— Да, у Аримана, — подтвердил Лемюэль. — Он называл ее «Триумфы Висконти-Сфорца». Мне казалось, другой такой колоды не существует.
— Правда, — кивнула Веледа. — Та книжка дьяволовых картинок сделана для людей с золотом и властью. Эта есть колода де Жебелена [90], волшебника второго тысячелетия. Он считал, рисунки на картах придумали древние жрецы Гипта в «Книге Тота» [91].
— Когда-то я искал этот том, — заметил Гамон.
— Лучше для тебя, думаю, не находить его.
Гадалка сдала новую комбинацию. Пробежав взглядом по картам, она покачала головой и убрала листки в колоду.
— Впервые де Жебелен узнал о картах в земле франков, куда их занесли катерические владыки Римея. Он подумал, что колода есть божественная, и написал о ней «Monde Primitif» [92], которая временно погибла в кострах кардинала Танга.
— Временно погибла?
— Воины Тысячи Сынов найти копию в руинах Аккада [93].
— Значит, и ее нужно сжечь, — заявил Виддоусин, шагнув в каюту. Ямбик Сосруко низко заворчал, и басовитый гул отдался в позвоночнике Лемюэля.
Не обращая внимания на воина, карлица продолжила:
— Де Жебелен обнаружить мистическую связь между колодой из двадцати одного Триумфа с Шутом и древним языком ангелов из двадцати двух букв.
— Енохианским, — кивнул Гамон. — Читал в «Liber Loagaeth» [94].
— Не в «Claves Angeliсае» [95]?
— Так и не сумел отыскать ее.
Госпожа Веледа кивком указала на книжные полки.
— Возьми мою.
У Лемюэля отвисла челюсть. Он хотел встать, но Ольгир Виддоусин схватил его за плечо и удержал. Гамон даже не почувствовал, как Волк подошел к нему.
— Никаких книг.
— Но…
— Никаких книг, — повторил фенрисиец и надавил на ключицу Лемюэля так, чтобы тот ощутил боль.
Летописец поднял руку.
— Хорошо, никаких книг.
Ольгир своим вмешательством напомнил Гамону, что он живет под постоянным наблюдением. По сути, с ним обходились, как с пленником.
Карлица пожала плечами и как ни в чем не бывало снова сдала карты.
— Скоро потом безликий предсказатель по имени Эттейла [96] разгадать последние тайны колоды — как заставить ее говорить, но, больше важно, заставить ее слушать.
— Карты не умеют слушать, — возразил Лемюэль.
— Нет? — Гадалка выложила на столик еще восемь листков: семь лицом вниз, один — вверх. — Тебя они уже слушают. Глянь.
Потерев плечо, на котором уже проступил синяк, летописец посмотрел на верхнюю карту. Она прежде не встречалась ему ни в одной колоде, но изображение на ней Гамон узнал сразу же.
Гигантский пик из пыльно-желтого камня. Его вершина пронзает облака яркого коричневого неба.
— Гора, пожирающая людей, — сказал Лемюэль.
Глава 14: Поход. Вдоволь Скорбей. Гора
«Сколько времени прошло?»
Первыми среди систем доспеха отказали хорологи, поэтому Амон не знал, сколько времени уже разыскивает отца на Планете Чернокнижников. Если судить по скрежету сервоприводов и ржавчине, разъедающей броню, — целые годы.
«Или я только недавно покинул развалины Обсидиановой Башни?»
Время в пределах Великого Океана текло странным образом, и многие легенды повествовали о путниках, сгинувших в темпоральном хаосе. Одни странствовали по волнам эфира лишь день, но по возвращении обнаруживали, что империи, знакомые им, уже рассыпались в прах. Другие, напротив, появлялись из имматериума за века до своего рождения и оказывались чужаками в прежде родном краю.
Заскорузлое от пыли тряпье, которым советник покрыл сбоящие доспехи, затрепетало на ледяном ветру, как только Амон вышел из руин кристаллического храма Гноф-Кеха [97].
До него здесь побывал Циклоп, одинокий и потерянный.
И всюду, где проходил Алый Король, начинались чудеса.
Каждый раз, когда Магнус творил заклятия, эфирные ветра разносили вести о них тем, кому хватало сил и умений понять шепот варпа. Воин шел по следам каждого из подобных слухов, мучимый не только болью в искалеченном теле, но и чувством вины. Амон сознавал, что это из-за него отец поддался безумию.
В своем, казалось, бесконечном походе легионер повидал немало великого и ужасного. Ему открывались грехи прошлого и разнообразные варианты будущей гибели; он видел картины несравненной доблести и страдал, внимая отголоскам невообразимо чудовищных деяний. Амон сражался в бессчетных битвах и повергал орды монстров, но неизменно оставался в двух шагах позади Алого Короля.
Порой в самые мрачные часы советнику казалось, что отец не хочет, чтобы его нашли. Всякий раз, когда подобные мысли всплывали из непроглядных глубин разума, воина охватывало отчаяние, но затем какой-нибудь свежий слух дарил ему новую надежду и побуждал идти вперед.
Так Амон пришел к Гноф-Кеху, младшему павониду, который прежде владел лишь немногими из чар своего братства. Теперь же ветра эмпиреев шептали о том, как он поднял из мертвых десятки тысяч древних кристаллических трупов, чтобы построить титанических размеров оссуарий [98] из переливающегося стекла. Зефиры рассказывали, как Гноф-Кех развязал войну против братьев с Просперо, атаковав их армией неуязвимых существ — ихити, созданных изо льда и дыхания.
Стараясь не поддаваться слепой надежде, Амон счел такие известия ложными, но все же направил «Грозовую птицу» к их источнику, следуя за бормочущими ветерками. Десантный корабль, как и его хозяин, понемногу менялся в этом диковинном мире: силуэтом штурмовик уже напоминал ястреба, а манерой полета — не стремительного хищника, а терпеливого охотника.
Увидев кристаллическую костницу, легионер немедленно узнал в ней творение эфирного искусства Циклопа. Его мощь сверкала во всех отражениях и ярких, как звезды, искорках света на гранях здания.
Гноф-Кех закрыл врата перед пришельцем, поэтому советник призвал свою колоссальную силу и начал разрушать блистающую твердыню по кусочкам. Тогда из распадающейся крепости выступило многотысячное воинство ихити, но помощник примарха оскорбительно легко разделался с этими бесталанно созданными тварями. Их направляла слабая воля, и Амону не составило труда развеять чары, наделившие существ жизнью.
Пройдя через ряды рассыпающейся армии, советник заковылял к башне из чистого сапфира. Гноф-Кех попытался дать ему отпор, но, по сути, только проявил непокорность — он никак не смог бы одолеть адепта с навыками и хитроумием Амона.
Когда советник приставил ритуальный кинжал к горлу врага, тот напоследок поведал о встрече с магом в красном облачении, хранившим при себе серебряный ключ на разорванной цепочке. Чародей прятал лицо под переливчатой завесой и явно обладал невообразимым могуществом, но павонид не знал ни его имени, ни того, откуда он пришел.
Обливаясь слезами, Гноф-Кех рассказал Амону, как лгал безымянному магу о дружбе и братстве, чтобы задержать гостя у себя и раскрыть тайны его дара.
— Слепой глупец, ты ничему не научился, — произнес советник, глубже надрезав глотку неприятеля. — Ты заполучил в союзники бога, и все же я разрушил твои заклятия в одно мгновение.
— Кто это был? — с мольбой спросил павонид; при каждом слове из-под клинка, поворачивающегося в его шее, брызгала струя крови. — Я должен знать.
— Тот, кто породил нас всех.
— Нет! — Вместе с криком изо рта Гноф-Кеха вылетел глянцевито-красный сгусток пенящейся мокроты. — Я его сын… Я узнал бы его…
— Он не узнает сам себя, — возразил Амон, крепче сжав рукоять атама. — И ты — не сын Магнуса.
— Подожди… — взмолился павонид. — Он еще здесь…
— Где? — требовательно спросил советник, ослабив давление на кинжал.
— Ушел… глубже… в долину… — произнес Гноф-Кех, применяя свое жалкое искусство, чтобы остановить поток крови, хлещущей из горла. — Следует… течению… реки звезд…
Советник, не дав павониду возможности исцелить рану, резким движением разрезал ему шею до хребта и бросил труп на поживу кружащим над головой варп-скатам и многоглазым червям, которые уже вылезали из земли. При жизни Гноф-Кех был никчемным адептом, но все же его тело пропиталось эфирной энергией, и твари не стали отказываться от столь редкого мяса.
Покинув расколотую костницу, советник зашагал по тропе, змеящейся в глубь долины — мерзлого лабиринта стенающих ледников и промороженных теснин, где разносились отголоски воя вендиго [99].
Он ощутил, что из сокрытого сердца гор вытекает невидимая река беспримесной энергии Великого Океана. Когда мощь варпа замерцала перед глазами воина, он мгновенно понял, почему Магнус решил отыскать ее источник.
Нигде не задерживаясь, легионер болезненно хромал к упирающимся в небо вершинам. Спустя много дней, коим Амон потерял счет, он вскарабкался за облака, но боль в позвоночнике стала настолько невыносимой, что ему приходилось ползти на окровавленных ладонях и саднящих коленях. И все же он не останавливался, пока силы не оставили его.
Мерзлое плато — пороговая область, где преграды между мирами были тоньше мысли, — открылось ему как раз в ту минуту, когда он подумал о возвращении. Стеклянистую поверхность площадки, усеянную поваленными мегалитами, расчерчивали колоссальные геометрические фигуры. Нечто подобное в старину создали насканцы [100] — вымерший народ, который неразумно жаждал привлечь к себе взоры богов.
По плато текла пенящаяся река, сиявшая в свете звезд; начало она брала в развалинах громадного дворца, неприятно знакомого Амону. Когда-то грандиозные чертоги и внушительные колоннады с течением немыслимого не-времени осыпались настолько, что прежние их очертания едва угадывались.
Река струилась по вырезанным в скале линиям — то резво и прямо, то лениво петляя. Где-то ее поток образовывал маленькие озерца, а где-то стремительно несся, вспоротый обломками кладки.
«Неужели Магнус здесь?»
Страдая от боли, советник поднялся на ноги и вдохнул полной грудью воздух, напоенный энергией. Амон заковылял по плато, чувствуя, что каждый изгиб тропы может открыть ему нечто новое, нечто непознаваемое. Фантомы иных миров мелькали на краю поля зрения, дразня Амона миллионами картин неведомых мест и эпох. Единственный неверный шаг унес бы воина за пределы всего, известного ему прежде.
«И кто знает: возможно, этот шаг уже сделан?»
— Я ищу Магнуса Красного! — воскликнул легионер, и эхо его голоса провалилось в трещины между мирами. Каких пределов достигнут слова Амона? Кто услышит их, как поступит под их влиянием? Люди создавали целые религии на основе гораздо более скромных откровений. Осознав, чем могут отозваться бездумные речи в месте, наполненном подобной мощью, советник замолчал.
Он сосредоточился на ходьбе, следя за тем, как его стопы поочередно поднимаются и вновь опускаются на твердую поверхность. Левая нога искривилась, правая твердо и уверенно отталкивалась от промерзшей скалы. В корке льда отразилось исхудалое лицо Амона: за десятилетия поисков опустошенный воин почти утратил надежду и превратился в тень себя прежнего.
«Десятилетия? Скорее века…»
Ветер принес тихий протяжный стон — или причитания?
Подняв глаза, легионер увидел, что из руин дворца выходит похоронная процессия. Создания в присыпанных пылью траурных багряных рясах, скрывающие лица под капюшонами, несли на плечах громадный одр из щитов. С каждой стороны носилки держали по семь участников скорбного хода, еще один возглавлял шествие.
У его лица парил массивный гримуар, страницы которого переворачивались сами по себе, и, пока группа шагала вдоль течения реки, ее лидер читал вслух. За процессией тянулись эфирные призраки, воплощавшие раскаяние; когда Амон захромал вперед, муки от ран впились в него с прежней яростью.
Плакальщики остановились возле крутой излучины, где над бурлящим потоком висела пелена водяной пыли. В речной пене мерцали образы иных мест и других времен — светлых краев, что не ведали войн и страданий.
Подойдя ближе, Амон понял, что на щитах покоится тело космодесантника в багряной броне с отделкой цвета слоновой кости. Руки ему скрестили на груди, поверх них возложили шлем.
— Утизаар, — произнес советник.
Существа вскинули головы, и под их клобуками легионер увидел разные лица Магнуса: бледнокожие или покрытые рубцами, отмеченные татуировками или клеймами. Объединяло созданий лишь то, что каждому из них в наказание за убийство вырвали и второй глаз. Пока слепцы оборачивались к Амону, он подступил к лидеру процессии и сдернул с него капюшон.
У воина перехватило дыхание.
Перед ним предстал Алый Король. Не ипостась, не осколок примарха, но он сам. И все же советник не заметил во взгляде отца ни проблеска узнавания, только ужас.
Нечесаная копна волос Циклопа свалялась, как у дикаря, кожа посерела: горечь потери лишила его жизненных сил. Он единственный из существ-аспектов сохранил зрение и смотрел на Амона со злобой, ошеломившей легионера.
— Отец… — начал тот.
— Ты! — рявкнул примарх, ткнув его пальцем в грудь. — Рыцарь Магнуса! Из тех, кто возомнили себя богами! Вы обещали людям просвещение, но принесли только тьму и погибель! Что за высокомерие! Что за гордыня! Как вы смели поставить себя выше всех остальных?
— Нет, всё не так…
— Я потерпел неудачу, — сказал Циклоп, и его гнев сменился усталостью, проникшей до глубины души. — Зашел слишком далеко, не послушал предостережений тех, кому было лучше знать. И погубил всех нас.
— Мой господин!.. — вскричал Амон.
Меж тем плакальщики сняли с плеч одр из щитов, готовясь спустить тело Балека Утизаара в реку.
— Никакой я не господин, — отозвался примарх, опустившись на колени у кромки воды. — Может, в прошлом я и был достойным человеком, но теперь я никто.
— Нет! — Легионер встал на колени рядом с прародителем. — Вы — Магнус Красный, повелитель Тысячи Сынов. Вы — Алый Король, мудрейший среди нас, и вы нужны нам больше, чем когда-либо. Вернитесь, пожалуйста!
Примарх взглянул Амону в глаза, и на долю секунды воин увидел в нем прежнего отца.
— Его больше нет, — сказал Магнус, указав на павшего. — Скоро мы тоже уйдем, и Вселенной будет спокойнее без нас.
Осколки Циклопа выпустили носилки, и поток унес их вместе с мертвым Утизааром. Пока легионер смотрел вслед телу, водовороты поглотили добычу и утащили ее в неизведанные пучины.
— Я убил его, — промолвил Алый Король. — Так же, как убил всех моих сыновей.
— Нет, — повторил Амон. — Вы и только вы можете спасти их.
— Раньше — да, но теперь эта задача выпала другому.
— Ариману?
Магнус поднялся, но не ответил. Плакальщики окружили советника; прочтя на их безглазых лицах свой удел, воин попытался встать, но примарх удержал его, взяв за плечи.
— Лучше нам всем без промедления покинуть сей мир, — произнес Магнус. — Сойти в забвение, пока мы не причинили еще больше вреда тем, кого любим. Пора нам умереть.
Присыпанные пылью существа обступили Амона, схватили его за руки и шею. Легионер забился, стараясь применить пси-способности, но его дар исчез, сгинул в завывающей пустоте.
— Молю, отец, вернись к нам! — прокричал советник. Слепые осколки бросили его в реку.
Воину показалось, что он пробил своим телом стену льда.
Резкое погружение в стылую воду парализовало Амона, мгновенно заморозило легкие, а течение закружило его, спеша позабавиться с новой игрушкой. Жадные руки вцепились в него снизу и потащили на дно, к мертвецам.