— Все в этом мире противоречиво, — сказал легионер, всматриваясь в облака. — Его душа еще не сформировалась.
Небо не ответило ему, однако серокожие големы за спиной воина заплакали: злобные ветры, пройдя сквозь их тела, на мгновение распахнули двери тюрьмы воспоминаний.
— Он рождается заново с каждым вдохом, — продолжил Амон, повернув к себе ладони, залитые красной артериальной влагой. Душа жертвы улетучилась в варп, как струйка дыма. — Вероятно, проблема таится здесь.
Очередное гадание завершилось ничем.
Очередное окно в будущее раскололось.
Легионер гадал на астрологических часах, насыщенных эфиром флектах, больных печенках, сожженных сердцах, неочищенных глазах, но грядущее оставалось неуловимым. Корвиды ослепли, их дар невиданно ослабел, а безмозглые Пирриды меж тем упивались мощью в лучах величия примарха.
Скрупулезно вычерченные Амоном звездные карты оказались совершенно бесполезными: небеса говорили загадками, к которым воин не мог подобрать ключа.
На руинах Тизки, где рыскали демоны, он ценой ужасных потерь собрал песок для несравненных провидческих линз, но стоило настроить их на Терру, как стекло разлетелось в мелкое крошево, а легионер почти окривел. Менее притязательный ученый счел бы случившееся добрым знамением, однако Амона не интересовало ничего, кроме истины.
Любые его усилия завершались ничем. Светила тонули в блеске с востока, где воссиял новорожденный бог в смертном теле. По крайней мере, так утверждали огненные образы, но даже глупцы знали, что пламени нельзя доверять.
Корвид мысленно поднялся в третье Исчисление, ища ясности и понимая, что не обретет ее. Только не здесь и не сейчас.
Только не в одиночку.
Легионер искал ответы, необходимые для выживания Тысячи Сынов. Ответы, которые его господин мог найти за один удар сердца, но не хотел. Азека выводило из себя бездействие Магнуса, но Амон и после гибели Просперо считал, что примарх разбирается в происходящем лучше, чем его отпрыски.
Даже в сравнении с Ариманом.
Особенно в сравнении с Ариманом.
Алый Король недавно упомянул об успехе главного библиария за гранью реального мира. Известие о скором возвращении Азека не обрадовало Амона: советник и без прорицания видел, что они ступают по разным дорогам, которые неизбежно приведут к кровопролитию.
Над балконом промчалась стайка переливающихся демонических скатов. На бледном брюхе каждой варп-манты шевелились влажные нарывы; раскрываясь, они превращались то в пучки глаз, то в невнятно бормочущие рты. Песня созданий дразнила восприятие легионера — казалось, если правильно вслушаться в нее, тебе откроются великие и ужасные тайны.
Далеко внизу под летающей пирамидой расстилалась изломанная поверхность планеты, уходящая к бесконечно далеким горизонтам. Амон еще не видел двух одинаковых участков ландшафта, и, насколько он понимал, пейзажи в этом мире вообще не повторялись. На мощных ясновидческих приборах советника возникали неистовые алмазные океаны, что обрушивались сверкающими приливами на громадные острова из окостеневших тел божеств; извилистые лабиринты, которые с головокружительной стремительностью убегали вниз, к самому ядру; водопады из визжащих лиц, извергающиеся в небеса.
Движением мысли легионер повел свою исполинскую обитель вниз. Громада пробила облачный слой, и Амон узрел безумный рельеф планеты, на которую их перенес примарх.
В небо, расчерченное эфирными штормами, били молнии, исторгаемые непрерывно меняющимся миром. Каждый его вдох сулил новые свершения, любой выдох казался актом могучей силы. Воин видел черные горы, железные пустыни, металлические руки и невнятно лопочущие леса, где тени рассказывали валунам истории о стародавних богах.
Ландшафт испещряли рифленые башни из серебра и золота, хрусталя и камня, стали и стекла — гигантские шпили, воздвигнутые псионическими умениями и волей их хозяев. Тот, кто мог запомнить расположение и внешний вид твердынь, вскоре обнаруживал, что они находятся в других местах и выглядят немного иначе.
Одни башни уходили в кору планеты так же глубоко, как высоко вздымались к небесам. Другие парили на гребнях световых волн или держались на иных невероятных конструкциях, возможных только в измерении, где законы природы значили меньше, чем ничего.
Амон смотрел на колдовские шпили своих братьев — последних воинов когда-то славного XV легиона, уцелевших после нападения Волчьего Короля.
«Но не самых последних…»
Под пепельными тучами на пустошах, где скрывались ожившие кошмары и ужасные жертвы перерождения плоти, избежавшие очистительного пламени фанатиков-павонидов, искрились развалины Тизки. Там же высились пирамиды Пяти Братств, вернее, их ржавые каркасы, груды изъеденной стали и битого стекла. По выжженным дотла зданиям плясали зловещие разряды молний, отражаясь в миллиардах зеркальных осколков, разбросанных среди руин.
В сердце воина жарко вспыхнул привычный гнев.
— Вы заплатите за то, что сделали с нами, — произнес Амон, переведя взгляд на единственный неизменный объект этого мира.
На фоне измученного неба четко вырисовывался грозный силуэт лишенной окон цитадели из обсидиана. Самой высокой в Галактике.
Приливы эмпиреев разгладили ее поверхность касаниями невидимого света.
Башня Циклопа.
Обитель Магнуса Красного.
Слово «библиотека» не передавало всего великолепия Галереи Пергама.
Ее освещенные стены тянулись вширь и вдоль, не подчиняясь топологии реального мира. Отделанные серебром и золотом книжные шкафы ломились от гриму-аров, кристаллических пластин, блоков деревянных гравюр, резных костей и перетянутых шнурками рукописных свитков.
Сияние множества солнц ртутью изливалось на отполированные полы, блистая на исполинских статуях богинь с медными манускриптами и радужно сверкающими перьями в руках.
Если бы существовал рай на земле, там построили бы именно такую библиотеку. И создать ее могли бы как раз те два непостижимых великана, что шагали сейчас по изукрашенным залам галереи.
Они беседовали, как старые друзья при случайной встрече, но их появление здесь не имело ничего общего с совпадениями. Обоих окутывали коронные разряды — исполины присутствовали тут не во плоти. Их тела состояли из света, мглы и огня, ставших вместилищами душ. Форму им придавала несравненная воля, подкрепленная общим стремлением.
Магнус Красный сбросил материальную оболочку еще на Просперо и, согласно всем применимым определениям, стал самотворящим божеством. Облаченный в иллюзорные одеяния бледно-голубого оттенка, он все же сохранил ярко-красный цвет лица, алые волосы и знакомый образ одноглазого гиганта.
Во всех иных аспектах он претерпел обновление.
Примарх-воин исчез, остался лишь Магнус-ученый.
Лоргар Аврелиан, напротив, выглядел как боевой король. Его багряный доспех с золотыми строчками текста переливался в лучах многочисленных солнц. В руке он держал булаву на длинной рукояти: эта палица уже вкусила крови его братьев и жаждала еще. Несущий Слово держался подобно воину, но при виде бездонных запасов мудрости в Галерее Пергама его глаза светились искренним восторгом.
— Сложно поверить, что ты спас столь многое… — сказал Лоргар.
— А, это? — отозвался Алый Король, борясь с печалью, что грозила поглотить его. — Тут около шестидесяти миллионов воссозданных по памяти томов, малая доля каталога средней тизканской библиотеки. Из-за Волков мы лишились знаний в объемах, которые на множество порядков превосходят собранные здесь.
— Но у вас есть что-то еще? Другие книгохранилища?
— Надеюсь, они появятся.
— «Надеешься»?
— Я немало выведал об этой планете, но еще не раскрыл всех ее секретов, — пояснил Магнус.
Аврелиан застыл, пораженный его словами.
— Кажется, я никогда прежде не слышал от тебя чего-то подобного.
— А именно?
— Того, что тебе известно не всё.
Печально улыбнувшись, Алый Король зашагал дальше.
— Времена изменились, брат. Изменился и я.
Лоргар последовал за ним, и Магнус ощутил, что родич осторожно изучает его. Повелитель XVII легиона тоже переродился, хотя Циклоп и не вполне понимал, насколько серьезно. В нем еще сохранились черты самодовольного фанатика, с которым Алый Король разговаривал на борту «Фиделитас лекс», но потери смягчили характер Аврелиана, а победы возвысили его.
Несущий Слово вновь остановился и взял какой-то роман с золотой полки.
— «Янтарный регент» [38]. Не слышал о нем.
— Осторожно, брат, — предупредил Магнус. — Это проклятая история внутри другой истории. Легенды гласят, что первая же ее строчка сведет читателя с ума.
— Правда?
— Кто знает? Я даже не открывал эту книгу.
— Тогда зачем хранишь ее?
— Потому что могу и потому что должен, — ответил Алый Король с задумчивыми, менторскими нотками в голосе. — Брат, накопление знаний — непрерывный процесс, и я обязан поддерживать его ради тех, кто придет после меня.
— Грандиозно мыслишь. Но для чего возиться с романом, который нельзя прочесть? — спросил Аврелиан, возвращая томик на место.
Циклоп сокрушенно вздохнул.
— Боюсь, общение с Заветом убило в тебе радость познания. Жрецы всегда страшились книг как источников новых радикальных идей и неисчислимых возможностей. Видя такую опасность, священники пытались запрещать литературу, скрывать ее от населения. Я смотрю на вещи иначе. Для меня каждое произведение — хранилище мудрости, существованием которого нужно восхищаться. Владение любой книгой само по себе награда, а достойная история способна облагородить ее читателя.
— Все так же наставляешь меня, — отозвался Лоргар, но Магнус понял, что родич не уловил сути урока.
Отвернувшись, Алый Король пошел между стеллажей. Касаясь переплетов кончиками сияющих пальцев, он на ходу впитывал содержимое томов. Изящная поэзия Галлаброса, вопросы небесной механики «Sidereus Nuncius» [39], работы великих драматургов Альбиона, повествования о давно сгинувших краях, родословные царей и императоров… Все новые знания вливались в Магнуса, и его черты разглаживались. Но стоило Циклопу задержаться у сборника трудов несравненного трагика и уловить отрывок внутреннего монолога Безумной Королевы, как лицо примарха вновь омрачилось. Строчки, шепотом слетевшие с его губ, казались написанными только что:
Я сплел силки: умелым толкованием
Снов, вздорных слухов, лживой болтовни
Я ненависть смертельную разжег
Меж королем и моим братом… [40]
— О чем ты? — не понял Аврелиан.
— Это цитата. Из пьесы, которую я видел много лет назад.
— Ты как будто не вполне уверен.
— Отнюдь. — Алый Король опустил руку. — Я все помню. Подмостки возвели у пирамиды Фотепа. Дневной свет угасал, и сцену озарял единственный прожектор. Роль самой Безумной Королевы исполняла Коралин Асеник, играла она исключительно талантливо.
Хорошее воспоминание из лучших времен.
«Почему же мне кажется, что я узнал о том событии, а не пережил его?»
— Жаль, что ее направили во флот Фениксийца, — пробормотал Лоргар. — Его воины дурно обошлись со смертными.
— А твои — нет? — бросил Магнус, избавляясь от странного ощущения.
— Ты действительно изменился, — с ухмылкой произнес Аврелиан, игнорируя вопрос брата. — Твоя внешность всегда была непостоянной, зависела не только от тебя, но и от наблюдателя, однако сейчас ты выглядишь каким-то… незавершенным.
Циклоп кивнул. Как легко он забыл, что пылкий и ревностный в вере Лоргар, непрерывно изрекающий апокалиптические пророчества, зорко подмечает сокрытую суть вещей. Впрочем, сейчас Магнусу не хотелось рассуждать о своей мгновенной слабости.
— После гибели Просперо я больше не желаю постоянно пересоздавать себя, — сказал он вместо объяснений.
— Твою логику можно назвать порочной.
— Почему?
— Поступая так, ты отвергаешь свою истинную природу. Ты живешь на планете безграничного потенциала, но цепляешься за единственную ипостась, отрицая законы своего существования.
— Очередная проповедь, брат?
— Нет. Просто напоминание о том, что ты знаешь и сам.
Лоргар помолчал, собирая все те же избитые аргументы для речи, которую уже не раз произносил в Обсидиановой Башне.
— Пантеон может помочь тебе, — начал он. — Изначальный Уничтожитель всемогущ, его триумф неизбежен. Уж ты-то должен это понимать? Я странствовал дальше, чем кто-либо из царства смертных. Я узрел правду о Вселенной, что едва не стоило мне жизни. Брат, я знаю, что ты тоже видел истину. Так зачем же хранишь верность бренному миру, если мир потусторонний предлагает тебе гораздо больше возможностей? Магнус, мы с тобой вестники нерожденных владык. Мы — грядущие божества.
Алый Король продолжал идти. Он неоднократно слышал эти доводы и их вариации, но не собирался спорить, чтобы не спровоцировать фанатика на новую вспышку прозелитизма.
Осознав, что Аврелиан остался позади, Циклоп обернулся. Несущий Слово стоял в потоке серебряного света, его броня влажно блестела в сиянии ложных звезд. Перед собой Лоргар держал Иллюминариум; по скипетру-булаве, сработанному Феррусом Манусом, бежали разряды энергии.
— Хорус переродился! — провозгласил Аврелиан, словно с кафедры. — Луперкаль вошел в царствие богов, и они возвысили его. Твой родич вознесся, и ты можешь последовать за ним. Я вижу трещины в твоей душе и знаю, что сочится из них. Русс нанес тебе могучий удар, брат. Никто не понимает, насколько глубока твоя рана — никто, кроме меня.
Вернувшись, Циклоп встал перед Лоргаром. Единственный глаз примарха заволокло эфирное свечение.
— Ты видишь то, что я позволяю тебе видеть, — произнес Магнус, устремив на Аврелиана сияющий взор. — Да, я ощутил перерождение Хоруса. Эта планета пропела о вновь обретенных силах Луперкаля, и небеса раскололись от радости, когда он вернулся из края бессмертных. Но никто из нас никогда не узнает, чем Хорус заплатил за подобную мощь, и не изведает ужаса от потери того, что он так легко отдал за бесценок.
Отвернувшись от Лоргара, он зашагал к только что возникшей хрустальной арке, сквозь которую виднелось еще больше ярко светящихся дугообразных стеллажей. Брат последовал за Циклопом и, проходя под сводом, повесил булаву за плечо.
Алый Король услышал, как другой примарх затаил дыхание, лихорадочно пытаясь осознать масштабы этого колоссального помещения. Невозможно было поверить, что столь громадное сводчатое хранилище находится внутри башни. Его внешние стены терялись в дымке на невообразимом расстоянии, а изящно выгнутый купол крыши напоминал звездную карту, светящуюся огоньками далеких галактик.
Встав на колени, Аврелиан прижал ладони к зеркальному полу и замер, будто боялся выпустить его. Магнус положил руку на спину родичу, немного подержал и отнял. За дланью Циклопа потянулся извилистый шнур яркого серебряного света, похожий на волокнистую прядь.
— Что ты видишь? — спросил Алый Король, продолжая вытягивать сияющую нить из фантомного тела Несущего Слово.
— Так много звезд… — произнес тот, задыхаясь от волнения в бездонных глубинах небесного зала. — Кажется, что если я разожму руки, то буду падать вечно.
— Возможно, я дам тебе упасть, — промолвил Магнус, туго натянув серебристый шнур. — Еще не решил.
Лоргар вскрикнул, и Циклоп насладился отчаянием родича, который лишь теперь понял, что вытаскивают из него. Аврелиан попытался втащить свою душу обратно в непредставимо далекое реальное тело, однако Алый Король покачал головой и поднял кулак, обмотанный серебряной нитью.
— Нет, брат, ты не сбежишь из моих владений, пока не выслушаешь — и очень внимательно — то, что я намерен сказать.