— Окно открой, фашис… комаров не бойся — леший погонял. Спи завтра сколько влезет, ты вымотался. Завтра нам объявили выходной — готовят на всю ораву маманя и Фиса. Все, пошла я.
— Спасибо… иди, — раздалось тихо в спину.
ГЛАВА 20
Спала я почти до полудня. Проснулась на рассвете, потянулась и снова уснула. Потом встала, прошлась — в доме никого. Я рухнула опять — лепота-а.
Когда умылась, застелила постель и пробежалась по дому, проверив, как ребята убрались, почувствовала, что пора обедать. Надела самый легкий и просторный сарафан, заколола волосы наверх, убрав с шеи и пошла туда, где сегодня кормят. В лесу пахло кедром. Жара плавила, казалось, что и деревья. А из-под папоротников от земли тянуло душной влагой. Тропинка петляла, и я скоро увидела, что перед крыльцом у соседей целое собрание. О! Понятно. Я привычно приветствовала «друга»:
— Привет, бандит. — А когда он встал и шагнул ко мне, охнула: — Ох, ты ж!
Это был не бандит. Это был Сашин волк — такой, как его описывал дедушка. Он, кстати, поглядывал на меня горделиво, как будто сам произвел на свет этот выдающийся экземпляр. Я обошла волка кругом, заглянула в глаза — синие. И почти на уровне моих глаз. Громадина, однако.
— Мама, — благоговейно прошептал Ромка, — я таким же буду?
— А что тебе отец сказал по этому поводу?
— Что покажет сейчас фокус.
— Ну, как надоест фокусничать, так и ответит на твои вопросы. Фиса, ты насмотрелась уже? Кушать хочется. Покормишь?
В спину меня толкнули. Я оглянулась — стоит, смотрит. Спросила миролюбиво:
— Тебя нужно расхваливать или чесать? Блохи одолели?
Он подсунул голову мне под руку, и я попробовала шерсть на ощупь — чистая, мягкая, густая. Наклонилась понюхать — псиной точно не пахнет, а теплым, живым, свежим. Приятно пахнет — летним лесом. Почесала за ухом. Леший хмыкнул. Я удивилась:
— А что еще прикажете с ним делать? Это существо, совершенно бесполезное в хозяйстве. Бессмысленный выверт эволюции — по деду. Кто озвучит разумные предложения по применению его выдающихся способностей к обороту? Овец разве пасти где-нибудь в альпийских лугах? Так не факт, что овцы уцелеют. Жрать оно должно немеряно при таких габаритах. Прокормить будет проблемно, вы не находите?
Волк лег на траву, высунув язык и часто дыша, будто смеясь. Сын попытался найти применение своим будущим способностям:
— Ну, можно смотаться по глухаря или тетерева в лес, куропатку словить, зайца там. Просто помотаться — грибы-ягоды поискать, а потом навести вас на место… Охрана… Нет, сопровождение не прокатит — оно красиво, конечно, но будет слишком привлекать внимание. Пап, я больше не придумаю ничего. Давай ты.
Я скептически посмотрела на волка — бесполезная особь. Он встал и ушел за угол, Роман помчался следом.
— А что вы на солнце все стоите? В тенечке места не нашлось?
Так и потянулись наши дни. Я почти и не видела их — и Саша, и Ромка пропадали в лесу целыми днями. Появлялись, чтобы спать и кушать. И точно — ели, как не в себя. Мясо на столе не переводилось. Я кухарила сутками. Мне помогала Леночка. Но не хотелось лишать ребенка детства в десять лет. Она хотела побегать с братиками-одногодками, поиграть с куклами. И так убирала дом и помогала с посудой. Егор тоже часто уходил с Сашей и братом. Или сидел и читал книги — он был книголюбом. Спокойный, умный мальчик, похожий на своего отца.
Я всегда живо интересовалась, чем они дышат, что делают. А тут вдруг поймала себя на том, что перестала адекватно воспринимать окружающую реальность. Меня не то, чтобы ничего не интересовало… я просто не знала, чем они занимаются, когда уходят в лес — двое моих детей… я перестала думать, чем вкусненьким побаловать свое семейство — главной задачей стало просто накидать мясом четверых мужиков и при этом не ударить в грязь лицом перед гостем. С Леночкой уже забыла когда говорила по душам. Кукле одежду вязали сто лет назад. Сейчас я готовила, убирала, полола грядки, поливала. Развешивала стирку, гладила белье, готовила опять, мыла посуду, снова готовила.
И однажды состоялся этот разговор с Фисой. Я пришла к ручью за ведерком холодной питьевой воды и села там в тени. Ручей журчал… ветерок шелестел листвой кустарников, тихо шумел в вершинах кедров. Приятно пахло, и я, сидя, стала засыпать, тихо отключаясь. Фиса подхватила меня, когда я стала клониться на травку.
— Маша! Тебе плохо? Что с тобой? Я сейчас… я позову…
— Стоп, стоп, — ответила я устало и безразлично, — ничего не нужно. Я просто засыпаю на ходу. Как лошадь в стойле — стою и сплю, не воспринимаю ничего вокруг. Я выпала из реальности, Фисочка, только готовлю и готовлю. Как у вас дела, все живы?
— У вас ничего не получается, да, Маша?
— А я знаю? Может, что и получается — мне никто ничего не рассказывает. Ночуют дома да едят — и то хорошо, хоть вижу.
— Я про вас с Сашей.
— А нас с Сашей нет. Есть я, и есть он. Отдельно. И цели такой не было — мы. Цель одна — помочь Роме. А потом пусть едет себе. Я не могу так больше — устала, Фис.
— Он так смотрит на тебя, когда ты не видишь…
— Просто добавки хочет, а просить больше неудобно. Если смотрит, когда я не вижу, то смысл вообще смотреть, как ты думаешь? Я не воспринимаю его, как мужчину, Фиса. То ли еще тогда все перегорело, то ли никто для меня не способен заменить Женю… Он чувствовал меня, понимал, оберегал. И я берегла его, как могла. Разве позволил бы он мне так загнать себя? На руки взял бы, унес отдыхать. Сидел бы, гладил по волосам, пока не уснула… потом мотнулся бы — посуду вымыл, воды накачал, мальчиков организовал в помощь. Ты помнишь — мы же не разлучались почти, даже готовили вместе и говорили, говорили… А сейчас я молчу днями… готовлю, готовлю и только думаю — уехал бы ты уже скорей…хоть попроще да полегче чего стала бы…
— Так плохо все?
— Почему плохо? Никак. И это уже навсегда…как мне плохо без него… как плохо… — противоречила я сама себе, тоскуя о Жене.
— Ох, а мы-то думали… Саша такой…
— Саша такой. Саша шикарный даже в чужих трениках. Его мир это машины, рестораны, «крошки», выставки, приемы, фраки, домработница, конечно… Разве он может знать, как изматывает домашняя работа и что это такое — три раза в день накормить шесть человек, из них четверо — мужики? Нет, Фиса. Мы и тогда встречались только в постели — больше ничего общего. Он и не стремился к чему-то другому. А мне сейчас вот только секса и не хватает для полного счастья — чтобы еще и ночью работать. Он не способен, Фиса… это не его жизнь. Я думаю, что он и сам уже понял, что ошибся.
Вот такой разговор состоялся. Я подхватила ведро, и мы пошли в дом.
А на следующий день что-то изменилось. Мужчины приволокли из лесу молодого кабанчика. Я, вздохнув, взялась подточить нож — свежевать, разделывать. Но меня спокойно отстранили под тем предлогом, что будет шашлык из свежины, а это не женское дело. Рома притащил мне шезлонг и предложил посмотреть мастер-класс.
Сын натащил кучу травы, на ней и начали разделывать животину, подробно объясняя мне последовательность действий, как будто я чего-то не знала. Что-то там о том, что кровь еще в лесу спустили, об околевании мяса, необходимой выдержке, попутно рассказывая о том, как прошла охота. Ну, я слушала… Мясо мариновали, кости рубили и складывали с обрезками мяса в пакеты для готовки первых блюд, закладывали в морозильник.
Егорка принес дрова и готовил все для вечернего костра, таская камни с реки и выкладывая кострище. Когда все убрали и вынесли даже окровавленную траву, Саша предложил сходить искупаться на реку — жарко и пока других дел нет.
Как-то так вышло, что отказаться не получилось — шезлонг для меня перекочевал уже к реке, Лена несла полотенца и мыло, Егор — покрывала. Саша — бутылку с клюквенным морсом. Потом мы плавали, плескались, и я первый раз за долгое время не работала инженером по технике безопасности и спасателем на водах, отслеживая каждую минуту местонахождение детей и не расслабляясь ни на миг. Саша сказал, что принимает дежурство, а я могу подремать, если захочу.
Когда я проснулась, уже наступили сумерки. Оказалось, что меня укрыли покрывалом, а сырость, потянувшаяся вечером от реки, только освежала голову и несла приятную прохладу после жаркого дня. Я подняла голову и огляделась, потянула к себе руку — ее что-то удерживало.
— Я воспользовался тем, что ты спишь, — тихо донеслось сбоку.
Я не шевелилась — было лень и было хорошо. Мои огрубевшие от работы пальцы нежно, бережно перебирали и целовали — по пальчику, по очереди, не спеша и без напора, что расслабляло и не требовало решительных действий по противостоянию соблазнению.
— Здесь замечательно, — говорил тихо Саша, — я знал это, когда выбирал место. Но выбирал-то я тоже летом. А как тут зимой, а, Машенька? Нет, что и зимой красиво — я понимаю. Но что вы делаете тут, когда дороги переметет, когда опасно отправляться в путь из-за сильного мороза? А морозы здесь…
— За сорок…
— За со-орок… и что?
И я рассказала — что. Камин, что в родительской спальне, когда дети, утомленные играми на морозе, уже спят. А перед камином шкура медвежья. И свечи восковые, и вино из дикой малины в глиняных кружках… А днем лыжи и расчищенный на льду Амура каток. И коньки, когда всей коммуной.
Рисование эскизов и проектов всей семьей вечером, а назавтра — снежные скульптуры во дворе — зайцы, белки, длинные змеи. Победа маленькой Леночки за скульптуру морковки… Заготовка пельменей по-сибирски всей семьей — мешками и на чердак, на мороз.
И глинтвейн, что варим по очереди на костре раз, а то и два в неделю: мы — лешие, мы — лешие. Песни…Дети спят, а Елизар рассказывает о том, как обходил Лес, что видел… Фиса охает от радости, получив каленые кедровые орешки, которыми якобы поделилась белка… Елизар очень любит ее. В тайге полно подарков для нее — малина, земляника, клюква, корешки какие-то, что нужно печь… и тогда ночь сладкая, длинная, тягучая, как дикий мед. Я пробовала…
Лыжи…, да… трассы разной сложности, чтобы не нагулять жирок за зиму. Баня два раза в неделю… Уроки, домашние задания… Белье, развешенное на улице, вымерзшее до сухости, с неповторимым морозным запахом, когда его гладишь.
Работа в мастерской вместе с Ромой и Егором. Гости… сюрпризы… пироги с тертыми кедровыми орехами и овощами, с ягодами…с рыбой… Зимняя рыбалка со льда. Уха на костре во дворе. Щуки горячего копчения. Карамельное кабанье мясо в меду на каминном огне… Такие вещи готовит мужчина. Сладости детям — это я… Сказки от лешего…
Метель, буран за окном и опять свечи, мед в сотах… который тянет слизать с родных рук и губ. Долгий сон зимним утром в обнимку… нежность…
Блины на завтрак от Леночки — с земляникой в меду и сметаной. Вкусные такие, самые первые — праздник для всех, радость, сюрприз. Разные травяные чаи из самовара — секрет, свой рецепт — попробуй угадай, что там — какие цветы и травы… Собирали летом, готовились.
— Не плачь, Машенька, не плачь… Ты сейчас сняла камень с моей души. Ты была счастлива эти годы. Я не сделал тебя несчастной, слава Богу… Я горюю вместе с тобой о нем, Маша. Удивительный человек — он сумел сделать тебя немыслимо счастливой. Кто похож на него? Егор? Леночка?
— Оба… У него короткие бронзовые волосы, голубые глаза и просто сумасшедшие губы. Такой рисунок красивый, твердый… И он морской офицер… Я не видела его в форме. Так жаль… Не хотела расстраивать — он любил службу и море, которого был лишен. Но я видела многих, я представляю его — золотые погоны на широких плечах, парадный пояс с кортиком на черной ткани тужурки. Он перед экипажем, звон склянок и команда дежурного по кораблю: — На флаг и гю-юйс…
— Не плачь, солнышко, не плачь. Я плачу с тобой, первый раз в жизни плачу светло… Пошли, там уже пахнет шашлыком, Егор жарит те, которые в простокваше, а Роман — традиционные, с черемшой. Будет конкурс. Нужно проявить объективность. Ты готова? Ну, пошли тогда.
Мнения разделились, на этот раз победителей не было. Фиса вызвалась пойти с детьми, проследить, чтобы ополоснулись в бане после речки. А мы все у костра, потом — у углей, просто молча… отблески на лицах, в глазах угольки. Огонь завораживает.
Назавтра неожиданно — доставка товаров на катере. Четыре большие качели с мягкими стеганными матрасами дружно стали вокруг кострища. А сверху — большой камуфлированный тент на растяжках с сетчатыми боками.
— И что это?
— Логику включил. Ради чего люди едут Бог знает куда, тратят бешеные деньги? Ради комфортного отдыха. А что может быть комфортнее этого? Вчера мы сидели на раскладных стульчиках и пеньках. У деда нога, у тети Мани — спина. Ты отдельно где-то, на жердочке.
— А зачем тент? В дождь посидим дома.
— Я волком ночевал однажды под деревом. Тихий дождь по молодым листьям, затяжной такой, свежесть дождевая, пряная сырость в воздухе… По тенту похоже дождь будет шуметь. И от солнца спасет. А захочешь загорать — шезлонг.
— Что это?
— Это из-за рыбы. Исключительно из-за нее. Финский мангал. Видишь? Вот это двигается и это. Мы с парнями изучим, что куда. Тут инструкция. Но вот это, длинное — для запекания рыбы на углях. Сюда, под решетку — угли. Договорились с Елизаром завтра рано утром сходить на рыбалку и вечером будем осваивать.
— Что-то дед говорил… Я не успела увидеть, но у них, по-моему, был потом на даче такой.
— Ух, тогда вообще хорошо — не опозоримся. Старшее поколение поделится богатым жизненным опытом. Маша, бабушки уже нет?
— Нет.
— Понятно. Ну, парни, зовите деда. Будем перенимать опыт. И там это еще — электрическая хлебопечка. На килограммовую буханку. Это на всякий пожарный. Я-то понимаю, что из печи вкуснее, но бывает же — всего просто не успеть. Я изучу ее сам, это даже интересно, там куча разных рецептов. Даже тесто для пиццы.
А завтра они варили кулеш с глухарем и копченым салом в казане и каждый мыл свою миску, оттирая потом песком котел на берегу…В планах был плов. А на качелях Саша зарезервировал личные места для себя, меня и Леночки. Ей — с подушкой из дома. Она очень быстро засыпала вечером, закинув на нас ноги, а мы сидели, максимально придвинутые друг к другу, чтобы дать ей больше места. Я не шарахалась и не возмущалась, если он обнимал за талию или склонял мою голову к себе на плечо, чтобы дремала на нем под разговоры. И чувствовала его руку почти, как тогда — жар от нее плыл по телу и заставлял замирать, притворяясь дремлющей.
Усталость понемногу уходила, потому что как-то незаметно посуду после еды стала мыть только Леночка, отстраняя меня и даже ругаясь по-своему, по-детски. Дед постоянно следил за тем, чтобы вода была накачана в туалет и душ, а питьевая всегда стояла в ведре на кухне, поливал из шланга грядки, не заморачиваясь с лейкой. Мальчики убирали дом — аккуратно, чисто, как я всегда их учила. На мне осталась только готовка да глажка. Да и то часто еду готовили мужчины, осваивая новый мангал, придумывая новые блюда на костре… Я подозревала, что Фиса провела с моим семейством партполитработу после того нашего разговора.
С усталостью уходило безразличие, я стала замечать то, что раньше просто не принимала во внимание — взгляды Саши на меня, длинные, нежные, горячие. Не взгляды, а настойчивое любование мною. От них становилось немного неловко — я стала обращать больше внимания на то, как одета, как причесана — на меня постоянно смотрели… Эти его касания… он определенно приручал меня, заставляя вспоминать… Я вспоминала… как сходила с ума от желания, как таяла в его руках… Краснела, как молоденькая девушка, поглядывая на него украдкой — красивый, все такой же красивый. Хоть и седина, и мелкие морщинки у глаз, на лбу — глубже… улыбалась, вспоминая, как считала когда-то Ивана старым — в сорок-то лет.
В один из дней перед нами предстали два почти черных волка. Ромка был стройнее, нетерпеливее и, конечно, без благородной седины. Прыгал на меня, пытался хрипло как-то лаять, покусывать. А потом встал вдруг перед нами голым, прикрываясь руками. Засмеялся, извинился по-французски: — Конфуз, господа, прошу прощения.