Первое, что поразило Абигейл — это количество собравшихся людей. В детстве она однажды путешествовала с родителями на поезде в вагоне–купе, и в этот раз ожидала увидеть нечто подобное. Но вагон для бедняков назывался салоном, хотя больше походил на дешевую ночлежку. Грубо сколоченные из необработанного дерева лавки нагромождались друг над другом на четыре этажа вверх, по обе стороны узкого прохода. Подняться на верхние лавки можно было по приставным деревянным лестницам, а забравшись, пассажир мог принять только горизонтальное положение, поскольку расстояние между полками не позволяло даже сеть.
Но хуже всего был запах, исходящий от месяцами немытых тел и нестиранной одежды. Пассажиры не стесняясь курили вонючие самокрутки, то и дело отхлебывали спиртосодержащую жидкость из своих фляг и бутылей. Были, впрочем, здесь не только мужчины. Женщины вели себя приличнее, но и они не отличались опрятностью и манерами.
Эбби смущенно опускала взгляд, добираясь по проходу до своего места. Ей казалось невежливым рассматривать попутчиков, хотя те глазели на нее во всю. Нечасто можно было встретить воспитанную леди в подобном месте, да еще и без сопровождения.
— Вагоны первого класса дальше, милочка! — бросил ей в спину какой–то рабочий и расхохотался «удачной» шутке. Некоторые с удовольствием поддержали его, но большинство не осмеливались дразнить аристократку. От страха Абигейл вся сжалась, мечтая превратиться в невидимку. А когда она, наконец, нашла свое место, то обнаружила, что его уже заняли.
Это была необъятных размеров женщина в платье болотного цвета. Она свалила на чужую полку свои свертки и ящики, а сама, развалившись напротив, смачно поглощала огромный сэндвич.
Абигейл остановилась рядом с ней и попросила освободить место. Женщина, с возмущением посмотрев на прибывшую, отложила поздний ужин в сторону.
— Разоделась тут, понимаешь ли, — едва слышно проворчала она. — Шмотки да цацки, экая невидаль. Раскомандовалась, мамзель!..
Поджав губы, Эбби наблюдала, как дама, кряхтя, перекладывает свои пожитки. Свертки на ее полке образовали целую пирамиду, оставив совсем немного места для самой пассажирки, но Абигейл не испытала жалости. Нечего было грубить!
«Ночь посплю, и останется всего шесть дней», — ободряюще улыбнулась она себе, и присела на освободившуюся лавку. Эбби сняла отцовский цилиндр и достала из чемодана мягкую шаль. Подложив ее под голову, прислонилась к холодному окну. За запотевшим стеклом проносились темные силуэты деревьев и одиноких домов, унося ее за собой в неизвестность.
Утро началось с боли. Поясница и ребра так сильно ныли, что Абигейл не сразу поняла причину. Она еще ни разу не спала в корсете. Нужно было сообразить, и с вечера расслабить шнуровку. Но кто же знал, что так будет? Эбби кое–как дотянулась до узелка под лопатками, и, развязав его, немного вытянула шнурки. С наслаждением вздохнув полной грудью, Эбби обнаружила один плюс быть простолюдинкой — не нужно мучить себя, соблюдая моду.
Вагон тем временем просыпался. Завозилась компания молодых рабочих, собиравшиеся выходить на следующей станции. Мамаши успокаивали своих непосед и разворачивали свертки с завтраками. Мужчины запаливали трубки и просили кондуктора достать им свежих газет, когда поезд остановится. В преддверии большого города все суетились и делились впечатлениями с теми, кто готов был слушать:
— Ах, это же Аран, столица золотых дел мастеров, вы слышали? Они изготавливают тончайшее драгоценное кружево для богачей…
— Здесь пекут такие медовые пряники! Как сейчас помню…
— В Аране недавно останавливался сам император, можете себе представить?
— Да вы что? А мы–то считали, что император наглухо заперся в своем Горном замке!
— А сколько будет остановка? Хочу успеть посмотреть на знаменитых ручных лисиц!
На обороте своего билета обнаружилось расписание всех станций, и таких больших городов ожидалось не меньше десятка. Интересно, надолго ли хватит энтузиазма попутчиков? После ночи на неудобной скамье, Абигейл находила поездку слишком утомительной.
Город оказался низким и вытянутым вдоль берега быстрой реки. Белокаменные здания сверкали золотыми куполами на множестве башен. Аранский вокзал выглядел многолюдным и сильно задымленным. Эбби не рискнула выходить, оставив свои вещи без присмотра.
Половина вагона высыпала на платформу и дышать стало свободнее. Воспользовавшись перерывом и отсутствием суровой дамы напротив, Абигейл решила подкрепиться. Она достала из чемодана завернутые в платок припасы — хлеб, твердый сыр, несколько яблок и объемную флягу с водой — немногое, что смогла стянуть из кухни после ужина.
Не успела Эбби проглотить и кусочка, как на место дамы присел вернувшийся в вагон сморщенный старичок, со свернутой утренней газетой в руках. Он был одет просто, но чисто, и от него не несло потом и табаком, как от остальных.
— Вы не больно стесняйтесь меня, мадемуазель, я вам не помешаю, — мирно сообщил он и уткнулся в чтение. Абигейл отметила, что выговор у него очень уж неплохой. Может быть, в молодости он работал слугой? Но спросить было неловко.
Жуя яблоко, Эбби заметила крупный заголовок первый полосы: «ПРИНЦ ПРИБЫВАЕТ В СТОЛИЦУ» и шрифтом поменьше: «Александр требует аудиенции у отца». Как интригующе! Принц жил в соседней республике с тех самых пор, как сильно пострадал во время восстания рабочих здесь, в Регане. Абигейл и Демиану было два года, когда это произошло, и, к счастью, волнения никак не затронули тихую деревню Лан–Лаин.
— Это ни к чему не приведет, — негромко заметила Эбби, прежде чем поняла, что собирается сказать это вслух. Старичок поднял на нее непонимающий взгляд.
— Простите, я имела в виду принца Александра. К императору его не пустят, никого не пускают, — объяснила Абигейл, немного посмелев. — Мой отец часто поднимает эту тему в дискуссиях со своими друзьями.
— Император не всегда был таким затворником, моя дорогая, — в морщинистых глазах собеседника угадывалось веселье. — Я помню годы, когда он свободно общался с народом и был рад помочь каждому. Давно это было… Если хотите, я дам вам прочитать статью.
— Если вас не затруднит, — скромно кивнула Эбби, заправляя за ухо выпавший из прически светлый локон. Старик протянул ей нужный разворот, и, убрав огрызок, Абигейл принялась за чтение. Ее страшно интересовало все, что касалось императорской семьи. Хотя нет. Политика всегда интересовала Демиана. А он умел увлечь сестру.
Никто не знал, почему император прятался ото всех последние двадцать лет, отдавая распоряжения через ближайших помощников. Подданные могли видеть его только несколько раз в год, по крупным праздникам, в экранах своих проекционов (*прибор, напоминающий примитивный механический телевизор).
В статье сообщалось, что принц с трудом преодолел пограничные врата (империя Реган неохотно принимала гостей из соседних стран), и находится на пути в столицу. У Эбби радостно загорелись глаза — а что, если он сейчас едет в том же поезде, что и она? Вот бы пробраться в богатые вагоны и посмотреть на принца, хотя бы пару секунд! Ходили слухи, что он, в свои тридцать с лишним лет, был очень красив, но вместе с тем и уродлив — левую руку ему отняли, и заменили на механическую.
«В своей поездке принц берет на себя нелегкую задачу — убедить императора Леопольда III в том, что промышленные выбросы представляют собой серьезную угрозу жителям не только империи Реган, но и всей планеты.
Представитель корпорации «Фабрики и мануфактуры Вестона» заверяет наших уважаемых читателей в том, что для беспокойства нет никакого повода — производство в высшей степени безопасно, и являет собой лишь благо для современного общества.
Республика Градара, в которой проживает принц, с давних пор известна своими еретическими взглядами на промышленную революцию…» Абигейл прервала чтение — в этот момент полная дама вернулась в вагон и заслонила ей свет от окна.
— Что, Питер, ума набираешься, а? — ехидно поинтересовалась она у старика, присаживаясь на пустующую скамью одного из трех малолетних сыновей, едущих с ней. — Ну–ка ответь мне, что про погоду пишут? Долго ли нам терпеть еще этот угар в воздухе? На этом вокзале не продохнуть, там все вокруг коптит!
— Наш отец–наставник говаривает, что смог над городами — есть результат греховности людей. Уделяйте больше внимания Святейшему Кодексу, и меньше дурным мыслям, вот и будет вам ясное небо над головой! — раздался сварливый женский голос откуда–то с верхних полок.
— Много он понимает, ваш отец–наставник! — фыркнула дама и принялась подзывать разновозрастных мальчуганов, точно наседка. — Уилли, Корин! Ну–ка зови этого Руди сюда! Неча слоняться по вагону!
Абигейл откинулась на спинку скамьи, понемногу наблюдая за пассажирами. С рождения она привыкла к достатку, насколько это возможно для дочери ученого, и ей было интересно посмотреть на жизнь представителей иных, более низких профессий.
Так неспешно тянулся день. За этой станцией следовали другие, и одни попутчики сменялись новыми. За окном зарядил сильный дождь, и было сложно разглядеть что–то кроме сплошного потока капель и ручейков, стекающих по грязному стеклу.
Разговоры на тему политики, смога и религии не утихали, иногда перерастая в ожесточенные споры. Здесь Эбби узнала то, чего не могла слышать в своей отдаленной от мира деревне. Столичные жители, невесть как оказавшиеся в этом вагоне, сетовали на то, что со всей страны в Кору стекается деревенщина, надеясь спастись от разрухи в провинциях. В это нелегкое время обрел особенную власть священник Гион. На своих проповедях в столице он собирал тысячи человек, и его учение, «О спасении», становилось все более популярным.
«А ведь он в чем–то и прав», — подумалось Абигейл. В тяжелые времена люди всегда находили утешение в религии, а сейчас время было не просто тяжелым — оно было катастрофическим. Крестьяне рассказывали о том, как всюду гибнет урожай и домашний скот, господские слуги — о том, что в лесах почти не осталось зверья для охоты, а рабочие — о кожной болезни, поразившей города и деревни. И последнее казалось самым страшным, ведь Эбби лично была тому свидетелем.
Она с содроганием вспоминала кожные опухоли, возникшие на шее ее матери чуть больше года назад. Болезнь прогрессировала быстро, и скоро у Элизабет, женщины с прекрасными медово–золотистыми волосами, шея раздулась в два–три раза. Наросты стремительно росли и превращались в гниющие язвы. Никто из врачей не мог ничего поделать…
Абигейл приложила руку к груди, туда, где можно было прощупать письмо от брата. Дорогой Демиан, сколько же плохих новостей будет ждать тебя по возвращению!.. Больно прикусив губу, Эбби взяла в руки отцовский цилиндр, чтобы хоть чем–то отвлечь себя от ужасных воспоминаний.
Потертая коричневая кожа, украшенная темной лентой и фальш–шнуровкой, напоминала ей об уютном кирпичном доме под холмом, и об отце, вечно что–то мастерившем.
Воспоминание о смерти матери преследовало ее даже здесь, в этом вагоне. Отходя в общую уборную, Абигейл заметила еще несколько человек с такими же признаками начинающейся кожной болезни. И ведь даже отец, кандидат многих сложных наук, не мог предположить причины ее возникновения. Народ винил во всем корпорацию Вестона, и теперь Эбби знала, за что не любят этого человека. Дым, окутавший страну, беспокоил всех. Империя Реган была огромной черной тучей, зависшей над планетой.
К вечеру дама с детьми и милый старичок Питер покинули поезд на пригородной станции, и Эбби стало немного одиноко — она успела привыкнуть к этим незнакомым людям. Их места заняли молодые унтер–офицеры, возвращавшиеся в Кору на службу. Абигейл уже слышала о том, что правительство увеличивает количество военных в городе, раздаривая низшие офицерские звания в провинциях. За счет деревень жителей в столице становилось больше, и преступность только росла.
Среди всех этих слухов Эбби не терпелось увидеть Кору своими глазами. Она была почти уверена, что на деле все не так уж и плохо.
— Как такая красивая девушка оказалась в такой сточной канаве, как эта? — вдруг спросил ее один из офицеров — явно южанин, со смуглой кожей и характерным носом с горбинкой.
— А как такие блистательные офицеры оказались здесь? — парировала Абигейл, расправляя рюши на простенькой юбке коричневого цвета. Она внезапно осознала, что сидит перед молодыми людьми в распущенном корсете, и ей стало неловко. Хотя она своими глазами видела, что большинство дам в этом вагоне корсетов не носили вообще.
— Командование не очень–то любит раскошеливаться, — усмехнулся офицер и пихнул в бок соседа. — Так ведь, Майкл?
Его сосед смерил Эбби откровенным взглядом и хмыкнул себе под нос, под которым только начал пробиваться пушок пшеничного цвета. Кожа у Майкла была светлее, чем у его друга, и это его не красило — все лицо было усыпано розоватыми прыщами.
Южанин снял с пояса массивную флягу и быстро отпил. До девушки донесся запах спирта. Она поморщилась: дамочка с детьми внезапно показалась ей идеальным попутчиком.
Офицеры принялись выпивать, выкрикивая громкие тосты и хохоча, то и дело отпуская пошлые шуточки. Другие пассажиры неодобрительно качали головами, но не хотели связываться с бунтарями.
— Выпьем за знакомство, мадемуазель! — скомандовал южанин и начал впихивать в руки девушки пропитанную спиртом флягу. — Как ваше имя, красавица? Пейте же, пейте скорее!
— Мое имя — не ваше дело, — упираясь, выпалила Абигейл, ее голубые глаза при этом гневно сверкнули. Вышло немного грубее, чем она рассчитывала. Рина всегда советовала ей быть сдержаннее в конфликтных ситуациях. — И я не пью, благодарю. Уберите это, прошу вас.
— Ну–ну, нечего строить из себя леди, — рассмеялся Майкл. Его лицо вдруг перекосила злобная усмешка.
Эбби стало страшно.
Глава 2. Опасные знакомства
Офицеры продолжали настаивать, с каждой секундой становясь все более агрессивными.
— Прочь от меня, — выдавила Абигейл испуганным голосом, и с усилием оттолкнула руку южанина. Рина, ну где же ты, со своими наставлениями?! — Вас выставят отсюда за недостойное поведение! Я позабочусь об этом!
По телу пробежала гневная дрожь. Как могли они приставать к леди, словно к распутной девке? Как могли заставлять ее пить это мерзкое пойло?
Ей хотелось влепить офицеру пощечину. Прокричать о том, что она настоящая аристократка! О том, что любой мужчина в деревне не раздумывая застрелил бы каждого, за домогательство к дочери уважаемого Бена Шерри! Но разве леди так поступают? Они ждут защитника, готового вступиться словами или вызвать на дуэль.
А что, если помощь не придет?.. Прав был Демиан: Рине следовало учить воспитанницу самообороне, а не танцам. Тогда Абигейл знала бы, как правильно ответить, пресечь угрозы на корню.
— Ну же, «леди», не набивайте себе цену! — раздалось под новый взрыв хохота.
Момент — и все стало ясно. В вагоне Д-класса Эбби слилась с основной массой, став лишь очередной крестьянкой. Хорошая одежда сделалась дурным клеймом, вызывая двусмысленные предположения. Как можно было не заметить взгляды людей, бросаемые на нее исподтишка! Подумать только, за кого они ее принимали…
— Замолчите! — выкрикнула Абигейл. — Вы не представляете, кто мой отец!
— У–у–у, как страшно, — язвительно протянул незнакомый парень в форме, подходя. Жесткие черты его лица криво искажались, когда он пытался улыбаться. — Хороший спектакль ты разыграла, «мадемуазель». Незачем так нервничать. Выпей, прошу тебя.
Незнакомец сильно пошатывался, и даже ухватился за вторую полку, чтобы не упасть. «Да они же пьяны до умопомрачения!», — с ужасом осознала Эбби и еще больше вжалась в угол около окна. Что еще можно было ждать от таких людей, она не представляла, да и не хотела представлять.
Новый офицер выглядел опрятнее остальных. В его плохо скоординированных движениях проявлялось что–то манерное. Поправив зачесанные русые волосы, он забрал у своих друзей флягу со спиртным и медленно поднес ее к губам девушки. Абигейл чувствовала тошнотворный, проникающий глубоко в нос, запах выпивки, понимая: пора действовать. И плевать, что она леди!
— Ну же, красавица, тебе нечего бояться! Открой–ка ротик…