Два человека поместились впереди на двойном минном аппарате; один, по-видимому, помощник капитана, стоял около погружающего рычага, между тем как остальные четверо машинистов и электротехников сидели на корточках вблизи мотора и динамо.
Командир приказал теперь помощнику сменить его в наблюдательной башне и уселся на ящик против Галпина.
— Позвольте узнать, как вас зовут? — начал японец разговор.
— Я Ричард Галкин, лейтенант крейсера Соединенных Штатов «Сиракузы», — ответил спрошенный.
— Сагу Матсуморо, лейтенант японского флота, в настоящее время командир подводной лодки «Ха-хи».
— Скажите мне теперь, лейтенант Матсуморо, как могли вы сегодня ночью сделать эту ошибку? Разве вы не знаете крейсера «Сиракузы»?Ведь в русском флоте совершенно нет похожего на него судна.
— Нет, есть — «Ретвизан»… Я его осматривал: 3 трубы, 2 мачты и прежде всего галерея верхней палубы, — возразил японец.
— Эта галерея, действительно, специальность верфей Крампа. Но ведь существует еще много судов, у которых она имеется. Вам следовало бы смотреть внимательнее, — укоризненно сказал Галпин.
— Мои глаза очень плохи, а вчера я сломал свою подзорную трубу, — ответил японец.
— Ну, так вам следовало положиться на лучшие глаза. Была бы красивая история для Японии, если б сегодня ночью вы своей торпедой взорвали крейсер Дяди Сэма!
Японец пожал плечами.
— К тому же, «Ретвизан» ведь находится в ремонте в Порт-Артуре, — продолжал Галпин.
— Нет, — возразил японец. — Он уже исправлен и покинул Порт-Артурскую гавань. Я нахожусь в поисках за ним.
— Куда же теперь лежит путь?
— Вокруг Ликотунгского полуострова.
— Ну, мне это безразлично, лишь бы вы меня где-нибудь высадили на берег, — сказал Галпин и закурил папироску, которую ему предложил японец.
— Это невозможно, лейтенант Галпин! Вы получите эту лодку лишь тогда, когда война кончится.
— Что это значит? — воскликнул американец, быстро вскакивая.
Но японец снова усадил его.
— Вы теперь знаете о существовании этой подводной лодки, тогда как японское военное ведомство хочет, чтобы это оставалось тайной. Только таким образом возможно взять добычу, подобную последней.
На лице Галпина отразилось глубокое удивление.
— Какую добычу вы подразумеваете?
— «Петропавловск»!
— Как — это вы? Но ведь то была мина?
— Так думала Россия и весь мир, — самодовольно возразил Матсуморо. — Но это заблуждение. Теперь я могу вам сказать это, так как вы не можете меня выдать. Русское военное судно потопила моя подводная лодка, о существования которой никто, кроме адмирала Того, не знает. И как могла бы мина попасть в судно во время хода?
— Черт возьми! — воскликнул Галпин. — У меня тоже была эта мысль. Но тогда и другие корабли, о которых сообщают, что они натолкнулись на мины, — ваши жертвы?
— Действительно, — ответил японец. — «Победа», «Полтава», «Диана», «Аскольд», «Енисей», — все они мои жертвы.
Гордость отразилась на лице японца.
— Боже! И вы будете, наверное, продолжать эту историю до тех пор, пока не очистите море от русского флота?
— Это в самом деле мое намерение, — ответил Матсуморо. — Но я сделаю еще больше. Моя подводная лодка принесет с собой переворот во флоте всех наций. Броненосец не в состоянии защитить себя от этого ужасного орудия.
— Можете вы удержаться при всяком ветре? — спросил Галпин, любопытство которого возросло до крайней степени. — Как велик район вашего плавания?
— Под водой — 50 миль, на поверхности — 400. Я должен подниматься каждые 10 дней из-за свежего воздуха и раз в 4 месяца соприкасаться со своим главным пунктом, чтобы делать запасы провизии, воды и часто также торпед. За эту войну я причинил русским больше вреда, чем все мои соотечественники, вместе взятые.
— Однако в эту ночь вы были близки к толу, чтобы потерпеть неудачу, — заметил Галпин. — Что бы вы делали, если б ваша торпеда попала в «Сиракузы»?
Матсуморо очень серьезно посмотрел на своего собеседника. Потом он медленно проговорил:
— Это правда, я чуть не сделал тут ошибку. Но если бы моя торпеда имела успех, то нам всем здесь ничего бы не оставалось, кроме «харакири» — и мое существование и мои дела остались бы вечной тайной.
При этих словах он указал на короткий обоюдоострый меч, висевший наверху, в капитанской башне.
Мороз пробежал по коже Галпина. Но потом его юмор одержал победу.
— Ну, благодарю, из-за такой мелочи, как «Сиракузы», я бы не стал себе выворачивать внутренности.
— У каждой страны свои обычаи, — проговорил японец, прищурив спои узенькие глазки.
Галкин постарался дать разговору иное направление.
— Что же случится, если ваше приближение все же когда-либо будет замечено судном и двадцатифунтовая граната пробьет дыру в вашей подводной лодке? В этой западне вы утонете, как крысы!
— Возможность быть открытыми не очень велика. Но если бы действительно в нас попал заряд, то весь экипаж, за исключением одного человека, мог бы спастись, — заявил японец. — Мы уже испробовали это на деле.
— Как? Неужели?!.
— Конечно! Посмотрите на эти минные трубы, — они в диаметре имеют восемнадцать дюймов, следовательно, достаточно велики для того, чтобы человек мог вползти в них вместо торпеды. Задний клапан закрывается; запертый должен набрать побольше воздуха в легкие, — носовой клапан опускается, кран резервуара со сжатым воздухом открывают — и человек вылетает, как торпеда. Все это происходит так быстро, что если он хоть до некоторой степени хороший пловец, то должен достичь поверхности воды.
От удивления Галпин не мог сразу ответить.
— И, разумеется, последний человек остается, так как не может сам собой выстрелить, — произнес он затем.
Японец поклонился с серьезным лицом:
— Остающимся был бы я сам, командир!
— Наши виды на будущее не очень приятны, господин лейтенант! — воскликнул Галпин. — Если вы сделаете ошибку оттого, что плохо разглядели, вам предстоит «харакири», если же вас увидят, то вы должны будете задохнуться в этом стальном гробу. Меня нельзя было бы соблазнить ни тем, ни другим!
Японец улыбнулся.
III
Прошло три дня и три ночи. Проснувшись однажды утром, Галпин заметил вокруг себя общее волнение.
Экипаж стоял на своем посту, и Матсуморо сам управлял рулем.
Его голова и плечи не были видны в темноте, царившей в капитанской башне. Слуховые трубки подводного телефона свободно свешивались, — казалось, что ими пользовались второпях и затем не повесили на крючок.
— Эй, что же случилось, лейтенант Матсуморо? — крикнул лейтенант Галпин японцу.
— Мы находимся в десяти милях к юго-востоку от Порт-Артура и «Ретвизан» уже вышел, — раздалось в ответ. — Я получил это известие по беспроволочному телеграфу, пока вы спали. Послушайте-ка сами у телефона.
Галпин тотчас же поднес свешивавшиеся слуховые трубки к ушам. Он ясно различил стук машины и вибрирующие, пульсоподобные удары винтов.
— Поднимитесь сюда, — сказал Матсуморо, — я нуждаюсь в вашем хорошем зрении и советах.
Галпин тотчас же поднялся в башню.
— Наверху туманная погода. — При этом японец указал на экран перископа.
В эту минуту на нем справа показалось гигантское, выкрашенное в серую краску военное судно, которое направлялось прямо на подводную лодку и лишь слабыми очертаниями отделялось от серого тумана. Густые черные облака дыма неслись впереди колосса.
— Что вы думаете насчет этого? — спросил Матсуморо. — Я вижу три трубы и две мачты с боевыми марсами. Имеется ли у судна галерея верхней палубы?
— Я не знаю, — возразил Галпин, — но не полагайтесь слишком на эту галерею. Она также есть и у вашего броненосца «Хатсузе», я видел его в Гонконге. Берегитесь, как бы вам не взорвать ваших соотечественников!
— Я и сам знаю суда нашего флота, — отметил японец с легкой обидой.
Корабль на белом экране между тем вырос, находясь на расстоянии едва одной мили. И теперь дальше позади показалось, едва различимое в тумане, другое панцирное судно, и потом еще одно, — серая точка на туманном фоне, насыщенном дымом. Целый флот в боевом порядке надвигался на подводную лодку, но суда не выкинули флага.
— Для меня здесь не все ясно, — заметил японец. — Значит ли это, что весь русский флот вышел из Порт-Артура?
— По-видимому, это так, — ответил Галпин, созерцавший с величайшим интересом картину на экране, предполагая, что это действительно русские. — Боевые суда теперь имеют такое одинаковое строение. Боже, теперь он поворачивается!
Могучий броненосец делал крутой поворот штирбортом. Глаза Матсуморо засверкали.
— Они заметили трубу нашего перископа, — сказал он, — и, спасаясь от него, они выдают себя: видите вы теперь галерею верхней палубы? Нет сомнения, это «Ретвизан»!
Раньше, чем Галпин успел проверить все подробности, Матсуморо сделал намек на то, что при предстоящем действии помещение в капитанской башне было бы слишком тесно дли двух человек, после чего американец тотчас же спустился. Вслед за этим последовал приказ за приказом на японском языке тем четырем людям, которые обслуживали минные аппараты. Затем из уст Матсуморо раздалось слово, смысл которого не подлежал сомнению: один из люден повернул, послышалось шипение, и затем глухой удар возвестил, что торпеда покинула минную трубу. Матсуморо повторил команду — и вторая торпеда направилась на вражеский корабль. В то же время, машинист быстро остановил мотор, так что лодка сотряслась во всех своих частях.
В это мгновение произошло нечто до того неожиданное, что сам Галпин почти потерял самообладание: Матсуморо, шатаясь, спустился по лестнице, упал на колени, ударяясь лбом о пол, и начал плакать, как ребенок.
Экипаж собрался вокруг своего командира и, остолбенев, смотрел на него.
— Ради Бога, что же случилось? — воскликнул Галпин и наклонился к японцу. Но тот не ответил, а зарыдал еще громче и сильнее.
Быстро решившись, Галпин бросился наверх в башню. На белом экране офицер все еще видел могучее военное судно, обращенное к нему всем бортом, на котором теперь засверкала красная линия, сопровождаемая своеобразным треском.
Вслед за тем Галпин услыхал свист и щелканье снарядов, падающих в воду и направленных прямо на перископ.
— Проклятье, тут что-то не в порядке, — пробормотал Галпин.
Быть может, они послали торпеду не на тот корабль? Но он все же должен быть русским, так как иначе не стали бы стрелять в японцев.
Галпин, однако, но успел дольше размышлять над этим, так как на экране показалось нечто ужасное, от чего застыла кровь в его жилах. Он увидал, как задняя труба панцирного судна внезапно подалась кверху, затем из задней части вырвался пламенный столб, увенчанный облаком дыма, и одновременно с этим у борта корабля выросла волна вышиной с гору, которая разлетелась, как мыльный пузырь. В тот же момент громовой удар раздался в ушах Галпина — и он был отброшен к стене капитанской башни дошедшим до него мощным давлением воздуха, между тем как в нижнем помещении люди попадали на пол.
После короткой паузы последовал второй взрыв. Казалось, что склепанная сталь разрывается на части и толстые железные балки отламываются, подобно тонким жердям… Вторая торпеда достигла цели.
Только когда рассеялся желтовато-черный дым, Галпин смог оценить в полном объеме дело разрушения.
Нос броненосца поднимался высоко в воздух, тогда как корма исчезла под водой. Люди на корабле, похожие на черные точки, скользили и падали с кривой плоскости палубы в море, тогда как другие кричали за бортом. Все более и более отвесно поднималась передняя палуба из воды, — гигантское серое чудовище, раненное насмерть, медленно погружалось в пучину.
Глубоко потрясенный, спустился Галпин с наблюдательной башни. Матсуморо стоял выпрямившись среди помещения с обоюдоострым мечом в правой руке. К нему уже вернулось его стоическое спокойствии.
— Я сделал ошибку, — сказал он спускавшемуся Галпину, — корабль, который я взорвал — не «Ретвизан».
— Я уже подумал это, — возразил американец. — Но что же ото было за судно?
Не отвечая на вопрос, японец зажег лампы внутреннего освещения и положил меч перед собой на пол. Потом он по-японски обратился к своим людям, стоявшим вокруг него с неподвижными лицами, и спокойно, без малейшего волнения и без жестикуляции, говорил в продолжение почти пяти минут.
Галпин с напряженным вниманием следил за всем происшествием, между тем как подводная лодка с остановившимся мотором лежала приблизительно на двадцать футов под зеркалом вод.
Теперь один из машинистов выступил вперед, поднял меч и, раньше чем Галпин успел этому помешать, машинист распахнул свою одежду и всадил глубоко в живот смертоносную сталь.
Последним усилием он быстро сделал разрез кверху, потом, хрипя, повалился ничком на пол.
Остальные неподвижно смотрели на это. Теперь второй взялся за меч. Но раньше, чем он смог им воспользоваться, Галпин подскочил к нему и выхватил у него оружие из рук, в то же время нанеся ему кулаком такой удар по лицу, что японец отлетел в противоположный угол машинного помещения.
— Ах вы, проклятые язычники! — воскликнул Галпин в сильном волнении, переломив клинок о свое колено. — Так вот наш способ исправлять ошибку! Что же это будет, если один да другой убьет себя! Уж не ожидаете ли вы, что я последую вашему примеру?
— Не вмешивайтесь, — твердо сказал Матсуморо. — Я вам советую не осмеливаться на это!
— Как не вмешиваться! — заревел янки. Галпин задыхался от ярости. — Ну, а я все-таки посмею! — И, обойдя тело мертвеца, он подошел к Матсуморо и схватил его железной рукой за грудь. — Вы вольны совершать «харакири» над собой, — каждый имеет право умерщвлять себя так, как он хочет; но я намереваюсь жить!
— Это ваше дело, — возразил японец. — Ваша судьба нас не касается. Мы не ответственны за вас.
— Ну, это мы посмотрим! Поднимитесь с лодкой на поверхность воды, откройте крышку и выпустите меня. Я поплыву. Слышите, выпустите меня из лодки! — При этих словах Галпин встряхнул тщедушного японца, как мешок.
— Это невозможно, — ответил Матсуморо, стараясь оттолкнуть американца. — Мы больше не можем подняться, лодка тонет.
И он указал на измеритель глубины, к ужасу Галкина показывавший уже три атмосферы.
— Итак, вы видите, что у нас осталось немного времени, чтобы умереть, но еще меньше, чтоб вас освободить.
— Тогда я вас заставлю это сделать! — заревел Галпин, поняв, что медлить было опасно. — Выстрелите мной из минного аппарата, вы сами говорили, что это ваш единственный путь спасения!..
— Нам некогда, посторонитесь, — возразил японец, прилагая все усилия к тому, чтобы вырваться.
— Проклятые собаки, если вы хотите умереть передо мной, то умрите же от моей руки! — Галпин решительно вцепился Матсуморо в горло. — Ну, хотите вы меня выпустить из лодки или нет? Хотите? Вы должны мне ответить!
При этом он все сильнее сжимал шею японца, так что у того налившиеся кровью глаза вылезли из орбит и он издал непонятный, слабый хрип.
Экипаж хотел прийти на помощь своему командиру, но угрожающая поза американца, на голову превышавшего японцев, заставила людей отступить.
— Я еще раз спрашиваю нас, хотите вы меня освободить из этой западни или нет? Я требую ответа и поскорее!
Матсуморо сделал жест, что хочет говорить, после чего Галпин его выпустил.
— Хорошо, — сказал японец, все еще продолжая задыхаться, — я прикажу выстрелить вами из минного аппарата.
— Отлично! Дайте мне честное слово, что вы все сделаете правильно, если я вползу вон в ту трубу.
— Даю вам слово и отвечаю за успех. Но и я от вас, как от офицера, требую обещания, что вы умолчите обо всем, что вы видели здесь, в этой лодке.
— На это я не могу дать вам согласия: начальство будет требовать от меня отчета о моем пребывании, — ответил Галпин.
Матсуморо с минуту разглядывал решительное лицо своего противника, потом проговорил:
— И на это согласен! В конце концов, это ведь безразлично. Свет будет тогда, по крайней мере, знать, что мы умерли так, как жили: с честью.