— Как угодно. — Нагасена перевел взгляд на Диона Прома, который весьма внушительно смотрелся даже без доспеха, в хитоне цвета серого сланца поверх обтягивающего комбинезона. Воин жестко и неотрывно взирал на агента, однако Йасу не чувствовал страха. В прошлом они сталкивались дважды, и ни тот, ни другой не горели желанием встречаться в третий раз, но Малкадора не волновали их трения.
По-прежнему безмолвствуя, Дион принялся изучать трио спутников Нагасены.
Первым из них был легионер с черными волосами, тень которых падала на алебастровую кожу, покрытую нанесенными в детстве ожогами-клеймами. Воин по имени Антака Киваан когда-то служил библиарием в Гвардии Ворона, но теперь носил некрашеные доспехи оттенка матовой стали — цвета рыцаря без легиона. Он не уступал Прому в росте и сложении, но почему-то казался стройнее бывшего Ультрамарина.
Йасу прищурился, заметив, что Дион избегает взгляда Антаки. Пром ощутил, что его рассматривают, и глаза легионера блеснули льдом.
Второй и третий компаньоны агента, хотя и были отдельными созданиями, вполне могли считаться единой сущностью.
Госпожа Веледа, карлица от рождения, несомненно происходила с Индуа-Куша [62], на что указывали открытые черты ее морщинистого лица и орехово-коричневая кожа. Точного возраста женщины не знал никто, но она утверждала, что видела, как Несущий Молнию поднял орлиное знамя при Провозглашении Единства, и Нагасена верил ей. Веледа сидела слева от Йасу и выбивала короткими пальцами какой-то неровный ритм по отполированной столешнице, будто внимая музыке, которую слышала только она.
Охранял госпожу последний спутник Нагасены, Ямбик Сосруко — великан с кожей охряного цвета, облаченный в меха и искореженные железные кольца. Генетически он относился к мигу из Ней-Монггол [63], однако его сноровку и умственные способности усиливала громоздкая синаптическая корона, придающая гиганту облик государя древних варваров.
Пассажирский салон «Аретузы» считался просторным, но двое космодесантников и огр занимали в нем почти все свободное место. На стенах и потолке из гладкого мрамора и хромированной стали мерцали гололитовые изображения производственных планов. Каюту рассекал вдоль блестящий стол, похожий на поваленный монолит из черного оуслита с прожилками.
Бездушное, но функциональное помещение. Владение Механикума.
Когда Йасу со свитой высадились на одной из верхних летных палуб, их встретила и проводила сюда когорта таллаксов в позолоченной броне. Внутри звездолет напоминал завод: в его тесных, шумных залах скрежетали промышленные подъемники, а вдоль стен тянулись целые манипулы боевых автоматонов, выстроенных подобно статуям в гробнице первого теарха Драконьих Земель [64].
Следуя за таллаксами, гости прошли несколькими отделанными эмалью коридорами, расписанными по трафарету символами лингвы-технис, и оказались в верхнем пассажирском салоне, где их ждали хозяева «Аретузы».
У дальней стены зала держалась группа трэллов-биологис. Один из них — худощавый техножрец в алой рясе и маске с жужжащими линзами — привлекал внимание тем, что стоял в стороне от медиков Икскюля. Нервно поглядывая на Прома, он перебирал пальцами, которые щелкали и трещали, будто счетная машинка чиновника-экзактора.
«Магос Зайгман Виденс. Статистик-прогностикатор».
— Что тебе здесь нужно, Нагасена? — спросил Пром, все-таки нарушив молчание.
— Ты как всегда прямолинеен, Дион. — Йасу поправил на бедре меч с длинным, элегантно изогнутым клинком; ножны из лакированного дерева украшали нефрит и жемчуг. Оружие звалось Сёдзики, что на давно уже мертвом языке означало «честность».
— Жизнь сейчас такая.
— Да, верно. — Нагасена указал на ароматные струйки пара, вздымающиеся над кувшином. — Но прямолинейность — не повод забывать о правилах хорошего тона.
Пром покачал головой.
— У меня нет времени на твои обряды.
Йасу подался вперед и произнес:
— Так найди его.
Видя, что Дион и Икскюль осознали, почему он говорит так властно, агент начал разливать чай. Сначала он наполнил чашечки хозяев, потом обслужил себя и госпожу Веледу. Разумеется, техножрец не мог пить, но Нагасена грубо нарушил бы правила этикета, если бы не предложил ему освежающий напиток. Дождавшись, пока Пром сделает глоток, Йасу последовал его примеру.
— Хороший чай, — заметил легионер. — Очень хороший.
— Неудивительно, — сказал Нагасена. — Госпожа Веледа синтезировала заварку, основываясь на отрывке из «Кисса Ёдзёки» [65].
— Мне представлялось, что данный текст утрачен.
— Да, долго считалось, что все экземпляры сожгли в Ночь Забвения, устроенную Нартаном Думом, — подтвердил агент.
— Как же ты раздобыл копию? — поинтересовался Умвельт.
— Команды хранителей, — ответила госпожа Веледа на ломаном готике. — Работать на границе театра войны, Беотия. Найти части книги, пока Йеселти совсем не вывести Императора из себя.
Ухмыльнувшись Диону, старушка добавила:
— Страницы принести Малкадору перед тем, как твои родичи пойти в бой. Удача для нас. Легионы не беречь прошлое.
Хмыкнув, библиарий поставил чашечку на стол.
— У тебя нет более важных дел, чем возрождать утраченные сорта чаев?
— Есть, конечно, — признал Нагасена. — Но иногда необходимо отвлечься, оздоровить тело и душу. Уж ты-то после событий на Никее должен понимать, как важно равновесие. Нельзя все время думать только о смертоубийстве.
— Похоже, ты не следил за ходом кампаний, ведущихся Хорусом и другими изменниками, — проворчал Дион.
— Совершенно неверное предположение, — возразил Йасу.
— Так ты прибыл с вестями? — вмешался Икскюль. — Император сделал ход против магистра войны?
— Да, — кратко ответил Нагасена, не желая рассказывать об операции на борту «Духа мщения» и ее цене.
— Но здесь ты не поэтому, так? — спросил Пром.
— Так. Мне нужно ваше содействие в другом деле.
— Каком именно?
— Сигиллиту нужно, чтобы мы отправились в орбитальную тюрьму Камити-Сона [66] и допросили троих заключенных.
— Камити-Сона? — повторил Дион, и его лицо с четко выраженными чертами исказилось от омерзения. — Думаю, я откажусь.
Вздохнув, Йасу отпил еще немного бодрящего чая рёкуча, который, как утверждалось, оказывал омолаживающее воздействие на пять важнейших органов. Использовав эту паузу, агент собрался с мыслями и тщательно подобрал следующие слова.
— Это не простые узники.
— Легионеры? — предположил Пром.
— Смертные. Но исключительно важные для нашего дела.
— Зачем тебе «Аретуза»? — уточнил магос. Подняв руку, он с шипением приводов клетки-экзоскелета указал на Киваана и Сосруко. — У тебя уже есть корабль и воины.
— «Аретуза» располагает гарнизоном механических солдат, которые наиболее подходят для данной миссии.
— Почему?
— Малкадор уверен, что не только мы хотим получить информацию от заключенных.
— Кто еще заинтересован в них?
— Уцелевшие воины Тысячи Сынов, — ответил Нагасена.
Дион невесело фыркнул.
— Пятнадцатый легион мертв. Волчий Король позаботился об этом.
— Леман Русс тщательно подошел к делу, но, похоже, Циклоп избежал высшей меры наказания.
— И откуда же тебе известно об этом? — требовательно спросил Пром.
— Сигиллит заверил меня, что сведения получены из достоверного источника, — произнес Йасу, который поинтересовался у регента о том же самом и получил такой же расплывчатый ответ.
— «Из достоверного источника»? Больше ты нам ничего не откроешь?
— Больше я ничего не знаю.
— Любовь Малкадора к секретам погубит всех нас. — Библиарий покачал головой. — Ладно, Йасу, расскажи подробнее об этих узниках. Кто они вообще такие?
— Насколько я понимаю, в прошлом они были летописцами, — сообщил агент. — Их судно захватили, когда они бежали с Просперо перед разрушением планеты.
— Если так, то заключенные — слуги Алого Короля, — резко сказал Дион. — Как думаешь, что за информацию они скрывают?
— Точно не отвечу, но могу предположить, что она касается истинной сути примарха Магнуса. Если сыны Циклопа тоже жаждут получить эти сведения, нам определенно следует добраться до узников первыми, согласен?
Магос Икскюль подался вперед.
— Сигиллит хочет довершить то, что начал Волчий Король.
— Возможно, ты прав, — проговорил Нагасена.
— Тогда тебе понадобятся не только кибернетические воины. — Поднявшись, библиарий оперся кулаками о стол. — Тут не хватит железных людей, отвага которых выкована в кузне.
— Да, — кивнул Йасу. — Поэтому я привел ледяных людей.
Глава 8: Планетарий. Камити-Сона. Равноценный обмен
Боль — неизменная спутница любого воина, неизбежный аспект жизни, проводимой в боях. В прошлом Амон уже познавал муки плоти, терзаемой когтями и клинками, огнем и пулями, но страдания тела, перестраивающего себя изнутри, стали для него новым и неприятным ощущением.
Хатхор Маат обещал, что советник не испытает боли. Он солгал.
Пока адепт Павонидов восстанавливал раздробленный хребет Амона, тот отчетливо чувствовал, как трутся друг о друга все кусочки позвонков. Ни одно химическое или псионическое средство не могло ослабить пылающее внутри советника пламя страдания; казалось, его тело от основания шеи до таза пробили раскаленным добела железным прутом.
Все мышцы Амона напрягались, по заново выращенным нервам проносились электрические токи мучений. Легионер говорил себе, что страдание — хороший знак: его мозг понемногу начинает чувствовать тело ниже шеи.
Но теперь он видел в павонидах не целителей, а пыточных дел мастеров. Усилием воли советник вывел свой золотой трон жизнеобеспечения из «Грозовой птицы», и терзатели потянулись за ним, словно прихвостни.
Высадив его, десантный корабль взмыл над Обсидиановой Башней, вокруг которой увивались жаркие, как лихорадка, эфирные ветра. Зефиры строили козни, судача между собой.
Вершина цитадели примарха из объятого огнем шипа превратилась в плоский диск глянцевитого черного камня, словно кто-то снес шпиль одним стремительным ударом клинка. На обнажившейся поверхности Амон увидел вырезанные сигилы и линии, пересекающиеся между собой. Он не узнал эти мистические фигуры, но при взгляде на них искалеченное тело советника вдруг сотрясли мышечные спазмы.
Магнус, облаченный в одеяния Храмового Магистра всех культов, стоял на коленях спиной к гостю.
— Мой господин, — позвал Амон.
Выпрямившись, примарх повернулся к нему.
В пирамиде советника Алый Король вел себя отрешенно, рассеянно, но сейчас все изменилось. Перед Амоном стоял Магнус, которого воин знал и любил в лучшие годы. Тот самый Магнус, что завоевал Гору народа агхору и гордо отвечал Императору Человечества на Никейском Совете.
Легионеру неодолимо захотелось преклонить колени, и он заворчал от боли, когда изломанное тело попыталось подчиниться этому укоренившемуся в сознании требованию.
— Мой сын, мой верный помощник, — произнес Циклоп. Подойдя к трону, он взял советника за плечо. — Мой друг.
— Мой господин, — повторил Амон.
— Сегодня мы начинаем заново, — сказал примарх.
Отвернувшись, он начал обходить вершину по румбам розы ветров. Пока Магнус перемещался между четырьмя основными точками, воин все яснее видел структуру чар, вплетенных в само вещество башни. Мощь заклинания потрясла советника.
— Начинаем что? — уточнил Амон, перелетев на золотом сиденье к центру площадки.
— Ты был прав, — сказал Алый Король. Шагая по кругу, он изящно огибал рунические символы, чтобы не нарушить их взаимного расположения, наполненного геомантической значимостью. — Так продолжаться не может. Стараясь сохранить знания любой ценой, я слишком углубился в процесс и не сознавал, что творится со мной. Но теперь мне понятно, как следует поступить.
В цитадели накапливалась энергия, потоки которой струились вверх и пронизывали каждое живое существо внутри твердыни. В некий момент нематериальные камни ее кладки завибрировали от эфирных резонансов, и у советника заныли зубы. Тут же Амон ощутил болезненные прострелы в спине: костная ткань его позвоночника начала срастаться быстрее.
На краю поля зрения мелькнули открывшиеся вещему взору картины, фантомные образы несостоявшегося будущего. Город из черного стекла, где чья-то душа билась с самой собой; важные, но нежеланные обязанности и цель, рожденная в смерти; бесконечный горизонт покрытого океаном мира, вид которого пробуждал глухую тоску…
Вновь обретя провидческий дар после долгой слепоты, корвид не желал отворачиваться от панорамы грядущего, но все же заставил себя. Его внимания требовало настоящее, ибо будущее творилось сейчас.
— Что происходит? — спросил он.
— Пробуждаются силы нового начала, — ответил Магнус. — Возможное бурлит в эфире, жаждая стать реальным.
— Но что мы начинаем? — вновь уточнил советник.
— Друг мой, когда мы в последний раз вместе странствовали по Великому Океану?
— Еще до того, как Волки погубили Просперо.
— Слишком давно, Амон, слишком давно! — произнес Циклоп, охваченный лихорадочным возбуждением. Он предвкушал исполнение своего плана, подробностями которого так упрямо отказывался поделиться. — Прежде мы с тобой шествовали среди звезд подобно богам, помнишь? Кочевали по эпохам и мирам, как коллеги-исследователи самых дальних берегов. Созерцали рождение галактик и наблюдали за тем, как тускнеют и угасают последние звезды — танцоры на краю времени. И мы испытаем все это вновь, сын мой, — я видел грядущее!
Энергичность примарха оказалась заразительной, и при мысли о том, что он с отцом еще раз помчится по Великому Океану, покинув хрупкую, гниющую клетку из мяса и разбитых костей, у советника радостно забились сердца.
— Куда мы полетим? — поинтересовался Амон. Он уже поднимался в Исчислениях, готовясь высвободить тонкое тело из физической плоти.
Вернувшись к воину, Магнус опустился рядом с ним на одно колено.
— Лоргар был прав, — сказал примарх. — Ты был прав. Труды по воссозданию запасов мудрости Просперо убьют меня. Я уже умираю. Но, думаю, есть другой путь.
— Что за путь?
— Такой, который мы проложим вместе, — ответил Циклоп, отойдя в центр мистических начертаний. — Начнем с одного места в глубине Великого Океана.
Амон моргнул, неожиданно заметив вокруг сотни существ. По окружности вершины стояли писцы, которых советник последний раз видел в фантомном Зале Амун-Ре, — слабейшие осколки души его прародителя.
Некоторые пылали ярко; многие трепетали, как догорающая свеча. Все они разом направились к центру диска — туда, где ждало целое, некогда ими утраченное. Одни ступали широко и уверенно, другие ковыляли, будто калеки.
Создания уже не скрывали лица под капюшонами. Рассмотрев их, Амон почувствовал, что уверенность покидает его. Перед советником предстала каждая ипостась Магнуса: его величие и злоба, благородство и высокомерие. Воин узрел корыстность и добродетельность, дикость и просвещенность — все, что таилось в темных уголках сущности примарха.
— Теперь ты видишь, кто я на самом деле, — произнес Циклоп.
Легионеру хотелось отвернуться, сохранить в памяти непогрешимый идеал Алого Короля. Разве есть на свете сыновья, желающие убедиться, что их отец — не бог, каким они воображали его?
— Я больше не могу оставаться раздробленным, — продолжал Магнус, пока писцы сжимали кольцо вокруг него. — Больше не могу отрицать собственную смертность. Если Ариман добьется успеха, я обрету цельность; если же он потерпит неудачу, я обращусь в ничто.
Осколок души, первым добравшийся до примарха, шагнул в него и снова превратился в неотъемлемую часть Циклопа. Тот запрокинул голову; сияющие, как звезды, создания продолжали вливаться в Алого Короля. Поглощая их, Магнус становился выше, оживленнее, реальнее.