Я удваиваю усилия, заставляя голос надтреснуть.
— Пожалуйста, — повторяю я. — Я останусь, я отвечу на любые вопросы, которые вы зададите. Просто проверьте его, и вы увидите, что ему нужен врач, иначе у него будет приступ. — Мне просто нужно, чтобы оба охранника повернулись к парню достаточно надолго, чтобы я выскользнула за дверь, неучтенной и без сопровождения.
Вес более близкого ко мне охранника смещается, заставляя меня задержать дыхание, но он не двигается, когда они снова обмениваются взглядами.
— Я вызову дежурного медика, — говорит он наконец. — Но он выглядит прекрасно.
Мысли скачут, сканируя охранника на все, что я могу использовать. Ему за сорок — наверное, слишком здравомыслящий, чтобы флиртовать со мной, особенно когда я уже использовала прикрытие невесты. Никаких признаков животных или детей на его одежде, ничего, что я могу использовать, чтобы установить какую-либо связь с ним, любое обращение к его человечности. Я собираюсь пойти на последнее средство… маленькая, истерично кричащая девочка, когда, без предупреждения, парень с планшетом покачивается и оседает со стоном на пол.
Оба охранника глазеют в изумлении, и на полсекунды я так же ошеломлена, как и они. Парень на земле дергается, конечности дрожат, похоже, что у него точно такой же припадок, о которым я предупреждала их. В какой-то момент я задаюсь вопросом, не наткнулась ли моя ложь на что-то вроде правды, но я не могу себе этого позволить. Я как раз собираюсь бежать к выходу, когда ближайший охранник сует руку между моими лопатками и подтолкнет меня вперед.
— Сделайте что-нибудь! — Его собственные глаза выглядят немного дикими.
Черт. Черт. ЧЕРТ. Тем не менее, если я окажусь в машине скорой помощи с этим парнем, это будет лучше, чем оказаться в комнате для допросов главного офиса «КЛ». Скорая считает идентификационный чип с наладонника, но имя, которое они получат будет Алексис. И они не будут искать генетические метки. Я опускаюсь на колени рядом с незнакомцем, тянусь к его дергающейся руке и переплетаю пальцы, будто я привыкла к нему прикасаться. Один охранник поспешно вызывает подкрепление, врачей и какую-то поддержку, говоря в нашивку на жилете.
Пальцы парня сжимают мои, заставляя мои глаза рвануть к его лицу — и внезапно все мои смоделированные слезы и паника переходят на новый уровень. У него фактически начинает идти пена изо рта, глаза закатываются. Он не может быть намного старше меня, и с ним что-то определенно, чертовски не в порядке.
Один из охранников пытается задать мне вопросы — ел ли он что-нибудь в последнее время, когда он в последний раз принимал свои лекарства, как называется его состояние, чтобы проинформировать скорую в пути. Но его голос уходит на задний план, когда другой звук раздается в центре комнаты, быстро разрастаясь в объеме и заставляя прерваться нервные разговоры в комнате. Металлическое кольцо, которое скрывали голопроекторы, внезапно оживает.
Ряд огней вдоль основания загорается, указывая, что теперь есть данные, которые нужно считать с дисплеев, а панели с подсветкой комнаты начинают мерцать, будто кольцо забирает слишком много энергии. Но ничто из этого заставило всю комнату замолчать.
Маленькие вспышки синего света начинают бежать по краю кольца, появляясь и исчезая, словно переплетаясь непосредственно через металл. Они двигаются быстрее по мере того, как звук оживающей машины усиливается и сглаживается, до тех пор пока весь край кольца не окружен синим сиянием.
Рука, держащая мою руку привлекает мое внимание, сердце колотится, когда я смотрю вниз.
Парень рядом со мной, поднимает одну бровь.
— Не хочешь сказать мне, когда свадьба, дорогая? — Его голос едва слышен, слова произносятся не шевеля губами.
Я моргаю.
— Что? — Я так обескуражена, что не могу восстановить равновесие.
Парень поглядывает на ближайшего к нам охранника, чье внимание полностью поглощено оборудованием в центре комнаты, а затем возвращается ко мне. Он вытирает остатки пены со рта, а затем поднимается на локтях.
— Думаю, нам стоит начать медовый месяц немного раньше. — На этот раз его шепот балансирует на крае, и он осмысленно кивает подбородком в сторону аварийного выхода.
Кем бы он ни был, что бы он здесь ни делал, прямо сейчас мы хотим одного и того же: выбраться отсюда. И для меня этого достаточно. Я всегда могу отвязаться от него позже.
Я протягиваю ему руку — охранник даже не смотрит в нашу сторону — и скольжу обратно к выходу. Мы добираемся до двери тогда же, когда вспышка синего света освещает белые стены перед нами. Пока парень в полосатой рубашке шарит у двери, я оглядываюсь.
Вспышки света по краю кольца теперь достигают центра, языки синих искр вырываются и исчезают, как молниеносные звездные вспышки. Время от времени они встречаются с потрясающей вспышкой света — до тех пор, пока, наконец, весь центр кольца не наполнен светом, потрескивающим, как занавес энергии.
Пока я смотрю, человек, стоящий возле кольца, падает, опускаясь на пол без звука. Я ожидаю, что люди, стоящие рядом с ним, отреагируют, ринутся к нему и скинут заклинание зачарованности, но они остаются неподвижными, расслабленными, как машины, которых обесточили. Все больше и больше людей с каждой секундой становятся неподвижными, как охранники, так и протестующие, в расширяющемся круге вокруг устройства в центре комнаты. Время от времени еще один человек падает на пол, но большинство из них стоят неподвижно, вертикально, отбрасывая длинные тени, которые мерцают и достигают нас, когда машина загорается.
Между вспышками света я могу разглядеть лица тех, кто стоит напротив меня… мне видны их глаза.
И в этот момент я будто оказываюсь на военной базе Эйвона, наблюдая, как мой папа меняется передо мной. Я вижу его глаза, умноженные в десятки раз на лицах вокруг меня, зрачки настолько широки, что глаза выглядят как лужи чернил, как беззвездное пространство ночи над болотами. Я вновь переживаю момент, когда мой отец вошел в военную казарму со взрывчаткой, привязанной к его телу. Я вспоминаю его, каким он был в последний раз, когда я видела его, тень самого себя, не более чем оболочка того, где когда-то жила его душа.
Сотни людей постепенно усеивают белые просторы голокомнаты… и у каждого из них в глазах стоит темная бездна.
Поначалу ничего не происходит. А затем появляются буквы, которые выглядят так:
ИСПЫТАНИЕ.
Затем еще несколько слов, за которыми следуют изображения, звуки и цвета. Постепенно тишина наполняется этим новым видом жизни, и мы начинаем понимать струны символов и звуков, которые пронизывают тишину. Твердые, яркие, холодные вещи приходят все чаще и чаще, оставляя рябь в тишине, собирая ткань существования на волнах, когда они проносятся по поверхности мира.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ГИДЕОН
ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЧТО МНЕ ИЗВЕСТНО, что сейчас нужно держаться подальше от неприятностей. Но вот он я: во рту стоит вкус числящего средства для компа, заперт в коридоре, втянутый в это фиаско парой ямочек на щеках. Мне давно уже пора действительно стать умнее.
Рядом со мной стройная девушка, по крайней мере, на голову ниже меня, в одном из тех платьев, которые сейчас носят все богатые девушки. Она не отстает, несмотря на каблуки. Чтобы еще добавить к ямочкам: у нее тускло-светлые волосы чуть ниже подбородка, взъерошенные в искусном беспорядке, и большие серые глаза.
М-да, кого-нибудь смышленее я вряд ли найду в ближайшее время.
— Душа моя, я действительно надеюсь, что есть вторая часть твоего плана, — еле выдыхаю я, когда мы вместе несемся по коридору.
— Что ты там натворил? — Ее глаза становятся еще больше, чем раньше, истинный страх, отраженный в них, заставляет ее голос дрожать и прогоняет мое веселье в одно мгновение. С ее стороны было лучше видно что происходило, и то, что она увидела, оставило эту девушку — девушку, которая едва глазом моргнула, когда прямо перед ней у меня пошла пена изо рта — полностью потрясенной.
— Это был не я. — Я оглядываюсь, ожидая, что какой-нибудь охранник завернет за угол, преследуя нас. — Хотя польщен, что ты так думаешь.
Я собираюсь продолжить, когда она хватает меня за рубашку, и используя мою движущую силу, толкает меня в нишу, оснащенную оборудованием для пожаротушения, не сбиваясь с шага. Я ударяюсь о стену, а она врезается мне в спину, и, поскольку я полагаю, что у нее есть причина для того, чтобы затащить меня сюда таким образом, я замираю. Мгновение спустя за углом слышны голоса, и они явно пьяные. Отличная работа, Ямочки.
— Нам нужно как-то отвлечь внимание, — шепчет она, обернув одну руку вокруг моей шеи, наклоняя мою голову, чтобы она могла шептать мне на ухо, что совсем не отвлекает. — Ты можешь их куда-нибудь направить?
— Что заставляет тебя думать, что я могу это сделать? — Я уже вытаскиваю планшет из сумки, но мне интересно услышать, что она мне скажет.
— Пожалуйста, — бормочет она. — Может, и не ты выключил ту машину, но я знаю, что ты тот, кто отключил проекторы.
Ха. Ну, по крайней мере, для начала она следила за мной. Мне следует попробовать пригласить ее куда-нибудь.
Если мы не погибнем или нас не арестуют.
Я разворачиваюсь, пока не оказываюсь лицом к ней, и, судя по тому, что ее губы вытянулись в тонкую линию, она готова вылить холодную воду на идею о том, чтобы это было так близко и тесно, пока она не осознает, что я делаю это в основном потому, что мне нужно пространство, чтобы начать работу с планшетом.
— Давай дадим им то, на что надо взглянуть, — бормочу я, вытаскивая чип активации из кармана и перемещая его в порт на боковой стороне планшета.
— Что ты собираешься сделать?
— Поймешь ли ты, если я на это отвечу? — Я оживляю экран, и как всегда раздается слабый, но пьянящий гул, когда я создаю себе приглашение в ядро «Компании Лару» и начинаю охоту на своего партнера по танцам. Неплохая система, но недостаточно хорошая.
Она тяжело вздыхает.
— Нет, — признается она. — Я не дружна с компьютерами. Люди имеют больше смысла для меня. — Она наверняка обрабатывала этих парней в голокомнате, будто она точно знает, где найти кнопки и переключатели в мозгах людей, и хотя я не слышал, я уверен, что она пыталась бросить меня под автобус, пока охранники не дали ей понять, что она присоединится ко мне. Тем не менее, я не могу винить ее — положение было опасным, и все справедливо в любви, на войне и в незаконном проникновении.
— Ха, люди? — Я нахожу нужный мне протокол и начинаю работать.
— Думай о них как о компьютерах с органическими схемами. — По ее тону я могу сказать, что ямочки вернулись. Мне хотелось бы сказать, что не я замечаю, как близко она прижалась ко мне в укрытии алькова, но это было бы неправдой. Она явно хочет, чтобы я заметил, а я стараюсь помогать людям, когда могу. — Итак, если люди имеют больше смысла для тебя… скажи мне, какие чувства вызвал у тебя я?
— Ты хочешь показать мне своим навыки, на что я должна показать свои? — качает она головой, озадаченная. — Я действительно оказалась там только для того, чтобы кое с кем встретиться. Когда проекторы отключились, и охрана начала выводить людей, я выбрала тебя для отвлечения внимания, потому что видела, как ты менял рубашку. Я подумала, что тебя тоже не должно было быть там, так что ты, наверное, подыграешь.
Скучно. Это не настоящая история. Кто-то вроде нее не приходит сюда без веской причины. Даже я не прихожу сюда без веской причины, и тот факт, что я оставляю этот монументальный провал без какой-либо новой информации о местонахождении командира Антье Тауэрс, просто добавляет соли в рану. Но моя охота на бывшую пешку «Компании Лару» подождет. Я фыркаю, чтобы Ямочки поняла, что я не купился на ее историю, и в этот момент нахожу данные, которые искал. Почти готов начать вечеринку.
Она замолкает, снова покусывая губу, когда я рассматриваю ее лицо в профиль.
— Как ты сумел подыграть? — спрашивает она. — Как у тебя пошла такая пена изо рта?
Я провожу языком по зубам, морща нос от вкуса, витающего во рту.
— Чистящее средство для компа. Брось его в обеззараженную воду, и оно составит раствор для чистки некоторых схем, которые нуждаются в щелочной смеси. Жевать его без воды, как написано на упаковке, не рекомендуется, и он во рту ощущается, как взрыв.
— Ух! — Похоже, она неохотно впечатлена, и я бы поспорил, что она даст мне фору, если ей представится такой случай.
— Как же ты себя именуешь, моя будущая жена? — спрашиваю я, давя на свое превосходство.
— Алексис.
— Приятно познакомиться, Алексис. — Ты же не возражаешь, если я буду придерживаться Ямочек, не так ли? В смысле, ведь это тоже твое ненастоящее имя.
— А твое?
— Сам Сидоти, — говорю я, и на этот раз ее очередь смотреть на меня.
— Саманта Сидоти ведет вечерние новости на «Эс-Ди-Эм», - указывает она. — И она женщина.
— Попался. — Я выглядываю из-за своей работы, а она глядит на меня через плечо, и оказывается, что смотреть на тонкую линию, появляющуюся у нее между бровями почти так же весело, как смотреть на ямочки. — Я уже почти закончил. Похоже, у нас должен быть план после того, как наши друзья начнут направляться туда, где чрезвычайная ситуация начнется примерно через минуту. Или план, что ты пойдешь своим путем, а я — своим?
Она молчит в течение нескольких секунд, хотя я не могу сказать из-за чего: взвешивает ли она свои шансы или просто слушает приближающиеся шаги.
— Менее вероятно, что мы будем остановлены, если расстанемся, — медленно произносит она, глядя на мои руки, когда я прописываю последние несколько команд пальцами, двигая ими по экрану. Затем она продолжает более твердо: — Но у меня есть карточка доступа к пожарной лестнице, и там нет никаких камер службы безопасности. Если ты хочешь пойти со мной, то давай.
Ну, разве это не интересно? Я выключаю планшет нажатием большого пальца на сканер, затем вытаскиваю чип, убирая его в карман.
— Мне нравится девушка, которая стремится к отношениям. Так трудно найти такую в наши дни. — Я потягиваю шею из стороны в сторону и пару раз перекатываю мышцами плеч, изображение закатывания припадка действительно достаточно напряжённое занятие… и вытаскиваю рубашку.
— Ну? — давит она. — Готово?
Я поднимаю руку — не могу устоять перед небольшим представлением — считаю до пяти в голове и щелкаю пальцами. И весь ад вырывается на свободу.
Коридоры затопило завыванием аварийной сирены, так что, хоть я и вижу, что ее рот движется, я не слышу ни слова из-за воя. Я предпочитаю верить, что она хвалит меня за хорошо выполненный взлом. Она качает головой, а затем прижимает губы к моему уху, и на мгновение я слишком занят, одурманенный теплом ее дыхания на мое ухо, чтобы услышать ее.
— Ты идиот, мы должны были выбираться через аварийную лестницу!
Я ухмыляюсь и кричу в ответ:
— Я заставил систему думать, что пожар на основной лестнице. Все направляются в противоположный конец здания.
Она молчит, давая мне немного времени насладиться ее неохотным восхищением. Затем, мотнув головой, она предлагает мне следовать за ней и выходит в коридор, чтобы повернуть направо, а затем быстро направо на следующем перекрестке.
Но на следующем перекрестке она замирает, когда слышится крик через завывание сирен. Он издается, насколько я могу судить, со стороны голокомнаты, в которой мы были раньше. Но это не возмущенный вопль или требование свободы от какого-то протестующего, который вспомнил, зачем он там находился. Это другой крик, и он обрывается пронзительным визгом лазерного пистолета.
Девушка встречается со мной глазами, ее собственные глаза широко распахиваются с внезапным страхом, который отражает то, от чего мой собственный пульс учащается. Что бы там ни происходило, это не то, к чему мы готовились, даже при планировании наихудшего сценария.
— Ты видел… — она повышает голос, чтобы быть услышанной, и я слышу более высокую ноту, край ее нервозности. — Когда мы уходили…