Вероятно, он попытается помешать ей пойти на нее.
Она хмуро посмотрела на ноготь, который в данный момент красила. Если он это сделает, она пнет его по яйцам или напоит снотворным и убежит.
И тогда, возможно, тебя похитят и будут пытать? Хороший план.
Она стиснула зубы. Да, хорошо. Лукас мог быть раздражающим придурком, но здесь, в квартире, она чувствовала себя в безопасности.
И все же она не могла пропустить эту выставку. И она не пропустит. Именно к этому она стремилась с тех пор, как отец научил ее рисовать, и она не собиралась упускать этот шанс из-за того, что за ней охотилась банда торговцев оружием.
О да, и это еще одна причина для раздражения и беспокойства. Лукас не имел никакой информации о том, почему Гриффин занимался незаконной торговлей оружием, и продолжал говорить ей, что это не имеет значения. Это была реальность, с которой нужно было смириться. Она была не согласна с тем, что это бессмысленно обсуждать, так как он все равно не знает мотивов Гриффина, и теперь, когда он мертв, они никогда их не узнают.
Но это не помешало Грейс думать об этом. Это разъедало ее, заставляло вспоминать последние пару лет их брака, искать признаки того, что заставило его думать, что продажа высокотехнологичного оружия Чезаре Де Сантиса была хорошей идеей. Дело было в деньгах или в чем-то еще? Был ли он злым? Или его заставили? Кто-то шантажировал его?
Легче было думать, что его заставили, чем то, что он сам принял такое решение. Особенно когда она не могла не думать о том, что именно она могла что-то сделать, превратив его в предателя.
Ну, ты была не самой лучшей женой в мире, не так ли?
Ее рука слегка дрогнула, нарушая тонкую линию, которую она выводила до этого. Итак, она не была идеальной женой, но у них был хороший брак, не так ли? Они хорошо ладили, чувствовали себя комфортно в обществе друг друга. Да, он часто уезжал, но это было частью его военной службы. Ей это не нравилось, но она смирилась.
Это был не брак. Это была дружба.
Раздраженная направлением своих мыслей, Грейс уставилась на пальцы ног. Нужно нарисовать еще что-нибудь? Или, может быть, начать все сначала, с бабочек или еще чего-нибудь.
Или, может быть, ты должна подумать о том, как ты собираешься решить свою маленькую проблему вдохновения.
Грейс пробормотала себе под нос проклятие, потому что, к сожалению, понятия об этом не имела. Ее муза, если уж на то пошло, была непостоянным созданием, и когда она зацикливалась на ком-то, то не хотела меняться. Даже если бы она не была заключенной в роскошной загородной квартире и за ней не гналась банда мерзких людей, она не была уверена, что смогла бы найти вдохновение где-нибудь еще. Она слишком хорошо знала себя; она не сможет написать ничего другого, пока не поймает его.
Она уставилась на свои пальцы. Как, черт возьми, заставить его согласиться? В любом случае, в чем его проблема? Все, что от него требовалось, - это постоять или посидеть, пока она не сделает набросок. Этого должно быть достаточно, чтобы выбросить его из головы.
Лифт звякнул.
Лёгок на помине.
Грейс не поднимала глаз, сосредоточив внимание на пальцах ног.
- Надеюсь, ты не принес мне еще рыбы. Или, может быть, вместо этого ты нашел торговцев оружием?
Наступила тишина, но это ничего не значило. Лукас мог двигаться бесшумно, как призрак, и иногда она не замечала его присутствия, пока он не заговаривал. И это нервировало.
Пара тяжелых черных ботинок появилась в поле ее зрения, прямо за ее вытянутыми ногами.
- Выследить международную оружейную сеть оказалось довольно сложно, поэтому нет, я их не нашел, - сказал он. - Что ты делаешь?
- Крашу ногти на ногах крошечными серебряными розочками.
- Зачем?
- Потому что иногда это помогает с вдохновением, - наконец она подняла глаза и встретилась со знакомым холодным взглядом голубых глаз. - Я должна где-то его найти, поскольку застряла с последней картиной.
С этого угла, когда она сидела на полу, он казался еще более внушительным, чем обычно, возвышаясь над ней, как один из ее холстов. Сегодня он снова был в своем черном байкерском кожаном костюме, что каким-то образом только добавляло ему атмосферы холодной, темной безжалостности. Луч света из окон падал на его лицо, освещая синим, красным и золотым, и контраст этих цветов с его темнотой был... завораживающим.
Она могла нарисовать его вот так, сидя на полу и глядя вверх. Как-нибудь ухватить эту тьму, потому что она знала, что она там есть. Она чувствовала это…
Неугомонная энергия внутри нее начала оживать, как всегда, когда он был рядом. Ее сердце учащенно забилось, дыхание перехватило.
- Ты можешь так и остаться? - сказала она, прежде чем смогла остановиться.
Он нахмурился, едва заметное подергивание бровей придало ему мрачный вид.
- Зачем?
Темный ангел, вот кем он был. Теперь уже не столько Гавриил, сколько нечто менее небесное и яркое. Если бы он вдруг отрастил пару черных крыльев за своей широкой спиной, она бы ничуть не удивилась.
Ее пальцы потянулись к блокноту и карандашу, которые лежали на полу рядом с ней.
- Просто... не двигайся.
Но он не был глуп, его острый взгляд уловил движение в направлении ее карандаша.
- Я же сказал, что не позволю тебе рисовать меня.
Грейс уставилась на него.
- Но я не смогу сделать ничего другого, пока не нарисую тебя.
- Это не моя проблема.
- Я могу сделать это твоей проблемой.
Лукас поднял вверх бровь.
- Неужели? - в этих словах был целый мир презрения и еще одна вселенная угрозы. И то, как он стоял, приподняв бровь, более прекрасный, чем сам дьявол, заставляло ее так отчаянно хотеть приложить карандаш к бумаге, что она едва могла терпеть.
Она посмотрела на него, встретившись с этим жестоким холодным взглядом, а энергия внутри нее накалилась до предела. Что тут такого, если она его нарисует? Она не понимала, в чем дело.
- Чего ты так боишься?
В его глазах неожиданно вспыхнули эмоции, но они исчезли слишком быстро, чтобы она смогла понять, что это было, оставив после себя только ледяные кристаллы и иней.
- Я ничего не боюсь, - его глубокий холодный голос был бесстрастен.
Может, да, а может, и нет. Кто знает, если он никогда не выказывал никаких эмоций? Мир может взорваться прямо перед ним, и он, вероятно, будет смотреть на него так же, как сейчас на нее.
Боже, ей захотелось... сделать что-нибудь. Ткнуть в него пальцем. Разозлить его. Потревожить его ледяной фасад. Посмотрим, удастся ли ей вытащить того мужчину, которого она мельком увидела, когда он боксировал, - весь этот жар и необузданная жизненная энергия. Полная противоположность этой... холодной, темной тишине.
Грейс медленно откинулась назад и посмотрела ему прямо в глаза.
- Значит, тебе все равно, нарисую я тебя или нет?
На это он ничего не ответил, но напряжение, сгущавшееся вокруг него, изменилось, усилилось, стало каким-то... опасным.
Да, она подловила его, и они оба это знали.
Она улыбнулась ему. Специально.
- Мне нужно всего десять минут. Вот и все. Десять минут, а затем все закончится.
Он молчал, не сводя с нее пристального взгляда.
Обычно она неплохо разбиралась в людях, но понятия не имела, что творится в его прекрасной голове. Она понятия не имела, о чем он думал.
И ты хочешь это узнать.
В некотором роде. Она хотела знать, что сделало его таким холодным, твердым и гладким, как замерзшее озеро. Потому что что-то произошло. Что-то заставило его запереться так крепко, что ничто не могло убежать.
- Тогда десять минут, - холодно сказал Лукас. – И время пошло.
Она не колебалась. В тот же миг блокнот и карандаш оказались у нее в руках, и она начала рисовать, как будто весь смысл ее существования заключался в этом моменте. Она должна была запечатлеть его мощное тело, нависающее над ней и то, как свет падал на его лицо. Изгиб его брови. Ровная линия его носа. Немного жестокий изгиб его чувственного рта. Его сильная челюсть. Его пристальный взгляд, направленный на нее.
Ее сердцебиение начало ускоряться, а звук ее карандаша, двигающегося по бумаге, заполнял внезапную, глубокую тишину. Это было так легко, так естественно, что Лукас начал появляться на бумаге, как по волшебству.
- Итак, - начала она. - Я знаю, что вы с Гриффином были в разных командах, но ты…
- Никаких разговоров.
- А почему бы и нет? Я люблю поговорить, когда рисую, - она подняла глаза, заметила тени на одной стороне его лица и, быстро двигая карандашом, прикинула, как бы ей затенить его. - Надеюсь, все в порядке.
- Вовсе нет.
Она не могла удержаться от улыбки, услышав ровные нотки в его голосе, волнение от того, что после нескольких недель, проведенных с ней, он вынужден был смириться с огнем в ее крови.
- Что ты имеешь против разговоров?
- Это бессмысленный шум. Полезно только тогда, когда речь идет об обмене важной информацией, - он стоял неподвижно, как статуя, и, казалось, чувствовал себя вполне комфортно. Как будто он мог простоять там весь день, и это его не беспокоило.
Но это, конечно, вряд ли. Гриффин говорил ей, что Лукас снайпер, а это означало, что он привык к неподвижности. Привык быть терпеливым. Очень, очень терпеливым…
По ее спине пробежал холодок, и она заставила себя сосредоточиться. Нужно было проработать его глаза. Это очень важно, чтобы передать их выражение правильно, или как иначе она сможет поймать этот тысячеярдовый взгляд?
Она снова подняла глаза, изучая его. Его ресницы были густыми и удивительно темными для блондина.
- Бессмысленный шум, да? Знаешь, ты немного зануда.
Он никак не отреагировал.
- Я полагаю, тебе сказали, как он умер.
Эти слова слегка шокировали ее, заставив карандаш дернуться. Он имел в виду Гриффина и, конечно, они сказали ей. Он погиб при нападении на опорный пункт террористов где-то в Восточной Европе. Подробностей ей не сообщили, но это не важно, ей и не нужно их было знать. Тот факт, что он мертв, был важнее в тот момент. Как он умер, не имело значения.
- Так и было, - она взяла ластик и стерла не нужное. - Я не это хотела спросить.
- Почему ты вышла за него?
Ее карандаш, который в данный момент прорисовывал его подбородок, остановился на середине листа.
- Что?
- Почему ты вышла за него? - выражение его лица, как обычно, ничего не выражало, но что-то мелькнуло в его взгляде, чего она не поняла.
- Потому что я любила его конечно, - по какой-то причине вопрос вызвал у нее неловкость, поэтому она снова посмотрела на рисунок. - Обычно именно поэтому люди женятся.
- За что ты его любила? - он произнес эти слова так же, как спросил ее в первое утро, предпочитает ли она чай или кофе.
Неприятное чувство внутри нее усилилось.
- Это личный вопрос.
- Я позволяю тебе рисовать меня, а ты любишь поговорить. Это означает, что я могу задать несколько вопросов.
- Я не знала, что это будет сделка типа «услуга за услугу».
- Осталось пять минут.
Мудак. Впрочем, это не имело значения. Это не было секретом.
- Я любила Гриффина, потому что он был очень милым парнем. Хорошим человеком. Который умел отдыхать и расслабляться. Легко общался, веселился. Он поддерживал мое искусство, не пытался указывать мне, что делать, и все такое, - она подняла глаза, проверяя угол наклона головы Лукаса и избегая его взгляда. - Зачем тебе это знать?
Взгляд Лукаса был тверд.
- Услуга за услугу, Грейс. Ты рисуешь, я задаю вопросы.
Ее челюсти сжались, и она снова посмотрела на свой блокнот, сосредоточившись на стройных, сильных линиях его тела. Ладно, если он не хочет, чтобы она задавала вопросы, она не будет. Но это вовсе не означало, что она должна отвечать на его вопросы.
- Что еще ты хочешь знать? - она нарисовала форму его руки, изгиб локтя, длинные пальцы, засунутые в карманы байкерских кожаных штанов. - У нас был хороший брак, и я была убита горем, когда он умер. Да, я была верна ему, и да, он тоже был верен мне.
- Он не был счастлив.
Карандаш замедлился, сердце болезненно забилось в груди, холод пронзил ее.
Конечно, он не был счастлив, и ты это знала. Но ты отпустила это, потому что не хотела иметь с ним дело.
У нее перехватило горло, и только усилием воли она заставила карандаш двигаться.
- Ты этого не знаешь, - выдавила она, что само по себе было признанием.
- Я знаю. Он говорил мне.
Она бросила взгляд на его красивое лицо, холод внутри нее усилился.
- Что он говорил?
Взгляд Лукаса пронзил ее насквозь.
- Он говорил, что, по его мнению, в вашем браке чего-то не хватало, и он хотел большего.
Ты знала, чего не хватало. Ты просто надеялась, что он не замечал этого.
Грейс с трудом отвела взгляд, чувствуя, как внутри у нее все сжалось. Она долгое время говорила себе, что их брак был прекрасным. Конечно, за последние два года он стал больше похоже на дружбу, чем на что-либо другое. Но она думала, что Гриффин не возражал.
Ясно, что это было не так.
- Мой брак тебя не касается, - она добавила несколько дьявольских рогов на его голове, а затем начала пририсовывать ему крылья, которые представляла ранее. - Это касается только меня и Гриффина. Вообще-то, теперь, когда он умер, осталась только я, и я не хочу обсуждать это с тобой.
Лукас ничего не ответил и, помолчав еще минуту, спросил:
- Ты закончила?
Грейс отогнала все неприятные ощущения, изучая рисунок на коленях. Это был лишь набросок, но она думала, что ей удалось запечатлеть его лучше, чем накануне: мощные линии его тела, надменный наклон головы, напряженный, сосредоточенный взгляд этих голубых глаз... Хотя ей чего-то не хватало. Например хвоста и вил.
Ей вдруг расхотелось сидеть у его ног, словно попрошайке. Или нет она больше походила на насекомое, которое изучает, тычет пальцем какой-то мудак, смотрящий на нее через микроскоп.
Лукас Тейт - козел.
- Да, я закончила, - она встала на ноги, зажимая свой блокнот для рисования под мышкой. - Я закончила рисовать и думаю, что на сегодня я также закончила и с тобой.
Она не стала ждать его ответа. Она просто развернулась на каблуках и направилась к лестнице.
* * *
Лукас наблюдал, как Грейс идет по длинной галерее гостиной, высокая и прямая, ее волосы развеваются за спиной, оставив свои бутылочки с лаком для ногтей и зубочистки на его аккуратном полу. Она была одета в какое-то бледно-фиолетовое платье, которое не должно было сочетаться с ее волосами абрикосового цвета, и все же оно сочеталось, юбка кружилась вокруг ее длинных ног, причиняя ему боль по причинам, которые он не мог описать.
Чушь собачья. Ты точно знаешь, как их описать.
Его челюсти сжались, а каждая клеточка тела напряглась.
Он не должен был говорить ей все это, не должен был спрашивать ее, почему она вышла замуж за Гриффина, и он действительно не должен был говорить ей, что Гриффин не был счастлив. Но он не мог остановиться.
Она сидела на полу, свернувшись калачиком, и без промедлений водила рукой по листку бумаги. Как будто она точно знала, как его запечатлеть. Затем эти светящиеся янтарные глаза пробежали по нему, и он почувствовал, как она постепенно снимает с него все его слои. Это не должно было его беспокоить. На него это никак не должно было действовать. Но подействовало, и он не знал почему.
Женщины все время смотрели на него, но он никогда не чувствовал того, что чувствовал, когда Грейс смотрела на него. Как будто позиция, которую он считал безопасной, оказалась более уязвимой, чем он думал.
Ему это совсем не понравилось, и ему захотелось, чтобы она чувствовала себя так же неловко, как и он. Кроме того, она это заслужила. Гриффин был несчастен.
Лукас никогда не задавал вопросов и не интересовался подробностями женитьбы друга, Гриффин сам поднимал эту тему раз или два. Судя по разговорам, Грейс относилась к нему скорее как к другу, чем как к мужу, и Гриффина раздражало, что его постоянно отталкивают, в то время как его жена направляет всю свою страсть на свое искусство, а не на его.