Девочки-лунатики - Ланской Георгий Александрович 8 стр.


— Здравствуй, Мишенька. Папа с мамой не вернулись?

— Пока нет, — ответил Миша, но смотрел при этом почему-то на Карину, словно ей было какое-то дело до его родни.

— Ну, будут звонить, передавай привет, — кивнула Марго, а потом, словно опомнившись, подтолкнула Карину кулаком в спину, как маленькую. — Это, кстати, моя племянница. Тоже собирается в МГИМО поступать. Не возражаешь, если она как-нибудь вечерком зайдет, проконсультируется?

— По поводу экзаменов?

— Ну, да. Ты вечером дома?

Миша наморщил нос и неопределенно пожал плечами.

— Не знаю, честно говоря. Лучше завтра днем, часа в три. О’кей?

Улыбка у него была приятная. Карина против воли улыбнулась, подавив желание поправить волосы.

— Ну и чудненько, — обрадовалась Марго. — Она завтра забежит.

— До свидания, — ответил вежливый Миша, а потом, глядя на Карину, добавил: — Пока!

— Пока, — ответила она.

Миша шагнул в лифт. Двери закрылись, и кабинка с шумом уехала вниз. Улыбка сползла с лица Марго.

— Сучонок, — припечатала она, дождавшись, когда стихнет грохот лифта, и открыла дверь квартиры. — Входи. Погоди, я чемодан вкачу.

Карина, вздернув вверх брови от изумления, вошла в просторную прихожую следом за теткой. Навстречу выскочило лысое чучело — кошка породы донской сфинкс, прекрасная в своем безобразии, с роскошными египетскими глазами, лопоухая, как заяц. На Карину кошка посмотрела, вытаращив глаза, но не подошла. Вопросительно мяукнув, она стала тереться о ноги хозяйки.

Марго гремела замками и отпихивала кошку ногой. Если смотреть со стороны хвоста, задние лапы животного напоминали куриные окорочка, голые, жалкие, а вот глаза у донского сфинкса были просто потрясающими.

Совсем, как у соседа. Загадочные, волнующие.

— Чего это ты его так? — спросила Карина, вытряхивая из головы образ куриных окорочков, суетливо мельтешащих по квартире.

— Кого? А, Михасю-то? Да потому что он сучонок и есть. Вежливый, сладенький, как пряник. Глазки пуговками, а нутро гнилое. Из категории уродов, которые в детстве мучают кошек.

— А он мучил?

Откатив чемодан в сторону, Марго ткнула пальцем в дверь.

— Уфф… жарища какая… Ванная там. Ты, наверное, помыться хочешь с дороги… Что ты спросила?

— Я спросила: с чего ты решила, что Миша мучил кошек? Сама видела?

— Если бы видела, я бы ему, поганцу, руки вырвала!

— Тогда откуда мнение? Вроде приятный парень…

— Сама не знаю. Скользкий он какой-то, — вздохнула Марго. — И врун паталогический, это я давно поняла, как в старом мультике про Мурзилку… Ну, ты не помнишь, наверное, молода очень. Был там такой персонаж, приличный на людях, и урод внутри, так его Мурзилка на чистую воду вывел. Вот и Мишаня такой. Это говно учится в МГИМО, такой вот пердюмонокль. Смотри, как я ловко срифмовала!

— Талант, — похвалила Карина и пошла мыться.

Пока она лежала в ванне, тетка громко топала по квартире, включила телевизор, а потом удалилась на кухню греметь посудой. По этот аккомпанемент Карина почти задремала в прохладной воде. Жизнь казалась прекрасной.

За ужином Маргарита рассказала о своем новом ухажере, летчике, «разумеется, женатым на какой-то фифе», и недвусмысленно намекнула, что Карине иногда придется гулять на воздухе по вечерам.

— Он к тебе приходит что ли? — спросила она.

— Ну, не мне же к нему, — фыркнула Маргарита. — Там фифа, теща, дети. Полный комплект. Как ты себе реально представляешь эту ситуацию? Сидят они за вечерними пельменями, и тут я, с воплем: «Елочка, зажгись!»

Маргарита хохотнула, а Карина, раскапывая ложечкой салат, небрежно поинтересовалась:

— Значит, на тебе он не женится?

— Нет, конечно.

— Тогда зачем тебе это счастье?

Маргарита навалилась на стол грудью и ласково произнесла:

— Рыбка моя, доживешь до моих лет, поймешь: лучше приходящий, чем вообще никакого. Мужик должен радовать женщину, а гвоздь в стенку я и сама вколочу. Ешь, и иди, отдыхай с дороги. Завтра съездим в твое МГИМО.

В институт они действительно съездили с самого утра. Карине хотелось проникнуться атмосферой этой альма-матер, вдохнуть кипучую студенческую жизнь полной грудью, хотя она и понимала бессмысленность этой романтической дури. Ну, институт, и что?

После обеда она, как и планировала, зашла в гости к соседу, но Миша, пребывающий в жутком похмелье, особо ничем не помог, а блондинистая подружка, валявшаяся на тахте, смотрела на гостью волком, так что Карина спешно ретировалась. Вечером же ей пришлось долго гулять по двору, потому что к тетке явился кавалер: высокий, усатый, напоминающий знаменитого Мимино.

Марго, раскрасневшаяся и довольная, была гостю рада и быстро вытолкала Карину за порог, пока востроглазый кавалер отвешивал девушке дежурные комплименты. За две недели, впрочем, Марго выставляла ее всего дважды.

Оставшееся время до зачисления, Карина долго штудировала учебники, до ночи сидела в сети, выискивая ответы на самые каверзные вопросы, и, наконец, ранним утром отправилась на экзамены. В своем поступлении она ничуть не сомневалась: по результатам ЕГЭ проходила, осталось только сдать малюсенький экзамен, плевое дело!

Итоги были печальными. Из вывешенных списков, Карина узнала, что провалилась, окончательно и бесповоротно.

Марго утешала ее долго, неуклюже, убеждая, что жизнь на этом не заканчивается, но потом затихла и ушла готовить ужин. Просидев в комнате в одиночестве, Карина поплелась следом, уселась на табурет, подогнув под себя ногу.

— Что делать думаешь? — поинтересовалась Марго с деланным равнодушием. Видно, больше утешать не хотела. От кипящей кастрюли шел пар. Кошка сидела на полу и внимательно наблюдала за хозяйкой: а ну как мяска бросит?

Карина вздохнула.

Она не хотела признаваться себе, что проиграла, и тем более не хотела возвращаться в Екатеринбург. В Москве ей понравилось гораздо больше. Этот холодный город открывал такие возможности, которые ей и не снились. Однако выхода не было. Даже если она решит остаться, от Марго надо съехать в короткие сроки. Тетка не отличалась терпением, и явно не желала жертвовать личной жизнью. Нужно было срочно искать квартиру и работу.

Все это, не особо стесняясь в выражениях, Карина выложила тетке. Марго думала, помешивала варево и грызла остывший тост, сосредоточенно разглядывая плиту.

— И куда ты сможешь работать пойти? — задумчиво произнесла она. — Продавец-консультант? Или будешь в Макдональдсе вопить: «Свободная касса»? Есть еще рынок как вариант.

— Не знаю, — убитым голосом произнесла Карина. — Ну, не получится, уеду домой, что поделаешь? Можно, конечно, на курсы записаться какие-нибудь, поработать годик перед поступлением. Платно я не потяну. Нет у нас таких средств. Дома проблем хватает.

Марго помолчала, догрызла тост и решила сварить кофе.

— Честно говоря, я не особо одобряла твое желание куда-то поступать, — не поворачиваясь, сказала она. — Ну, зачем, скажи, тебе дались эти международные отношения, маркетинг и прочая лабуда? Да, я понимаю, дипломаты и все такое, престижный вуз, диплом… А дальше? Неужели карьера для женщины — самое главное?

— Я всегда хотела быть кем-то, Рит, — апатично сказала Карина. — Из кожи вон лезла. Да, я хочу себе престижную работу, хочу карьеру. Если ты намекаешь на семью, то в роли домашней клуши я себя не вижу. Да, я хотела бы остаться в Москве, хотя бы на год, попробовать зацепиться. Но куда мне пойти? Профессии нет, диплома нет… Я же ничего не умею!

Марго молчала, помешивая черную жижицу. Терпкий аромат кофе расползался по кухне, забивая запах куриного супчика. Кошка лежала на полу, поджав под себя лапы, иногда раскрывая свои ленивые глаза, чтобы обозреть окрестности, не случилось ли чего непредвиденного.

Разлив кофе по чашкам, Марго бросила критический взгляд на кипящий суп, вынула овощи из холодильника и стала щедро рубить их, бросая в громадную салатницу. Под ее быстрыми пальцами только и мелькали расчленяемые помидоры, огурцы, красный и желтый перец. Подумав, она вынула из холодильника бутылку мартини. Проблемы племянницы были безжалостно отодвинуты на второй план.

Подумаешь, не поступила? Что тут такого? Беду надо заесть и запить, и тогда из проблемы она превратится в мелкую неприятность.

Карина, которой бы и кусок в горло не полез, подперла голову рукой, пощупала ледяной лоб и уныло констатировала:

— Ну, как-то так. Придется, наверное, домой ехать.

— Чушь это все, — решительно сказала тетка. — Полно возможностей неплохо устроиться и тут. Лично я бы не советовала тебе терять год. Не можешь учиться — иди работать.

— Ха! — саркастически хмыкнула Карина. — Куда идти-то? Ты же сама про рынок талдычила.

— Ну, зачем же сразу на рынок, — ответила Марго и вдруг хищно улыбнулась. — Я вот тут подумала… Ведь есть же курсы стюардесс.

Она не заметила, как пролетел остаток лета, как пожелтели и скрутились листья кленов и каштанов.

Вопреки протестам Марго, Карина все же уехала домой, чтобы не обжирать тетку: «одинокую, несчастную женщину», как та сама себя называла, припадочно закатывая зрачки, что виднелись только белки глаз.

Родители, разумеется, поднялись на дыбы, узнав об ее планах, долго убеждали не морочить голову и поступить в приличный колледж, раз уж с институтом не вышло, или попытаться найти работу в городе.

— Далась тебе эта Москва! — кипела мать, швыряя белье в стиральную машину. — Что там, медом намазано? И что это за профессия — стюардесса?

— Бортпроводник, — машинально поправила Карина.

На душе было муторно, гадко. Она и сама сомневалась в выборе, хотя и находила довольно привлекательной мысль, как будет красоваться в отутюженной форме на высоте десяти тысяч метров, улыбаясь пассажирам бизнес-класса.

— А хоть и бортпроводник, — не унималась мать, нервно тыкая в кнопки. — Это же только название красивое. А на деле что? Официантка! Уборщица! Подавала!

— Мам, я уже все решила.

— Решила она… А то, что самолеты падают слышала? Хочешь нас осиротить с отцом?

Кажется слово «осиротить» к данному обстоятельству не очень подходило, но вспомнить нужное мать не смогла, а Карина помогать не собиралась, мрачно прихлебывала остывший чай, думая, что, возможно, мать права. В самом деле, что это за профессия? Какие есть перспективы?

Никаких. Летящая официантка. Если повезет, можно посмотреть мир. Если не повезет — будешь планировать по городам и весям России и ближнего зарубежья, маршрутом Москва-Магадан, с вероятностью выйти на пенсию в сорок пять лет. То еще утешение.

Маргариту родители не одобряли, считали безалаберной, за неустроенную личную жизнь, легкомыслие, за глаза упорно называли «шалавой» и считали, что раз за сорок лет она не смогла ни замуж выйти, ни ребенка родить, ее мнением можно пренебречь. Карина смутно помнила, что с отъездом Марго в Москву был связан какой-то дикий скандал, и мать потом несколько лет с сестрой не поддерживала связи. Помирила их только бабушкина смерть и вынужденная битва за наследство, которое оспаривал отчим Маргоши и Карининой матери, пропойца и бабник, сохранивший к семидесяти шести не только боевой дух, но и стойкую потенцию. Едва успев схоронить жену, отчим привел новую бабу, молодуху лет сорока, которая стала спешно требовать официального брака.

— Она не замуж хочет, а овдоветь, — мрачно предрекала Марго. — А потом квартиру оттяпает, и хрен мы чего получим.

Квартиру удалось отстоять. Оскорбленный отчим, правда, остался жить там до самой смерти, но права собственности не имел, что было признано судом, на который помирившиеся сестры пошли с тяжелым сердцем.

Похоже, теперь хорошим отношениям вновь пришел конец…

— А Ритке, заразе, я пасть порву за такие советы, — бушевала мать. — Ты хоть понимаешь, что стюардесса, как правило, баба с неустроенной личной жизнью?

— Почему это?

— Потому. Они же как менты, как врачи — все время на тревожной кнопке. В воздухе большую часть времени, когда семью-то заводить? И, между прочим, начальство предпочитает именно незамужних и бездетных, чтобы больничные реже брали из-за ребенка.

— Мам, полно замужних стюардесс.

— Да? Ну-ка, назови хоть одну.

— Мам, — поморщилась Карина, — ну, причем тут это? Мы не вращаемся в кругу стюардесс. Я уверена, что у них разные судьбы. Да и не собираюсь я всю жизнь летать и разносить курицу и рыбу. Я, может, еще и не пройду. А если повезет, полетаю годик, поступлю в институт, и все будет хорошо.

— За годик много чего может случиться.

— Ну что ты каркаешь! — рассердилась Карина и, с грохотом поставив кружку на стол, вышла прочь.

Неудовольствие родителей било по истрепанным нервам гораздо сильнее, чем она думала. Мать продолжала уныло предрекать всякие беды, а отец так и подавно объявил бойкот, предпочитая не общаться со строптивой дочерью. Карина думала, что зря не послушалась Марго и не осталась в Москве. Прожили бы как-нибудь до осени, ничего страшного. Но еще больше она жалела, что рассказала родителям об идее тетки. Впрочем, Марго сама позвонила, радостно чирикала в трубку, убеждая сестру в правильности выбора Карины.

«Делать вот ей нечего было, — думала Карина, предпочитая не вспоминать, что первоначально план стать бортпроводником озвучила сама. — Жила бы сейчас и горя не знала».

Тем не менее, несмотря на протестующие вопли, она решила ехать в Москву, тем более, что взбешенная непреклонным мнением сестры Маргарита заранее застолбила ей место на курсах. Требовалось только пройти собеседование и медкомиссию. Единственной проблемой оставалось только то, что курсы начинались осенью, до которой надо было дожить.

Грозовая атмосфера, расползавшаяся по квартире, гнала Карину на улицу. Она бесцельно шаталась по городу, избегая школьных подруг. Ей было стыдно, что она, одна из лучших учениц класса, осталась не у дел. Вечерами она выходила «выгулять кота», толстого белого кастрата, который весь день не проявлял к прогулкам никакого интереса, но вечерами усаживался у дверей, и, если на него долго не обращали внимания, утробно выл и царапал косяк. Во дворе кот быстро орошал кустики мальв и оставленные без присмотра машины, или сидел на клумбе, отклячив мохнатый зад, после чего брезгливо закапывал очередную кучку.

В конце августа, уже получив несколько напоминаний от Маргариты, Карина стала собираться в дорогу, игнорируя всхлипы матери и молчание отца. Разговаривать с ними не было ни сил, ни желания. Погода, словно чувствуя настроение семьи Снежиных, тоже испортилась. Несколько дней подряд дул холодный ветер, моросил дождь, а деревья, словно спохватившись, начали стремительно желтеть.

В последний день, Карина вышла прогуляться, мысленно прощаясь с Екатеринбургом навсегда.

— Каринка?

Она обернулась, увидела Леху, выгуливавшего белого лабрадора, почти до ушей устряпанного в грязи, и изобразила на лице радость, которой не чувствовала.

— Леша, привет!

Он подскочил, радостный и счастливый. Пес вертелся рядом, повиливая хвостом, проявляя максимум дружелюбия. Они вообще были удивительно похожи, особенно глазами, преданными, шоколадно-карими.

«Стану замужней дамой, обзаведусь квартирой, а потом заведу лабрадора», — решила Карина и почесала собаку за ухом.

Она вспомнила, что в школе Леха вроде бы пытался за ней ухлестывать, но делал это как-то робко, словно не определившись в своих желаниях. А потом его перехватила отважная Олеська, предложив то, к чему Карина была не готова. А вспомнив, Карина почувствовала обиду и злость. Ей захотелось уйти, но эта парочка стояла рядом, виляя хвостами от радости, если можно так выразиться.

— Я думал, ты в Москву уехала, — сказал Леха и тоже погладил собаку. Лабрадор задрал голову кверху и посмотрел на хозяина с обожанием.

— Я и уехала, — ответила она. — И снова уезжаю.

— Учиться?

— Ага, — ответила она, решив не сообщать, что учиться едет не совсем туда, куда планировала.

— Круто, — промычал он неуверенно и потоптался на месте. Карина ждала с вежливой улыбкой, не зная, как отделаться от одноклассника.

— Ну, мне пора…

Назад Дальше