошибок приходится кому? Совершенно верно — всем, кто этому самому начальству подчинен.
На уровне поручика Корнева, как и других пилотов, сделанный муллафарцами ход выглядел каким-то идиотизмом. Высаживать десант на самой что ни на есть поганой планете Фронтира, уже воюя с русскими — ну не маразм?! Однако русское командование с некоторым даже удивлением оценило действия противника куда как выше. Высадившись на Гейе, муллафарцы ловко вывели из-под удара часть своих сил и получили весьма удобно расположенный плацдарм, с которого могли как прикрывать от русских атак сам Муллафар, так и угрожать русским базам на Наджафе. Понятно, атака на Наджаф скорее всего оказалась бы для муллафарцев своеобразной разновидностью самоубийства, но вот как раз смертников какое-то количество они отправить вполне могли. Одному-двум камикадзе проскочить сквозь защиту русских баз было бы, пожалуй, даже проще, чем более-менее организованной формации истребителей, штурмовиков или кораблей — больше шансов, что вовремя не заметят. А там рухнет такой смертник на какой-нибудь штаб или склад — проблем более чем хватит.
Опять же, группировка на Гейе представляла угрозу действиям русских против самого Муллафара. Потому что теперь, взламывая оборону главной планеты султаната, русские имели реальную возможность получить удар в тыл. Ну и, ясное дело, отвлечение русских сил еще и на Гейю просто продлевало существование султаната, хотя совершенно не понятно, на что тут муллафарцы надеялись. Да, война несколько затянется, но результат-то все равно будет тем же. И все же, как ни крути, своим десантом на Гейю муллафарцы доставили русским немало неприятностей.
Ну и, конечно же, восхищала наглость муллафарцев. Высадиться на планете Фронтира, да еще и населенной, как их называли на Западе, представителями сексуальных меньшинств (по-русски говоря, извращенцами) — это надо было решиться. Или… Или предварительно проконсультироваться с Демконфедерацией. Нагадить русским, да еще чужими руками, там всегда рады, а гомосексуалисты… Да и черт бы с ними, не всем же на Западе этот генетический мусор по душе, надо полагать.
Вот и пришлось пятнадцатому авиакорпусу отдуваться за этот выверт. Все-таки истребители и штурмовики могли оказаться на орбите Гейи значительно раньше, чем корабли, поэтому именно летчиков первыми отправили блокировать Гейю. На острие удара поставили одиннадцатую истребительную дивизию. Да, где-то даже приятно, что командование тебя вместе со всей дивизией так высоко оценивает, но из-за этого теперь сиди почти полтора часа на пятой точке в гиперпространстве, да и потом еще утюжь орбиту, подыхая от скуки, пока не сменят. Нет, основания ругать начальство поручик Корнев имел самые что ни на есть веские. Ну, по крайней мере, сам он считал именно так.
Насчет скуки он явно ошибся. Вывалившись из гиперпространства, дивизия, на ходу разворачиваясь в боевой порядок, сразу натолкнулась на противника. Шесть фрегатов, чтоб их… Причем нормальных фрегатов, совершенно не похожих на то недоразумение, что восьмой полк атаковал не так давно, перед началом войны. Кораблики, охранявшие орбиту Гейи, были от души вооружены многоствольными лазерными скорострелками, что сразу же создало кучу неприятностей. Вдобавок действовали эти фрегаты довольно грамотно — выстроились в линию, встав настолько близко друг к другу, чтобы объединить и увеличить прочность защитных полей. И под прикрытием этих фрегатов противник занимался своими делами — было видно, что с десяток небольших транспортов и парочка кораблей покрупнее отправлялись на посадку.
Расходясь в стороны на предельной для орудий фрегатов дистанции, истребители имитировали охват противника — чтобы приковать к себе внимание зенитчиков с муллафарских кораблей и дать штурмовому полку отработать ракетами. Восьмой полк вдобавок ко всему отправили в разведку — пройтись по орбите и, не вступая в бой, определить, кто еще сторожит планету.
Легко сказать — не вступая в бой. Едва машины полка пронеслись мимо крейсера и парочки эсминцев, торопившихся на помощь своим фрегатам, как навстречу кинулись истребители.
Длинной очередью Корневу удалось зацепить вражескую машину. Незаконно, без соответствующей лицензии, скопированный муллафарцами корейский FA-330 вместо того, чтобы красиво разлететься на куски, беспорядочно закувыркался и по инерции отправился дальше, причем уже не весь — что-то там от него все-таки отвалилось. Черт, похоже, муллафарцам удалось воспроизвести знаменитую прочность «триста тридцатых». Хорошо, что по скорости муллафарские корейцы значительно уступали «филиппкам», так что продолжить разведку удалось без особых проблем. Ну если не считать обнаружения еще двух эсминцев и одного фрегата.
Описав круг по орбите и вернувшись к месту старта, Корнев отметил произошедшие изменения. Штурмовики, похоже, удачно использовали немалое количество смертоносных изделий отечественной военной промышленности, подвешенных под их фюзеляжами и крыльями — один фрегат, украшенный многочисленными пробоинами, медленно опускался в атмосферу планеты, и назвать этот спуск управляемым было никак нельзя, еще один с изуродованным носом прятался за остальными. Впрочем, лучше от этого не стало, потому что в строй с фрегатами встали два эсминца, а из-за этого заслона настороженно шевелил многочисленными орудийными стволами крейсер.
Команду на отход Корнев воспринял с облегчением. Нет, приказали бы атаковать — атаковал бы, конечно. Но, честно говоря, не хотелось. Корнев хорошо помнил, как захлебнулась атака истребителей и штурмовиков на орбите Фазана, и хотя то была атака вражеская, но даже на куда лучших, чем у фазанцев, машинах продолжать атаку на корабли заметно похуже, чем русские, было бы чревато немалыми потерями. Тем более, что второй раз на ложный охват муллафарцы вряд ли поведутся.
Но уйти, не попрощавшись, было бы, разумеется, невежливо. Штурмовики, отдалившись от неприятельских кораблей, вдруг развернулись и напоследок дали пару ракетных залпов, один из которых сгорел в защитных полях, зато второй через несколько секунд продрался-таки сквозь изрядно ослабевшую в результате предшествующего залпа защиту и нанес противнику какой-никакой урон.
На такую вежливость муллафарцы ответили вполне адекватно — отправили полторы сотни истребителей проводить гостей. Видимо, посчитали, что раз враг бежит, то вполне можно пустить по его следу несколько меньше машин, чем у этого врага имеется. А, может, у муллафарцев просто и было столько в данный момент. Развернувшись, русские истребители кинулись в атаку, чтобы дать спокойно уйти штурмовикам.
Насколько Корнев помнил, в муллафарском исполнении корейские истребители представляли опасность почти только пушками, ракет они несли мало и сами ракеты были так себе. Именно этой особенностью вражеских машин Корнев и собирался воспользоваться. Поймав в прицел «триста тридцатого», Роман запустил в него две ракеты сразу, одновременно командуя ведомому действовать так же. Пока Воронин отстрелялся ракетами, Корнев оценил обстановку и снова рванул вперед.
Боковым зрением отметив, что обе ракеты даром не пропали (не заметить огненный шар на месте муллафарца было бы трудно), Корнев зашел в очередную атаку. Противник ему попался верткий — на всю катушку используя очень даже неплохую маневренность «триста тридцатого», он постоянно уворачивался от пушек корневского «филиппка», а потом, неожиданно выписав мертвую петлю, едва не оказался у Корнева на хвосте. Едва — потому что Корнев успел резко увеличить скорость и оторваться далеко вперед. Все-таки для истребителя скорость поважнее маневренности. А противник заманеврировался до того, что упустил из вида ведомого Корнева, и корнет Воронин, зайдя ловкому муллафарцу в хвост, двумя короткими очередями по кабине поставил точку на его существовании.
Несмотря на соотношение сил явно не в их пользу, выходить из боя муллафарские пилоты не торопились. Помимо высокого боевого духа, противник, мать его, демонстрировал еще и неплохую выучку — качества, судя по опыту самого Корнева и рассказам старших товарищей, пилотам Исламского космоса обычно не свойственные. Самое поганое, что качества эти приносили свои плоды. Хотя, по прикидкам Корнева, потери муллафарцев были заметно выше, но они, гады, тоже сбивали русских. Не успел поручик об этом подумать, как рядом с ним поймал очередь из лазерной пушки «филиппок» корнета Стоянова, с отвалившимся крылом и искрящим правым движком закувыркавшийся по замысловатой траектории.
И все же спустя некоторое время, за которое Корнев успел завалить еще одного противника, а Воронин аж целых двух (один из которых перед этим ловко стряхнул с хвоста Корнева), муллафарцы из боя вышли. Видимо, уровень потерь оказался для них критическим, или же их командование пожелало сохранить силы. Русские спасательные боты принялись собирать сбитых пилотов и подбитые машины, а истребители и штурмовики дивизии принялись барражировать на некотором удалении от планеты.
В результате ситуация сложилась вроде бы ничейная, но на самом деле в проигрыше остались как раз муллафарцы. Да, русские не лезли в атаку, не желая нести неоправданно высокие потери. Но и противник ничего толком сделать не мог. Только что прекращенная атака истребителей показала, что при ее повторении соотношение между оставшимися машинами еще больше увеличится в пользу русских. Атаковать фрегатами было делом совершенно бессмысленным — русские просто разошлись бы в стороны, пользуясь преимуществом в скорости, и закидали противника не только ракетами, но и, из-за удаления от гравитационного поля планеты, еще и торпедами. А кораблю и за штурмовиком-то не угнаться, не говоря уже об истребителе. Соответственно, не могли муллафарцы и обеспечить уход с планеты транспортов или их встречу и посадку — с ними бы поступили так же, как и с фрегатами, вздумай те атаковать. В общем, куда ни кинь… С другой стороны, против русских работала невысокая, по сравнению с кораблями, автономность истребителей и штурмовиков. Ну час, ну два, ну, может, и чуть больше будут они еще выписывать вензеля в системе Гейи, а потом — все, извольте на остатках топлива отбыть восвояси.
Все это Корнев прекрасно понимал. Но понимал он и то, что рассуждения о таких вопросах — не его, поручика, уровень. Об этом должно думать начальство, а раз должно, значит, и уже думает. А его дело — аккуратно, экономя топливо, перемещаться, следить за обстановкой и если что, вовремя среагировать на ее изменение. Ну а поскольку обстановка никак не хотела меняться, то появилась и куча других дел. Оглядеться, посмотреть, кто из своих в строю, а кому не повезло, сказать пару добрых слов ведомому, дать ему же несколько ценных указаний — тоже нужные занятия.
Выяснилось, что эскадрилья недосчиталась трех машин. Ну как сбили корнета Стоянова, Корнев сам видел, а вот то, что сбиты командир третьего звена штабс-ротмистр Гуляев и поручик Митин, тоже из третьего звена, обнаружил только сейчас. Пока Хватков не скомандовал отставить разговоры, удалось выяснить, что всех троих взяли спасательные боты, но вот ранены пилоты или нет, так и осталось неизвестным.
Сколько прошло времени до появления русских кораблей, Корнев не отметил. Зато присутствие среди них ставших уже почти что родными авианосцев «Нестеров» и «Кожедуб» его откровенно обрадовало. Потому что авианосцы эти прибыли, как понимал поручик, за ними. Что именно за ними, а не привезли подкрепление, красноречиво свидетельствовали четыре линейных авианосца, надо полагать, загруженные флотскими истребителями и штурмовиками. Ну а то, что кроме авианосцев прибыли аж четыре крейсера, восемь эсминцев и шесть фрегатов, предвещало скорый конец эскадре противника. Хотя, насколько мог понять Корнев, после этого самого конца высадка на планету не предусматривалась — ничего похожего на десантные корабли он не увидел. Ну и ладно, начальству виднее. Хотя, честно говоря, причин отказа от высадки поручик Корнев не понимал и утешался тем только, что их понимают генералы и адмиралы.
Понятное дело, что после возвращения на Наджаф все эти вопросы забылись сами собой, причем очень быстро — других забот хватило, даже передохнуть не получилось как следует. Приходилось то перехватывать транспорты, пытавшиеся перемещаться между Муллафаром и Найюбом, то проводить штурмовку объектов, которым посчастливилось уцелеть после массированных бомбардировок, то взаимодействовать с кораблями. В общем, занимались всем тем же, что и до рейда на Гейю, только вот, насколько чувствовал Корнев, как-то более плотно, что ли. Похоже было на то, что командование наконец определилось с какими-то своими неизвестными простым пилотам соображениями и неуклонно ведет дело к решительному наступлению.
За всеми этими делами Корнев как-то не обратил внимания на то, что десантников на Наджафе поубавилось. Зато не пропустил их возвращение. Интересовавший поручика, да и не его одного, вопрос о том, где они побывали, нашел свой ответ быстро. В «Сборнике», как неофициально именовался ангар, используемый в качестве офицерского собрания для размещенных в этой проклятой долине частей всех родов войск, Корнев разговорился за кружкой легкого пива со штабс-капитаном из десантного батальона, стоявшего как раз рядом с аэродромом восьмого истребительного полка. Этот самый штабс-капитан с многообещающей фамилией Злобин возвратился со своим штурмовым десантным полком с Гейи и рассказывал такое…
— Вот я тебе, Роман, так скажу. В армии не первый год, и не в первом деле, всякого насмотрелся… Но такого еще не видел. Нет, я понимаю, конечно, извращенцы, что их жалеть-то, а все равно… Понимаешь, когда в бою человека на куски разрывает, ну или там живот разворотит, это… Ну как-то нормально, что ли. Хотя что я говорю — какое, на хрен, нормально?! Ну, скажу так: в обычную картину потерь укладывается. Да. А вот когда человека берут и просто режут на куски… Ну или там живот ему вспорют, кишки вынут и на шею намотают… Вот это, я тебе скажу, страшно по-настоящему. Я вот, чего там, сам ножом столько раз работал… И с проворотом, и по горлу там, или еще как. Но это в бою или в разведке. Враг, он и есть враг, вот и уничтожаешь его любым оптимальным в данном случае способом. Ножом так ножом, огнем так огнем, если без шума надо, то и просто шею свернуть можно. Это не так трудно, кстати, если уметь. Хочешь, научу? — Злобин несколькими экономными движениями рук показал, как надо сворачивать шею. Впрочем, вопрос был, похоже, риторическим, просто штабс-капитану надо было выговориться. Да и пивом, кажется, он нагружался уже поверх чего-то покрепче.
— Ну вот, — продолжал десантник. — Я о чем? А, извращенцы… Скоты они гнойные, это точно. Знаешь, я охренел, сколько на этой чертовой Гейе детей. Детей, понимаешь?! И там из них таких же ублюдков растили, как сами! Нет, я еще хочу узнать, кто туда детей завозит… И кто это разрешил. Очень хочу… В глазенки им всем по очереди внимательно так посмотреть, а потом… Ну ты меня понял. — На несколько секунд штабс-капитан замолчал. Потом встряхнул головой и продолжил:
— Короче, расстрелять их всех надо было к чертовой матери, педиков этих. Расстрелять или разбомбить. Вот ты бы и разбомбил, да, поручик? — кажется, Злобин забыл, как зовут его собеседника. — Но на хрена же так измываться-то? Ну педик он, ну не совсем человек, но живой же! Нельзя так с живыми людьми! Понимаешь, нельзя! — для верности десантник помахал перед носом Корнева указательным пальцем.