Любой подумал бы, что старик будет на седьмом небе от счастья. Поиск наследника затянулся, потому что единственный сын маркиза умер за четыре года до этого, а других законнорожденных сыновей у него не было. Если бы Йен не нашелся, то титул маркиза пришлось бы вернуть короне после смерти последнего из рода.
Но, прочитав официальное уведомление, маркиз скомкал письмо и бросил его в камин, сказав лишь три слова: «Чертова шотландская ведьма».
Алекса не было рядом, когда маркиз наконец-то познакомился со своим внуком, но, похоже, тот не произвел на него никакого впечатления.
– Он умер, – собравшись с духом, сообщил Алекс. И повторил: – Йен умер.
Алекс ждал слез, отрицания и взаимных обвинений. Вместо этого его ждало молчание. У маркиза был задумчивый вид. Фиона повернулась к дедушке. Она держалась спокойно, но ее выдавали глаза – они расширились, и в них сверкали непролитые слезы. Она пыталась понять, как дед отреагировал на сообщение, догадался Алекс.
– Они уверены? – спросил маркиз неизменившимся голосом.
Алекс кивнул:
– Мне очень жаль, сэр, но это почти точная информация. В него выстрелили, и он упал за борт судна на канале. Активные поиски Йена результатов не принесли.
Маркиз вздохнул с таким видом, словно Алекс привез ему новость не более тревожную, чем изменение его ежедневного расписания.
– В таком случае, – проговорил старик, рывком поднимаясь со стула, – мне понадобится поехать в Лондон, чтобы встретиться с принцем-регентом. Он не откажет мне в просьбе защитить титул. Я не желаю из-за единственного предателя потерять все, чего добилась эта семья.
Алекс изумленно смотрел на него. Он был так потрясен гибелью Йена, что ему и в голову не пришло подумать о ее последствиях. Если будет доказано, что Йен, как виконт Хоуз, совершил предательство, то все титулы, земли и собственность маркизата могут быть конфискованы.
– Он не… – поднимаясь, заговорила Фиона.
Один холодный взгляд маркиза заставил ее замолчать.
– Как только я закончу с этим делом, – промолвил старик с резким кивком, – мне будет нужно связаться с новым наследником.
Фиона, в глазах которой до сих пор блестели слезы, посмотрела деду в лицо.
– Йен был вашим единственным наследником, – напомнила она.
Маркиз опустил на нее взгляд.
– Нет, не единственным, – возразил он. – Лишь, как ни крути, самым близким. Лучше б его вообще не находили.
С этими словами маркиз вышел из комнаты. А Алекс был вынужден нести свой крест, когда Фиона в полной тишине разбила свое сердце об осколки потери.
Неподалеку от Ричмонда
– Стало быть, он мертв, – не замедляя шага, промолвил джентльмен, продолжавший свой путь по скошенному полю с переброшенным через локоть дробовиком Мэнтона.
Рядом с ним плелся более молодой и худой мужчина, сапоги которого явно не подходили для того, чтобы бегать в них по колючей пшеничной стерне.
– Мы тоже так считаем, сэр, – сказал он.
Старший из них остановился так неожиданно, что гость едва не перелетел через него.
– Вы считаете? – переспросил он. – Почему меня это не успокаивает, Стрикер?
Стрикеру ужасно хотелось утереть пот со лба. Даже на осеннем холоде его охватил жар, и чувствовал он себя ужасно.
– Мы искали его почти две недели, сэр, – сказал он. – Никто не мог выжить в таком море. Никто!
– А что же фляга, которая должна была быть у него с собой?
– Она была у него, – заверил своего собеседника Стрикер. – Он нашел ее у меня среди вещей и забрал. Она тоже пропала.
Старший мужчина отвернулся, словно в его власти было прекратить эту сцену.
– Тогда она либо на дне канала, либо у Фергусона, – заявил он.
– А Фергусон на дне канала. – Стрикер не мог больше ничего сделать, чтобы не суетиться. – Поверьте мне, сэр. Если бы Фергусон смог доказать, что эта вещь была у меня, меня бы повесили. Так что у меня не меньше, чем у вас, причин быть уверенным в его смерти.
Его спутник повернулся к нему.
– Нет, Стрикер, – проговорил он чрезмерно спокойным тоном, чтобы Стрикер успокоился. – Нет. Благоденствие этой империи не может зависеть от твоей совести. Если Фергусону удастся вставить палку в колеса этого плана, то мы потеряем все. И что тогда с нами будет? Думаешь, здесь не может случиться Французская революция? Думаешь? Стоит только оставить у власти этого принца-дурака еще на год, и ты увидишь.
Несколько долгих мгновений старший из мужчин молчал, а складка между его седеющих бровей становилась все глубже. Стрикер тоже затих. Он знал, что может произойти, если кто-то вызовет неудовольствие этих людей. Однажды он встречал убийцу, которого они нанимали. И ему не хотелось увидеть его снова.
– Но подумайте еще вот о чем, сэр, – наконец вымолвил он. – Если даже Фергусон выжил, мы его уже дискредитировали, так что никто ему не поверит.
Его собеседник рассеянно кивнул.
– Как заживает твоя рука? – спросил он.
– Отлично, сэр. Почти вернулась в норму. – Можно подумать, он скажет этому старому мерзавцу, если это не так. Черт бы побрал Фергусона с его быстрой реакцией! Подлец едва не разнес ему локоть.
– Вот и отлично! Возвращайся назад, чтобы убедиться, что ни Фергусон, ни эта фляга нам никогда больше не помешают. Возьми любую помощь, которая тебе может понадобиться. Я сам решу, когда тебе прекратить поиски.
Кивнув заряжающему, который следовал на расстоянии добрых двадцати шагов за ними, старший мужчина взял у того два патрона для дробовика, засунул их в барабан и захлопнул его. Стрикер уже хотел было отойти назад, но его спутник неожиданно направил ружье прямо ему в грудь. Стрикеру инстинктивно захотелось съежиться и упасть. Но, зная, чем это может кончиться, он замер.
Полыхнул огонь, мужчина отвел дуло налево всего на несколько дюймов и выстрелил дважды, сбивая на лету перепелку. Стрикер почти не слышал звука выстрелов. Он был оглушен, а его мочевой пузырь был готов взорваться. Не помогал успокоиться и многозначительный взгляд, который его спутник устремил на него.
– Только убедись в том, что ты взял всю помощь, какая может понадобиться, – сказал старший. – Думаю, мне стоит связаться с мадам Феррар. Она может быть более… убедительной, если понадобится.
Она может быть даже смертельной. Стрикеру отчаянно хотелось сказать «нет». Сообщить старику, что он больше не в игре. Что он больше не может сотрудничать с людьми, которые нанимают монстров вроде этой мадам Феррар. Вместо этого, не дожидаясь, пока его спутник перезарядит дробовик, Стрикер поклонился ему в знак повиновения и пошел прочь.
Йен чувствовал себя полным глупцом. Он хотел показать себя понимающим и чутким человеком, спеша убраться из сарая Сары Кларк, прежде чем кто-либо найдет его там и обвинит ее в укрывательстве дезертира. Он решил, что сможет дойти по берегу хотя бы до соседней фермы.
Ему не удалось пройти и сотни футов. Он снова сел и, прислонившись спиной к холодной и влажной стене конюшни, стал высасывать из скорлупы яйцо, которое держал в одной руке; в другой он сжимал старую косу, которую прихватил с собой на случай, если придется обороняться.
Как же унизительно для шотландца, пережившего десять лет на полуострове, оказаться во власти лихорадки! И все же он сидит здесь, сил у него не больше, чем у младенца, а его мысли бесцельно роятся в голове. Йен был более холодным и мокрым, чем камни у него за спиной, а в груди он испытывал неприятное давление. Даже чертову косу ему было тяжело поднимать!
Вдруг дверь конюшни без предупреждения распахнулась, и раннее солнце осветило все вокруг.
Йен заморгал.
– Черт! – выругался он, испытывая отвращение к себе. Сколько же времени прошло?
Он знал, что ему надо подняться на ноги и приготовиться к бою. Но Йен мог только сидеть на месте и, щурясь, смотреть на свет. В одной руке он держал яичную скорлупу, а косу из другой выронил на грязный пол. Сначала он услышал шаги – быстрое четкое стаккато. От двери отодвинулась тень. Он закрыл глаза, прежде чем лицо приблизилось к нему.
Йен ждал радостного крика – его же нашли. Этот крик должен был выражать осуждение, узнавание, смерть – да ему, собственно, было все равно, что именно. Вместо этого чья-то влажная морда ткнулась в его шею. Глаза Йена открылись, и он почувствовал, что его осторожно обнюхивает животное размером почти с устрашающего Уиллоби. Черное, почти как смоль, оно с особой осторожностью нюхало его лицо, глядя на него чистыми черными глазами.
– Кажется, я обращаюсь к милой Марианне? – моргая, проговорил Йен.
Его голос оказался одновременно скрипучим и тоненьким, что снова раздражающе подействовало на него.
– Точнее, к Элинор, – раздался от двери голос Сары Кларк. – Она слишком практична, чтобы быть Марианной. Когда Уиллоби в последний раз вернулся к ней от одной из своих пассий, она пнула его в морду.
Решительно настроившись не показывать облегчения, вызванного знакомым голосом, Йен бросил косу, чтобы почесать свинье за ушком.
– Какая смелая дама, – проговорил он.
В награду ему раздалось хрюканье, а затем она ткнулась пятачком в его плечо. Настала очередь Йена заворчать, потому что от этого толчка острая боль пронзила его бок.
– Что вы здесь делаете? – спросила Сара Кларк, по-прежнему стоя у двери. – Я искала вас ночью.
Йен осторожно пожал плечами:
– Одно из моих достоинств – умение казаться невидимым.
– Конечно. – Ее голос был сух, как пыль.
Йен совершил ошибку, подняв глаза, чтобы посмотреть, как Сара идет к нему. Утренний свет внезапно осветил ее тело. Ее волосы, прежде показавшиеся ему мышино-серыми, теперь золотым нимбом сияли вокруг нежного лица, а движения были полны грации. Она не была красавицей. Ее внешность можно было бы назвать скромной. И все же она сразила его наповал – как удар грома.
Ее лицо, такое непримечательное, внезапно оказалось мягким и женственным, рот был безупречной формы, и его хотелось целовать. У нее был закругленный подбородок с легким намеком на ямочку. Ее груди, которые Йен и не заметил прежде, скрытые под практичным коричневым платьем, теперь неумолимо привлекали его внимание. Эти груди хотелось гладить и беречь, они должны поддерживать мужчину, когда мир становится слишком тяжел для него.
Когда она подошла ближе к Йену, он увидел, что в одной руке она держит ведро, а другая ее рука, которую она подняла, чтобы поправить волосы, дрожит. Значит, холодный голос – всего лишь притворство?
Приглядевшись, Йен увидел, что у внешних уголков ее глаз расцвели едва приметные морщинки, а весьма пухлые розовые губы так сильно сжались, что стали почти плоскими. Она была огорчена.
Ему захотелось заключить ее в объятия. Сделать так, чтобы напряжение, сковывавшее ее плечи, исчезло, а на лице появилась улыбка. Ему хотелось погладить щеку Сары, распустить туго затянутые в узел волосы и заверить ее, что все будет хорошо.
Неожиданно желание накрыло его, как половодье накрывает реку, его холодное тело запылало, как будто он лежал под жарким испанским солнцем… Должно быть, это лихорадка, с отчаянием подумал Йен. Ничем другим объяснить такую реакцию нельзя. Ему нравятся женщины. Их у шотландца было достаточно, и о некоторых он сожалел. Но он еще не встречал такой, при виде которой почувствовал бы себя сраженным наповал, как мальчик – при виде своей первой молочницы.
Сара приближалась к нему, на ее лице застыло настороженное выражение. Сердце Йена забилось быстрее, его пальцы заныли от желания шевельнуться. Йен сжал руки в кулаки, а свинья, услышав голос хозяйки, развернулась и захрюкала.
– Ты в самом деле вернулась? – услышал Йен свой робкий, как мычание теленка, голос.
Сара хмуро посмотрела на него.
– Я подумала, что не могу выгнать вас из сарая, не накормив.
– Я высоко ценю это, – сказал он.
Остановившись перед ним, Сара поставила ведро на землю.
– Это ни к чему, – сказала она таким тоном, будто каждый день находила в своей конюшне раненых солдат. – Вы – всего лишь очередная рутина.
Йен попытался улыбнуться:
– А тебе станет хоть немного легче, если я скажу, что я – очень благодарная рутина? Ты ведь могла запросто натравить на меня ополченцев.
Покраснев, Сара опустила голову.
– Я сожалею о том, что говорила прошлым вечером, – промолвила она. – Мне вовсе не хотелось, чтобы вы уходили, находясь в столь тяжелом состоянии.
– Да будет тебе, детка. Ты – добрая подруга моих сестер, о большем я и мечтать не мог.
Сара держалась напряженно, словно не знала, что сказать в ответ. Молчание затянулось, его нарушали лишь шорохи да нетерпеливые звуки, издаваемые обитателями разных стойл.
– Трегаллан, – промолвил Йен, искоса взглянув на Сару.
Она застыла.
– Прошу прощения? – перепросила Сара.
Йен постарался как можно приветливее улыбнуться ей.
– Я все утро пытался вспомнить тебя, – промолвил он. – Фиона часто писала мне – ну, знаешь, о школе, о ее друзьях. Лиззи Риптон, Пиппа Найт и Сара. Сара Трегаллан. Именно поэтому я не смог сразу вспомнить тебя. Я помню, что Фиона писала, что ее подруга Сара Трегаллан заключила брак. По контракту. Звучит так, будто ты заболела малярией, нет?
«Бедная Сара! – написала Фиона своему брату. – Это пример того, как к нам будут относиться, если мир узнает, что у нас тоже нет отца. Если бы не Лиззи, Пиппи и я, у нее совсем не было бы друзей, а это совсем неправильно…»
Именно так, думал Йен, увидев напряжение в ее мягких ореховых глазах. Ему и Фионе повезло. Они в конце концов нашли отца, и тот оказался виконтом. Он вел себя как негодяй, но с происхождением не подвел. Виконт, который передал им свое имя. Определенно Саре Трегаллан так не повезло.
– Так речь шла именно об этом браке? – спросил он. – О пропавшем Босуэлле?
– Да, – кивнула Сара. – О нем.
– И что? Брак оказался удачным? – продолжал Йен расспросы, зная, что не имеет на это права.
Сара закинула назад голову, и солнце тут же проникло в ее взъерошенные волосы.
– Ну… да. У меня есть дом, работа и животные, которых я люблю, – ответила она.
– Вроде Элинор?
Сара резко кивнула.
– Каждый день она гуляет вместе со мной, – сказала она, погладив свинью. – Ей нравится проверять, все ли ведут себя хорошо. Сейчас я пойду с тобой, – добавила Сара, похлопывая свинью по спине. – Твои детки хотят есть.
Элинор послушно повернулась и трусцой выбежала из конюшни. Йену ужасно захотелось, чтобы ее хозяйка прикоснулась и к нему.
Если бы она похлопала по спине и его, это совсем не было бы лишним. Его тело ожидало этого прикосновения, по спине вверх-вниз забегали мурашки.
Его внимание вернулось в одно мгновение, когда Сара присела рядом на корточки и высвободила из пальцев Йена скорлупу выпитого им яйца.
– Да, – сказала она, разглядывая ее. – Я подумала, что вы можете быть где-то рядом, когда вышла из курятника с корзиной, которая стала явно легче, чем была.
– Приношу мои извинения, мэм, – вымолвил Йен, наклоняя голову набок. – Ваши курочки были очень милы.
Сара покачала головой.
– Ну да, – сказала она. – Они настолько глупы, что не в состоянии отказать привлекательному мужчине. Все дело в ваших волосах, которые напоминают им петушиный гребень.
– Подходящее сравнение, – признался Йен. – Я и сам чувствую себя немного петушиным гребнем.
– Так и должно быть. И все-таки, сэр, что заставило вас уйти из моего садового сарая в конюшню?
– Разумеется, компания! Мерин, осел и две козы, если я не ошибаюсь…
– Неужели они настолько испугали вас, что вам понадобилась защита? – Сара потянулась к косе.
– Не трогайте! – крикнул он, обхватывая рукой косовище.
Сара отдернула руку.
Йен уныло улыбнулся.
– Это, конечно, немного, – проговорил он. – Но коса дает мне иллюзию того, что при необходимости я смогу вырваться из кольца противника.
Заодно коса помогала Йену держать руку на безопасном расстоянии от волос Сары. Он просто изнывал от желания запустить в них пальцы. Его грязные, липкие от пота пальцы, прикосновений которых – в этом Йен был уверен – Сара не оценит.