— Выдумаете?
— Аврора, торжественно клянусь, — свободную руку я подняла вверх, хотя меня никто и не видел, — что, если к вечеру твоего отца не отпустят, я отправлюсь в штаб охотников, к их главному на прием, и проем ему плешь.
— Шутите вы, Вероника, а мне страшно, — вздохнула девочка.
Даже у маленькой ведьмы есть интуиция, сигналы которой не следовало игнорировать.
— Извини, хотела тебя развеселить… Подожди, почему тебе страшно? Тебя ведь никто не обижает?
— Нет, бабушка старается, чтобы я не скучала.
— Тогда что не так, Ава?
— Мне просто страшно. Что-то должно произойти. Что-то плохое. Без папы мне тоскливо и страшно.
Как успокоить чужого ребенка, от которого ты вдобавок находишься далеко? Только поговорить с ним. Надеюсь, я смогу подобрать нужные слова.
— Аврора, ты дома у бабушки. Хоть познакомились вы на днях, она очень любила твою маму, и уже любит тебя. Поэтому не бойся, твоя бабушка — самая могущественная ведьма Темных Вод, а дед — в прошлом знаменитый охотник, лучших защитников не найти.
— Нет, — выдохнула в трубку маленькая ведьма, — самый лучший защитник в мире — это мой папа.
Говорят, дети остаются детьми до тех пор, пока уверены в исключительности своих родителей. Здорово, что дочь верит в Матвея. Желаю, чтобы Провидение было милосердно к ней и еще долго позволяло обманываться.
— Единственное, что могу посоветовать, — это ложиться спать, а завтра мы пойдем в штаб охотников. Будем требовать, чтобы твоего отца проверили в числе первых.
После отчетов и стопок подписанных договоров я могла устроить себе выходной и потратить его на проблемы приглашенной в Темные Воды семьи. Это будет справедливо, учитывая, что фактически из-за меня она здесь оказалась.
— Я попытаюсь, — после некоторого молчания произнесла Аврора. — Спокойной ночи, Вероника.
— Добрых снов, Ава.
После звонка девочки я поужинала, точнее, попыталась поесть — удалось влить в себя стакан молока. Приняв душ, поднялась в спальню, не забыв прихватить телефон, который зазвонил, как только моя голова оказалась на подушке.
На дисплее высветилось имя Германа.
— Да, Гер? Ты в порядке?
— Я — да. А вот Иракли больше нет.
Семь сказанных ровным тоном слов — и он отключился.
Ангела не спасли?! Меня бросило в холод от ужаса, словно в прорубь окунули. Как же так? Он почти сразу попал в руки опытных ведьм! Неужели они не смогли его вылечить?..
Выходит, раны оказались серьезнее, чем мне показалось.
Неверие затмило щемящее сожаление. Жалко Иракли, более светлого и легкого жителя Темных Вод я не знала… Я не сдержала слез, вспоминая, каким он был. Все-таки слабая я, неправильная ведьма — никто не плачет из-за чужого охотника.
Когда сморил сон, я не заметила.
Проснулась, словно от толчка. Из бредового кошмара вырвало странное ощущение. Открыв глаза и вглядываясь в темный потолок, вдруг отчетливо поняла, что не одна.
Кто-то проник в дом.
Первое побуждение — спрятаться, заползти хотя бы под кровать, с трудом победила. Я же не ребенок, а взрослая состоявшаяся ведьма! Пускай резерв мал, но что-то я все-таки умею. Могу ослепить и оглушить, а затем позвать на помощь.
Наверное, я толком не проснулась, раз приняла столь безумное решение.
Бесшумно поднявшись с постели, прошмыгнула через пятно лунного света, просочившегося в спальню из-за плохо прикрытой шторы, и призраком скользнула к двери. Четко вспомнив слова временно выводящих из строя заклинаний «Мотылек» и «Хлопушка», приготовилась атаковать проникшего в дом одержимого.
Ручка дрогнула, медленно опускаясь.
Я метнулась в угол, чтобы скрыться за открывающейся в глубь комнаты дверью. Сердце стучало все быстрее, еще немного — и оно разорвется от перенапряжения.
Дверь распахнулась.
Я раскрыла ладонь, зажигая «Мотылька» — голубую сферу с сияющей бабочкой внутри, быстро машущей крылышками. Полететь в неизвестного заклинание не успело — он схватился за мою кисть, вжимая меня в стену. «Мотылек» потух под нашими пальцами, не взорвавшись колючим светом.
— Ника, ты что?!
Я обмякла от испуга. Я чуть не ослепила Германа! Понятно, что максимум на полчаса, и все же мало приятного стать на некоторое время беспомощным.
— Ты что тут делаешь?
— Вообще-то я здесь живу, — угрюмо отозвался он. — Хорошо же меня дома встречают.
— Ой, прости… Я подумала, что это кто-то другой.
— Кто? Что за смертник ходит по ночам к моей ведьме? — Охотник все еще прижимал меня к стене, и я чувствовала тепло его твердого, словно отлитого из стали, тела.
Он говорил, касаясь моих волос губами, получалось щекотно и волнительно. И спросонья все еще переполненное негой тело отозвалось на легкие прикосновения. И только мгновения назад пережитый страх не дал растечься лужицей у его ног.
— Боялась, что в дом пробрался одержимый, тот, последний из четверки.
Герман отступил на шаг.
— Этот больше никуда не проберется.
— Вы его уничтожили быстрее, чем ты рассчитывал.
— Он не успел далеко уйти.
Шаловливое настроение испарилось, стоило вспомнить события вечера. Бедный Иракли… Я прерывисто выдохнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
Отойдя в сторону, Герман оказался в пятне лунного света. Быстрым движением стянув черную футболку, тихо позвал:
— Ника, иди ко мне.
Я была рада, что он не погиб, что вернулся домой целым и невредимым. Может, я его и не люблю, но временами с ним очень уютно и тепло…
Поцелуй обжег губы. Под внешним спокойствием охотника таилось пламя.
Нет, мне с ним было не тепло, а очень, очень жарко…
Обнимая собственнически, крепко, будто боясь, что начну вырываться, он осыпал мое лицо легкими поцелуями. Его губы лихорадочно ласкали и жалили шею, ключицу, грудь. Широкие ладони гладили спину, задирая шелк ночной рубашки. Вскоре она и вовсе куда-то улетела, сдернутая быстрым движением. Я слышала прерывистое дыхание Германа, чувствовала его нетерпение. И то, что он был без ума от меня, будоражило в ответ.
Когда его неутомимые губы коснулись впадинки на моем животе, ноги подкосились.
Подхватив меня на руки, Герман глухо прошептал:
— Ника, сердце мое.
Опустив на кровать, прижал к матрасу сильным телом и замер. Можно лишь догадаться, что он пытался свыкнуться с темнотой и рассмотреть выражение моего лица.
Я с трудом переводила дыхание под его тяжестью, и в то же время ощущения будоражили, зажигая кровь. Есть нечто порочно-волнительное в том, чтобы оказаться в полной власти опасного мужчины и при этом глубоко в душе понимать, что тебе абсолютно ничего не грозит. Я могла поклясться бессмертием души, что он никогда не причинит мне боли.
Мужская кожа пахла полынью и свежестью ночи. Я с наслаждением провела ладонями по его плечам, выпуклым бицепсам, словно вылитым из стали, игриво оцарапала твердую, рельефную спину.
— Ника, какая же ты ведьма! — В голосе Германа почудилась мука.
Странное обвинение… и еще что-то необычное было в его поведении. Нет, он точно не пьян. Расстроен осознанием, что от смерти никто не застрахован? Что нужно жить, не упуская ни секунды? После встречи с одержимым в столичном мини-маркете я сама побывала в подобном состоянии и теперь его отлично понимала.
Стало не до философствований — Герман перенес вес тела на предплечье и впился поцелуем в мои губы. И мое сознание затянуло в вихрь удовольствия, где царили бесстыжие руки и очень нахальный, жадный рот…
Утро началось с птичьих трелей и тонкого цветочного аромата.
Открыв глаза, почему-то ожидала увидеть себя посреди сада. Взгляд натолкнулся на бутон бело-зеленой розы, лежащей на подушке.
Невольно улыбнулась. Кто-то грустил, что не хватает в жизни романтики? Пожалуйста, получите, распишитесь…
Я покрутила в руках цветок, лишенный шипов. Нежные белые лепестки с легким оттенком зелени. Сорт «Мондиаль» или «Аваланж»? Приятно, что спозаранку Герман съездил в цветочный магазин… Не помню, когда в последний раз он дарил мне цветы?
Неожиданный жест, как и безумную ночь, когда поспала от силы каких-то полчаса-час, я точно запомню до конца жизни. Даже в первые дни, когда стала официальной подругой, Герман не был таким ненасытным. И пускай он, вероятно, пытался забыться, мне понравилось. Понравилось до безумия. До дрожи. До пересыхающих губ при мысли о его поцелуях. До мгновенно охватывающей тело любовной лихорадки…
Вздохнув с сожалением, я поднялась с постели и занялась привычными делами.
Когда в комнате было убрано, а мои волосы почти высохли после душа, открытое на проветривание окно позволило услышать скрип ворот. Отдернув штору, увидела Германа. Он сегодня бегал? Только почему не в спортивной одежде, а в той, в которой ушел вчера на охоту? Странно…
Сердце смятенно забилось, как вольная птица, внезапно оказавшаяся в клетке.
Не в силах ждать, я бросилась к Волкову. Встретились мы у подножия лестницы, с которой я чуть не слетела кубарем, когда споткнулась.
Потухший взгляд мужчины скользнул по мне, надолго не задерживаясь.
— Привет, Ник. Разогрей мне мясо, пока буду в душе. Поем — и завалюсь спать.
На его щеках темнела щетина, под глазами залегли тени. Измотанный охотник вернулся домой.
— Ты… долго, — я с трудом подобрала нейтральные слова.
Кровь шумела в ушах. Я не верила своим глазам, которые отмечали грязь на груди и руках Германа, усталость и апатию на лице, которые он и не пытался скрыть.
— Накаркал я — действительно пришлось гоняться за одержимым до рассвета. Но поймали сукина сына, сейчас Шмелев его допрашивает.
— О… ясно… хорошо, что поймали…
Как на автопилоте, я ушла на кухню.
Это ведь был сон, раз Герман только вернулся домой! Сон! Занятие любовью до рассвета мне приснилось!
Прислушалась к себе — в теле затухали остатки сладкой истомы.
Нет… Это не ошибка. Не розыгрыш. Не сон.
Если Герман всю ночь гонялся за одержимым, то с кем я занималась любовью?!
Он выглядел как Герман, говорил и двигался как Герман!..
Даже если на неизвестном была сильнейшая иллюзия, которую я не почувствовала, все равно он знал, как вести себя.
Меня бросило в жар, затем в холод. Я вдруг поняла, что смутило ночью. Охотничий медальон Германа. Он не пах сандалом. Соответственно, заклинание влечения не работало, я никак не реагировала на него.
Ох нет, я завелась не из-за заклинания влечения… Меня обольстили поцелуями и прикосновениями. Адреналин способствует лучшему усваиванию нежности.
* * *
На дереве, напротив кухонного окна, сидел ворон. Его глазами наблюдатель следил, как бледная, с горячечным румянцем на щеках девушка проводила кончиками пальцев по своим губам. И улыбалась.
И он улыбнулся в ответ.
Отправившись на разведку, он не ожидал, что Вероника проснется. Но сон ее оказался чуток, сама она — соблазнительно податливой.
И он не устоял перед искушением.
Что ж, тем интереснее, что будет дальше.
Глава 6
Метания
Когда удивление, что мне понравилось быть с другим мужчиной и притом не под действием заклинания, схлынуло, пришло понимание.
Демон меня раздери! Я изменила Герману… Дикая мысль. Странные ощущения.
Еще чуднее, что я не знаю, кто был моим любовником. И почему я на него отреагировала так… почему сразу не поняла… И почему он меня… почему он со мной провел ночь? Не за этим же он приходил? А зачем тогда? И что за заклинание было использовано, раз я не узнала чужака под личиной Германа?.. И можно ли считать это фактической изменой? Ведь я думала, что это был Герман?
От вереницы тягостных мыслей пухла голова. Казалось, еще чуть-чуть — и она взорвется.
Мне было настолько не по себе, что я решила не думать. Временно забыть о том, что случилось ночью. Гнать плохие воспоминания за восемь лет я научилась мастерски. Вот только нельзя назвать прошлую ночь плохой. Скорее наоборот, она показала мне, что… Так! Не думать! Я же решила не думать!..
Крепко вцепившись в мойку, я немного постояла с закрытыми глазами.
Как бы там ни было, а признаваться Герману, что перепутала его с другим, я не буду. И все останется по-старому: он меня любит — я отзеркаливаю его влечение благодаря заклинанию на медальоне. Так надо, так будет, пока я не разберусь со Стеллой.
Минуточку! Роза!.. Поставленная в вазу, она осталась в спальне и могла меня выдать.
Я не любила укорачивать жизнь цветам, срезая их, поэтому роза могла вызвать вопросы у ревнивого Германа. А лживые ответы, боюсь, будут сопровождены смущением — не смогу я совладать с собой сейчас в полной мере, чтобы правдиво врать.
Отправив в микроволновку мясо, я выскочила в сад и срезала больше десятка белых и кремовых роз. Поставлю букеты на кухне и в гостиной — вопросов будет меньше. И уж точно Герман не отличит сорт «Мондиаль» от «Магади», который я посадила пару лет назад.
— Кхар! — хрипло каркнул ворон с ветки.
Я его не заметила, поэтому вздрогнула. Испугалась, настолько натянуты сейчас мои нервы.
— Морриган? — позвала птицу и почти сразу поняла, что обозналась.
В заблуждение ввел умный взгляд, почти как у моего эквиума. Вороны — априори хитрые птицы, но это меня не оправдывает. Прошедшая ночь сделала рассеянной и невнимательной…
Стоп! Я же не вспоминаю ее, я о ней забыла. Ничего не было. Ни-че-го!
Расставив розы и сервировав завтрак Волкову, я поднялась в спальню, чтобы переодеться в удобную для прогулки по городу одежду — голубые джинсы и легкий цветастый топ. День обещал быть жарким.
— Прекрасно выгладишь.
Прохладная рука обвила мою талию. Я дернулась. Неожиданное прикосновение, пугающее.
— Спасибо, — сдавленно прошептала.
Герман поцеловал в шею холодными после контрастного душа губами. С мокрых волос упало несколько капель — и прямиком мне за шиворот, вызывая мурашки.
— Хорошо, что ночью ты все-таки смогла уснуть, сейчас прямо светишься. — Он прижался губами к моему затылку и прошептал: — Какая же ты все-таки красивая, Ника, нежная… моя. Только моя.
Не передать степень вины, которую я испытала в этот момент…
— Гер, я пойду? Обещала твоей племяннице показать город и заодно сводить к Шмелеву.
Ладонь на моем боку напряглась.
— Зачем?
— Аврора хочет спросить, когда выпустят ее папу.
— Он все еще там? — искренне удивился Герман, чуть отстраняясь.
— Ага, представляешь? Как и остальные чужаки, приехавшие на консультации или по другим своим делам. Их до сих пор не проверили и не отпустили.
Неохотно разомкнув объятия, Герман пообещал:
— Я позвоню отцу, но часов через шесть, когда он проснется.
— Он тоже ловил одержимого?
— Конечно, на его поиски вышли все, кто не стоял на страже на границе и у озера. Даже некоторые ведьмы были.
Мне почудилась нотка осуждения? И только я спокойно спала, когда другие устраняли угрозу, нависшую над общиной. Точнее, не совсем спала…
— Спасибо, Гер. Хорошего тебе отдыха.
Легкий, как перышко, поцелуй, из-за которого меня внутри что-то царапнуло. Совесть очнулась? Было в ситуации что-то неправильное и постыдное.
Вышла из спальни, испытывая одновременно вину и облегчение: я фактически обманула Германа, не доверившись ему, а он, измученный ночной охотой, не обратил внимания на цветок.
Я была не в том состоянии, чтобы возиться с маленькой девочкой. Она будет переживать, что папа не с ней, а я не смогу успокоить. Слов утешения у меня сейчас не найдется — кто бы меня утешил…
Недолго думая я решила спрятаться от проблем на работе. Пришлось пожертвовать выходным, лишь бы не находиться там, где не хотелось.
Уже из кабинета я позвонила Авроре и объяснила, почему сорвалась наша прогулка, что ее отца обязательно отпустят — об этом позаботятся дядя и дедушка.
В итоге мы проговорили почти полчаса, и обнадеживающие слова подбирать пришлось мне — никто из Волковых не обратил внимания на ее тревогу. Ух, Стелла!.. Позвала внучку в гости, а сама ею не занимается!