Эх, была, не была! Вперёд! Я с места послал Чалого в галоп и, дождавшись, когда он пойдет ровно, держась обеими руками за переднюю луку седла, соскользнул с седла с левой стороны, повиснув с боку Чалого опираясь правым предплечьем на подушку седла. Поймав мах коня, когда его передние ноги коснулись земли, сам также оттолкнулся ногами от земли и мгновенно вспрыгнул в седло. Дальше с правой стороны, свесившись вниз к земле, достал срубленный и воткнувшийся стебель лозы. Потом махом развернулся в седле спиной по ходу движения коня и вернулся в исходное положение. В заключение джигитовки повёл коня к барьеру и рву, перепрыгнув через них. После этого вернулся к Селевёрстовым и, остановившись перед ними, спрыгнул, как положено с левой стороны Чалого и, взяв его под уздцы, доложил: «Господин атаман, рубку лозы и джигитовку закончил!»
— Кхм… Закончил! А почему только с одной стороны соскок и поднимание с земли сделал? — Селевёрстов с улыбкой в глазах грозно нахмурил брови.
— Дядько Петро, бицепс правой руки после ранения ещё в норму не пришёл. Не смог бы я правой рукой подтянуться.
— Тьфу, дурак старый, после твоей схватки с Никифором совсем забыл, что у тебя рука то прострелена. А ты и не напомнил! А что ещё за бицепс?
Блин, опять косяк. Надо следить за своим языком. Тем не мене бодро доложил:
— Фельдшер Сычёв мне объяснил, что в предплечье у человека две основные мышцы: сгибательная, которая по латыни называется бицепс, и разгибательная — трицепс.
— Вот, учитесь! — атаман повернулся к сыновьям. — Тимоха у нас по латыни понимает.
— Нет, дядя Петро, не понимаю. Просто запомнил, что Сычёв говорил.
— Ну, фельдшер у нас известный говорун, особенно если ханшина выпьет. Ты стрелять то с больной рукой сможешь?
— Конечно, смогу, дядя Петро. Она у меня уже не болит, только сила в ней ещё не вернулась до конца.
— Тогда давай-ка верхами на место для стрельбы и три выстрела по мишени. Конь то выстрелов не боится? Патроны есть?
— Не, Чалый выстрелов не боится, приучен, и патроны есть — пять штук. А куда стрелять то?
— Ты чего забыл, Тимоха? Вон видишь, мишень стоит, — атаман указал на щит, сколоченный из жердей, размером где-то два на три метра. — Это как бы конная фигура, а попасть надо в белую полосу, желательно посередине. Это как бы грудь врага.
Я пригляделся и увидел на щите слабо видимую белую полоску сантиметров в сорок, которая шла посередине щита сверху, заканчиваясь, не доходя метра до земли.
— Какое до мишени расстояние от нас? — вмешался в разговор Никифор.
Я чуть было не ляпнул, что метров двести будет, но потом, вспомнив, что метрическая система в России ещё не принята, ответил: «Шагов триста, триста двадцать».
— Попадешь отсюда? — Никифор ехидно улыбнулся.
Я про себя улыбнулся: «С трехсот метров в стену сарая, пусть и стоящей ко мне под сорок пять градусов. Да без проблем!»
Достав, из притороченного к седлу Чалого, чехла карабин и, быстро зарядив его, я выстрелил почти навскидку.
— Давайка, Тимофей, ещё два выстрела, — заинтересованно произнёс атаман.
Я, быстро перезаряжая, выстрелил ещё два раза.
— Давайте посмотрим! — это уже влез в разговор Ромка, притоптывая от нетерпения на месте.
— Позже посмотрим. Поезжай, Тимофей, на место для стрельбы с коня. Мы тоже туда сейчас подъедем, — атаман и его сыновья направились к коновязи.
Я доехал до огневого рубежа и, дождавшись, когда подъедут Селевёрстовы, спросил:
— Дядько Петро, сколько раз стрелять, а то у меня только два патрона осталось.
— Никифор, дай ему ещё один патрон. А ты, Тимофей, стреляй три с коня.
— Дядя Петро, а с места или на ходу?
— А ты что и на скаку попасть с трёхсот шагов сможешь? — недоверчиво спросил Никифор.
— Надо попробовать, — заряжая карабин, ответил я. — Вы чуть в сторону коней отведите, чтобы мишень не загораживать.
Сказав это, я развернул Чалого от мишени и пустил его в карьер. Проскакав метров сто, я не выдержал и, развернувшись назад, вскинул к плечу карабин и выстрелил по мишени. Остановив коня, перезарядил карабин. Затем развернул Чалого и, управляя им только ногами, поскакал к мишени, целясь в неё через голову коня. Когда до мишени осталось метров двести, я выстрелил, остановив коня, перезарядил карабин и выстрелил по мишени ещё раз. После этого подъехал к Селевёрстовым.
— Поехали, посмотрим на результаты, — атаман тронул коня в сторону мишени, а за ним потянулись все остальные.
Подъехали к щиту и встали около него полукругом.
— Вот это Тимоха дает! — воскликнул Никифор. — Батя, глянь. Четыре пули в области головы, да как кучно, а ещё две где-то в районе груди, но все в белой полосе.
— Ещё что скажешь, Никифор? — атаман, повернув голову, требовательно посмотрел на сына.
— А чего ещё скажешь? Я такой стрельбы ещё не видел.
— Эх, Никифор, Никифор, учить тебя ещё и учить. Если бы Тимофей после сборов участвовал в состязаниях как казак-малолетка, что бы было?
Никифор задумался, а потом удивлённо произнёс:
— Так призы бы получил по 1 разряду за стрельбу пешим и с коня, и за наездничество, как минимум по 2 разряду приз бы имел. Это считай — винтовка, седло или мундир с шароварами и портупея.
— Вот, Никифор. О том, что сегодня видели никому не слова. Хочется мне войсковому старшине Буревому, который приедет в этом году на зимние сборы у малолеток, нос утереть. Упрошу я его, чтобы он Тимоху к призовой стрельбе, да наездничеству допустил. Посмотрим, что он скажет, когда Тимоха покажет всем казакам, как стрелять надо. Да и тебе Тимофей это участие для поступления в училище пригодится.
— Хорошо, дядька Петро, я ещё больше заниматься буду. А когда зимние сборы будут?
— В конце февраля следующего года. Так что время ещё есть. Тренируйся и Ромку под свою руку забирай. Пускай у тебя учится всему.
Так в мою жизнь вошёл Ромка Селевёрстов, который надолго стал моим напарником в моих начинаниях в этом мире.
С учётом того, что сезонных работ по хозяйству почти не осталось, мы с Ромкой где-то за месяц оборудовали в пустом пристрое для зимовки скота теперь уже моего дома небольшой спортзал. В нём разместили сделанные самими брусья, турник, шведскую стенку, деревянную модель коня с седлом для обучения упражнениям джигитовки, передвижной станок для рубки лозы и чучело для этих же целей и, конечно же, макивару и другие приспособы для рукопашного боя.
Приехавший посмотреть на наши занятия атаман Селевёрстов, увидев все эти снаряды, только крякнул, покрутил ус, а потом молча и задумчиво смотрел на наши упражнения. В тот раз он так ничего и не сказал о нашем спортзале, но потом ещё несколько раз приезжал вместе с сыном Никифором и вахмистром Митяем Широким. Все вместе смотрели, как мы исходим потом с Романом, выполняя мною, разработанный комплекс физических упражнений с использованием имеющихся снарядов, проводим учебные схватки на пиках, шашках, кинжалах, тренируемся в рубке. Но никто опять не сказал и слова.
Потом пришла зима. Наши с Ромкой занятия прерывались только охотой на зверье и птиц, да заготовку дров. По станичному «уроку» каждый казак должен был поставить 20 брёвен в государственную казну. Для большой семьи Селевёрстовых, в которой по реестру числилось трое взрослых казаков, надо было заготовить шестьдесят брёвен. Вот и работали мы с Ромкой сучкорубами, да охотой промышляли для бивачного котла и домой что-то впрок из лесной дичи запасти.
После Рождественских праздников на святки из станицы в Благовещенск тронулся так называемый «ярмарочный обоз». По договорённости с атаманом вместе с семейством Селевёрстовых поехал и я.
Глава 8
Благовещенск
Четыреста вёрст до Благовещенска прошли за две недели, по дороге останавливаясь то в лесу, то у родственников и хорошо знакомых казаков семьи Селевёрстовых в станицах, расположенных ближе к административному центру Амурской области.
И вот ранним утром, ещё в сумерках наш обоз въехал в Благовещенск! Город, в котором я родился или ещё должен буду родиться в будущем. Я вертел головой по сторонам, проезжая по улицам и ничего не узнавал — большая станица! Где асфальтированные проспекты, окружённые многоэтажными домами в сиянии рекламы? Где проносящие машины и шум многолюдного города? Ничего этого не было! Но будет, обязательно будет!
Остановились мы в заезжем доме купца Чурина. Атаман Селевёрстов с Никифором сразу же ушли с приказчиком Чурина договариваться о продаже привезённой пшеницы, рыбы, мяса, шкур, а мы с Ромкой принялись выпрягать из трех саней лошадей и вместе с тремя верховыми, на которых ехали мы с Ромкой, да Никифор, повели их на конюшню.
Тётя Оля — жена атамана со снохой Ульяной — женой Никифора и дочерью Анфисой из распряженных саней стали таскать узлы с добром в дом, где были сняты комнаты для проживания на время ярмарки.
Вскоре вернулись довольные Никифор и дядька Пётр. Как выяснилось, им удалось очень выгодно продать почти весь свой товар Чурину, немного оставив самого ценного для ярмарочной распродажи. На радостях атаман заказал баню и обильный ранний обед, после которого мы всем семейством, принарядившись, отправились смотреть город.
Этот променад очень напомнил мои походы с жёнами по магазинам в моём прошлом мире. Я никогда не мог понять женщин, как они могут ходить по магазинам «просто посмотреть». Если мне надо было что-то купить, то я шёл и покупал, не смотря на остальной товар. У моих же жён «просто посмотреть, померить, прикинуть» могло растянуться на долгие часы моих мытарств. Особенно меня добивало, когда всё это происходило при полном отсутствии денег в нашем семейном бюджете.
Здесь происходило тоже самое. Женщины во главе с тётей Олей заходили в каждую лавку, где смотрели, приценивались, примеряли, прикидывали и т. п. Но при этом все мужчины Селевёрстовы практически не отставали от своих женщин, также что-то смотрели, ахали, приценивались. И ничего не покупали. Когда я спросил атамана, почему ничего не покупают, то был сражён его ответом: «Так на ярмарке всё дешевле будет. А тут просто посмотрим». После такого ответа я просто выпал в осадок и, наверное, умер бы от скуки, но перед заходом в очередную лавку, я увидел на соседнем доме вывеску — Городская общественная библиотека.
— Дядька Петро, я в библиотеку. Можно. В приезжий дом я сам приду, дорогу помню.
— Иди грамотей. Тебе смотрю, поход по лавкам не интересен.
— Ага. Я побежал.
Зайдя в дом и пройдя сени, я вошёл в большую комнату, где стояло довольно много стеллажей с книгами, а за столом сидела пожилая, полностью седая женщина с приветливым лицом, своим видом напомнившая мне образ интеллигентной учительницы-старушки советских времён.
— Здравствуйте. Меня зовут Мария Петровна. Я библиотекарь. Что вам угодно, молодой человек? — мягким голосом произнесла женщина.
— Здравствуйте. Хотел бы книги посмотреть, — робко ответил я.
— Книги не смотрят, а читают. Но откуда такой интерес к книгам у молодого казака?
— Меня зовут Тимофей Аленин. Мы из станицы Черняевой на ярмарку приехали. Я хочу поступить в Иркутское юнкерское училище, и зашел к вам узнать, какие книги по военному делу есть, и какие учебники сейчас издаются. А главное найти программу вступительных экзаменов в училище. Никто мне в станице не смог об этом сказать, включая батюшку станичной церкви Александра. А он к нам из Санкт-Петербурга приехал.
— Похвально, похвально. А позвольте полюбопытствовать, не тот ли вы молодой казак Аленин, который целую банду хунхузов один уничтожил.
— Да, это я, — почему-то краснея под добродушно заинтересованным взглядом Марии Петровны, ответил я. — Но откуда вы об этом знаете.
— Я вхожу в круг знакомых генерала Беневского Аркадия Семёновича — это военный губернатор и ваш казачий наказной атаман. На одном из раутов Аркадий Семёнович рассказал всем как был поражён отвагой и умелостью мальчишки-казака, который в четырнадцать лет как-то умудрился поразить насмерть двадцать одного бандита-хунхуза. При этом, по его словам, больше половины бандитов он убил одним кинжалом. Ужас!
— Мария Петровна, жить захочешь и не то сделаешь.
— Может быть, Тимофей, может быть. Тем более ты же прирождённый воин, и вот офицером хочешь стать. Хорошо, посмотри пока книги на том и на том стеллажах, — Мария Петровна указала вглубь комнаты. — А примерно через час мы с вами, Тимофей, дойдём до Алексеевской гимназии. Там работает мой хороший друг, который поможет тебе с подготовкой к поступлению в военное училище.
— Огромное спасибо, Мария Петровна. Даже не знаю, как вас благодарить.
— Что-нибудь придумаю для такого молодца, — лукаво улыбнулась старушка. — Раздевайся у вешалки и проходи к стеллажам.
Сняв и повесив на вешалку свои «парадные» полушубок и папаху, обметя веником валенки и оправив под ремешком праздничную рубаху, я прошёл к указанным стеллажам.
Боже ты мой! Чего тут только не было. Я даже и представить себе не мог, что по военному делу в конце девятнадцатого века было издано так много книг. Но особенно меня умилило, что на этом стеллаже я нашёл «Войну и мир» Льва Толстого. Взяв в руки второй том, начал пролистывать его, часто останавливаясь на некоторых абзацах.
— Тимофей, а вы очень быстро читаете. Я же вижу, что вы читаете, а непросто скользите взглядом по странице. Кто вас научил такому скорочтению?
«Вот мля, опять попал! — подумал я. — Я же почти безграмотный молодой казак, а тут скорочтение. Но надо что-то отвечать».
— Дядя Иван. Младший брат отца.
— Передайте ему от меня большую благодарность.
— Не кому передавать, Мария Петровна. Вся моя родня погибла и умерла. Сирота я уже четвертый месяц. Спасибо нашему станичному атаману Селевёрстову. Дядька Петро меня в свою семью взял до совершеннолетия. Но живу я в своём Аленинском доме один, а они мне помогают. С собой вот на ярмарку взяли. Я тут рухлядь кое-какую, оставшуюся от семьи, да шкуры лисьи и волчьи мною добытые хочу продать, а на вырученные деньги учебники и письменные принадлежности купить.
— Извини, Тимофей, что напомнила тебе о смерти близких, — Мария Петровна ласково погладила меня по руке. — А что ты читал? Надо же казак с романом «Война и мир» в руках. Удивительно! А на чём ты конкретно остановился?
Мария Петровна взяла в руки книгу и стала читать вслух с того места, куда я непроизвольно поставил свой указательный палец, когда старушка оторвала меня от чтения книги: «И благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных ситуациях, с простотою и легкостью поднимет первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменится презрением и жалостью».
— Ты это уже прочитал? — Мария Петровна строго посмотрела на меня. — Какие выводы сделал?
— Да. Прочитал, — ответил я. — А вывод — в войне не бывает правил. Кто воюет по правилам и ждёт этого от противника, тот проигрывает. В войне за Отечество все средства хороши, даже неблагородные. Нас казаков часто обвиняют, что мы воюем не по правилам. Наполеон вот тоже упрекал нашего государя Александра, что его подданные, особенно казаки, воюют не по правилам. Но если ты здоровее меня, в руках у тебя оружие, которым ты умеешь владеть, а я нет, то глупо ждать от меня, что я как баран пойду на убой, выходя с навязанным тобой оружием и по твоим правилам. Я возьму то оружие, которым владею хорошо, да и шарахну тебя тогда, когда мне будет удобно, без всяких правил. Это ты пришёл и напал на меня, а я тебя не звал. Поэтому буду воевать с тобой как умею. А когда одержу победу, тогда может и пожалею.
— Очень интересный вывод. Впервые слышу такую трактовку слов Толстого о «дубине народной войны». А с хунхузами ты воевал по правилам или нет?
— Конечно, не по правилам Мария Петровна. Если бы тогда стал биться как казаки конным против них, то меня сразу бы зарубили. А так я пешим скрадывал их, как зверей и нападал, когда они не ждали. Поэтому и смог их всех убить. Правда, фортуна в тот день неоднократно была на моей стороне. Везло мне в тот день сильно.