— Настя, прекрати ты уже…
— Так я и не говорю, что отдам, а — могла бы отдать. Будем считать, что я сдаю тебе квартиру. Как там дела, ты все решил, зачем приехал? Ты какой-то не очень веселый.
— Задерживается все, сложности у Роговцева. У них с Тугориным раздрай пошел. Они и раньше не особо дружили, а после того случая с тобой у них разговор был… не особо приятный. Разошлись они, короче. Решают вопрос об отступных для рыжего. В наш лес Роговцев его не пускает, грозит и сам отойти от дела совсем, а без него рыжий не справится, сама понимаешь — мы не дадим. Но он отступать не собирается, даже не боится, что мы его за батю уроем, хотя исполнитель и не указал на него. Никакие отступные не сравнятся с теми деньгами, которые светили ему до этого.
— Зачем же он шел на этот конфликт? Неужели не понимал, что реакция будет негативной?
— А ты была бы уже его тогда. И он, очевидно, тоже верит в эту их историю с золотыми девочками. Совпадение, и правда, удивительное — только они приехали сюда и сразу встреча с тобой, как по заказу. А родись у него дочка, он диктовал бы всем своим, чего уж там…
— Да с чего? Там разве сказано было, что дочку можно иметь только от лесавки?
— Нет. Но они многое знают о лесавках. То, например, что вы усиливаете все способности отца. Это если и не гарантия, то дополнительный шанс.
— Не «мы». Я уже не она.
— Да я не о том. Это сейчас не важно. Просто мне весной в армию, понимаешь? А они никак не решат, а время идет. Кто будет гонять их из леса, если я уеду? Саня, конечно, поживет с маманей какое-то время, он у нас человек свободной профессии — журналист. Будет работать на расстоянии. Но он же не сможет ничего сделать, если что. Вот почему я переживаю.
— Попроси в экстренном случае помочь Святослава. У вас же есть связь между собой? Случись что — подскочит.
— Это само собой, но это не его лес. Хотя что-то сделать он сможет, конечно… А про тебя твой Роман спрашивал, Настя. Я не сказал, что ты здесь. Он копытом бьет, в лес рвется. Не впечатлило его твое обратное превращение.
— И что же он сказал? — спросила, непонятно почему замирая, я.
— Что ему не вырваться сейчас, невозможно, но, как только…
— Наивный ты, братик. Это в лучшем случае, просто вежливость. И удобная отмазка, чтобы ты за пренебрежение сестрой не обижался. Зря. Мне все равно. Я и тогда не верила в это его увлечение. Просто вынужден был, вот и все, сам же признался. А сейчас я ему зачем? Брось, я надеюсь, что вся эта история для меня закончилась. Ну, если не коснется через тебя. А ты не переживай. Он мужик умный, выгоду свою не упустит, все будет хорошо.
Глава 16
Прошла зима, сибирская весна тоже закончилась. В конце мая Ярослав ушел в армию. Мне уже сообщили, что он служит на границе, на заставе у Георгия. И что тот гоняет его, как положено, не давая никаких поблажек. С Мышкой сейчас проживал Саша.
Дело с прииском так и не сдвинулось до сих пор. Разборки перенесли в Москву на уровень старших начальников и родственников. Так что туда еще в марте уехали оба — и Роговцев, и Тугорин. О моем присутствии в Новосибирске никто из них так и не узнал. Да им это уже и не было нужно. В связи с этим, а так же жалея растения, поселившиеся в моем доме, я решила опять переехать жить к себе. Летом рано вставать было гораздо легче, и я просто решила, что буду ложиться спать раньше.
Работой я была довольна. Принятые там несколько официальные, но вежливые и доброжелательные отношения меня устраивали. Даже не напрягало современное заграничное новшество — постоянное наблюдение за рабочим процессом в офисе и запрет на отвлекающее и не относящееся к работе общение, в наказание за которое следовали штрафные санкции. Возможно, именно благодаря этому в женском коллективе царила дружеюбная атмосфера и не наблюдалось склок. Хотя я и не сблизилась там особо ни с кем из женщин, зато стала часто видеться с Кариной. Мы почти каждые выходные встречались и отдыхали в разных местах. Это была и лыжная база, где мы проводили целый день, и бассейн в спорткомплексе, и аквапарк. А с наступлением тепла стали брать напрокат велосипеды и кататься по размеченным в парке велодорожкам. Насколько серьезным будет увлечение этим, мы еще не знали, поэтому о приобретении собственных велосипедов речь пока не шла. Мне теперь приходилось всерьез следить за своим весом, помня, насколько легко я раньше поправлялась. Так что, кроме велосипедных прогулок, я пару раз в неделю ходила в качалку, которая находилась через дорогу и так же и называлась.
У меня даже появился приятель, с которым я иногда ходила на совершенно невинные встречи. Это был тот самый заместитель директора по безопасности, переживший недавно тяжелый развод и пытающийся таким образом отвлечься и занять свое свободное время. Он, как и я, ни на что не претендовал, мы, скорее — дружили. После работы сидели иногда в хорошем кафе и ужинали, чтобы не готовить для себя дома. Вот такие наши свидания с неторопливыми разговорами, а потом с провожанием меня до дома, выглядели в глазах наших сотрудников уже как отношения. Меня это избавляло от внимания других мужчин, которое имело место, и на данный момент устраивало. Новых переживаний мне сейчас не хотелось.
За это время я научилась грациозно вышагивать на высоких шпильках, совершенно не тяготясь этим, привыкла к красивому белью, чулкам. Советуясь с Кариной, обновляла свой гардероб соответственно сезону, регулярно посещала салон красоты. На работе меня тоже оценили, и даже проскочил как-то намек на повышение, от которого я не стала бы отказываться.
В общем, все у меня было неплохо, только тянуло иногда в лес, а вернее — к Мышке. Я говорила с ней довольно часто, навещая тех людей в пригороде, хороших знакомых Ярослава, у которых мы тогда останавливались и ели сырники на завтрак. Благодаря тем средствам спутниковой связи, что имелись у них, я знала, что у Мышки все нормально, Саша пишет книгу, Коровка доится, Лес ожил. Как это выражается, хотелось посмотреть, как и на русалок тоже. Но я боялась. Боялась, что своим отказом от подарка каким-то образом обидела этот необычный Лес, и мое присутствие в нем будет нежеланным и нежелательным для него. А возможно — и опасным для меня.
Что касается поисков мужа или просто мужчины, с которым я разделила бы свою холодную постель, то об этом пока не хотелось думать. Не так уж много времени прошло с моего развода, да и потом следовала череда разочарований, так что… Всему свое время — думала я. Когда-нибудь я обязательно встречу… ну, или меня встретят и вот тогда все у меня будет просто замечательно. А не только потому, что кто-то будет вынужден.
А однажды, в очередную субботу, когда мы встретились с Кариной и ужинали в ресторане, я совершенно неожиданно для себя увидела Романа Львовича, тоже отдыхающего здесь и выведшего танцевать свою спутницу. Он вернулся. И с ним была эта женщина. Очередная красавица в шикарном наряде, а как иначе? Я случайно посмотрела на танцующих и едва не встретилась с ним глазами, когда он прошелся взглядом по сидящим в зале. Наверное, слишком резко отвернувшись, я все же привлекла его внимание, потому что сразу же за этим Карина кивнула ему и улыбнулась, здороваясь. Но я сидела спиной к залу, и узнать меня он не мог. Моя светлая шевелюра, окороченная до каре, была ему совершенно не знакома. В любом случае, я не боялась его внимания, я боялась своей реакции на его реакцию на меня. Почему-то даже его приветливое безразличие было бы невыносимо.
А перед глазами стояла моментально выхваченная взглядом картинка — красивая высокая пара… крупная мужская рука на ткани ее платья… его профиль… улыбка, предназначенная не мне. Что-то сжало, передавило горло, оседая тяжелым камнем в груди. Мне нужно было время… минута-две, чтобы не дать понять, не показать Карине, как мне больно. Почему мне так больно?
И Карина, как будто почувствовав это, отпила вино из бокала и неспешно подняла новую тему для разговора, давая мне это время:
— Вы видели Роговцева, Настя?
Мы до сих пор обращались друг к другу на «вы», несмотря на почти дружбу и нас обеих это привычно устраивало.
— Он приехал всего три дня назад и уже с этой дамой. А возможно, привез с собой, что-то я не припоминаю здесь этой девицы. Такая яркая — я бы запомнила. В любом случае, вкус у него есть, вы не находите?
— Безусловно, — хрипловато прокашлялась я, — я не могу забыть ту — в черном газовом платье. Как вы думаете, Карина, где можно купить подобное? Или это индивидуальный пошив?
Мы плавно перешли на новую тему. Карина любила разговаривать о модных тенденциях в одежде. Больше я не оглядывалась, а когда мы уходили, старалась не смотреть по сторонам. Карина довезла меня до дома и уехала, а я поднялась в квартиру и, давясь рыданиями, по стеночке прошла и упала на диван. Почему было так больно, я же сама не принимала его? Моя реакция на то, что я увидела, мои эмоции не поддавались никакой логике. Если только я не влюбилась. Когда успела? Как могла? Плакала долго и со вкусом. Остановиться и успокоиться не получалось.
А, и пусть, мелькало урывками в голове, кто меня увидит или узнает, что я плачу из-за него? Никто. Стало немного легче, когда выплакалась и ни капельки не стыдно за этот свой эмоциональный срыв. Я имела право. Все-таки увидеть очередное подтверждение того, что тобой интересовались вынужденно, уверяя в обратном… Кому понравится? Это опять опускало мою самооценку ниже плинтуса, видимо, все дело было в этом. И я решила, что нашла причину своих слез, это все объясняло. Понемногу я успокаивалась. И, хорошенько подумав, поняла для себя, что причина в том, что у меня сто лет не было секса. Вся эта неуравновешенность, эмоциональная уязвимость… С этим необходимо бороться. И как можно быстрее и успешнее. Оставалось пересмотреть список кандидатов. На меня обращали внимание мужчины, а если я перестану сидеть почти каждый вечер со своим приятелем в кафе…
Звонок в дверь испугал меня. Я не включала свет, войдя в квартиру и сейчас замерла на диване, не двигаясь. Моя распухшая от рыданий физиономия, с размазанной по ней тушью не давала возможности открыть даже Карине, а это была явно не она. Поэтому я тихонько встала и подошла к кухонному окну, выглядывая из-за шторы. Под моим подъездом стояла машина. На машине, по всему небольшому кузову, были нарисованы цветы. Служба доставки.
Звонок прозвучал снова, но я не двигалась и вскоре увидела, как курьер выходит из подъезда с букетом цветов, подозрительно похожих на темные розы. Твою ж…
Так и не включив свет, я прошла с халатом в ванную и смыла с лица потекшую косметику. Наполнила ванну и валялась в ней, добавляя периодически горячую воду, часа полтора. За это время цветы пытались вручить еще раз. Я не двинулась. Я не понимала ничего, и никуда не делась обида. Что происходит — не понятно. А может это кто-то с работы? Или тренер из «Качалки»? Или сосед с девятого этажа? А если меня тогда отследил тот интересный и настойчивый мужчина из гипермаркета? Но как бы он узнал номер квартиры? Я вздохнула и, в конце концов, ушла отсыпаться — завтра был выходной. Из дому не выйду, к шторам не притронусь, к двери не подойду. Береженого Бог бережет.
А ночью вернулся сон. Опять тот страшный, невыносимый сон с моим участием. Мои золотые волосы совсем истаяли и выглядели, как золотое каре по плечи. Вода неслась мимо меня, черная и страшная, прошитая кругами из огненных искр. А на берегу умирал Львович, закрыв глаза и лежа у воды. Я знала, что он умирает, понимала это и продолжала сидеть в этих кругах из искр, зная, что сейчас они меня защищают. Я кричала ночью. Знаю это потому, что соседи разбудили меня стуком в стену. И первым делом я кинулась к зеркалу, с ужасом глядя на свое отражение — у меня опять были глаза малахитового цвета и черные с зеленоватым отливом волосы.
Под утро я наливалась кофе и угрюмо думала — почему я? Почему он выбрал меня, если я никакого отношения к лесу никогда не имела и моя семья тоже? И мне не нужно все это, я же отказалась и он как будто услышал. Что ж опять и снова? И именно тогда, когда объявился Львович со своей дамой. Он мне теперь трижды не нужен. И что все-таки делать? Опять удирать в лес? Это уже несерьезно. Сколько можно грузить своими проблемами бедную Мышку и братьев? Да и Ярослав сейчас занят. Придется справляться самой. На ночь буду глотать снотворное, на голову — парик, в глаза — линзы. Пока так, а там посмотрим.
Ближе к обеду, изучив в компьютере предложения и рекламу, узнав адрес магазина, я осторожно вышла на улицу. Никто там не караулил и не ждал. На голову живописно намотала шарф в виде восточного тюрбана. Одела темные очки в пол-лица и ярко накрасила губы. Узнать меня было невозможно.
Цвет парика немного отличался от моего натурального цвета, как и цвет линз. Я не нашла тот свой сложный цвет и пришлось брать серый. Линзы — это ужасно неприятно и неудобно. Люди носят их потому, что вынуждены делать это или уже привыкли. У меня был первый вариант. Домой я возвращалась, уже не прячась, но осторожно осматриваясь возле дома, и опять ничего не заметила. Все было нормально как будто, но, выпив на ночь сильное снотворное и уложив будильник возле подушки, я пыталась понять, что не дает покоя весь день? Почему он умирал там, что должно случиться плохого, когда помочь смогу только я? И зачем это Лесу? Эти вопросы задал бы себе любой человек, мало-мальски умеющий мыслить логически и сопоставлять факты. Ответов у меня не было.
Букетов больше не доставляли. И на работу я ездила как прежде, с подозрением поглядывая на симпатичного водителя маршрутки, раньше неоднократно оказывавшего мне знаки внимания. Нет, не он. Мужчины на работе тоже никак не выдали себя. Мой приятель Николай тоже удивлялся, очередной раз ужиная со мною в кафе. Все было, как всегда. До поры, до времени.
Провалившись в очередной раз, как в яму, в искусственный сон, тоже мучительный, но не запоминающийся, я была разбужена телефонным звонком. Он прозвучал над ухом, как сирена скорой помощи. Толком еще не проснувшись, заплетающимся языком ответила дежурным «алле».
— Анастасия, с вами разговаривает Лев Роговцев. Нам с вами необходимо поговорить, немедленно. Это очень важно, речь идет о жизни моего сына. Единственного сына, Анастасия.
Я пыталась сообразить — какого сына? В голове было пусто. Потом снотворный туман стал потихоньку рассеиваться.
— Извините, я плохо соображаю — снотворное. Что случилось?
— Это не телефонный разговор. Я подъеду к вам или прислать за вами машину? Это было бы лучше. Я сейчас в областной больнице, в реанимации.
— Присылайте. Я одеваюсь.
Я мучительно вытаскивала себя из состояния анабиоза. Включила кофе-машину, заказав двойную крепость напитка и стала под прохладный душ. Пока одевалась, пила кофе, чистила после него зубы — думала. Что-то случилось со Львовичем, это понятно. Он в реанимации, значит это или травма, или болезнь. Да, а болеют ли они вообще? Зато у всех этих товарищей чудесная регенерация. Когда я путешествовала по морозу, то отделалась легким насморком. Любой нормальный человек получил бы тяжелое обморожение и пневмонию, это было понятно. Так в чем же дело и почему это касается меня? Понятно, что нужна помощь, но что я-то могу сделать? Я постараюсь, конечно, тревога все сильнее пробивалась в затуманенное сознание. Пока дождалась машину, меня уже трясло и колотило. Но про парик и линзы я не забыла.
Лев сам поднялся за мной. Я не ожидала этого. Кивнула, не приглашая войти, обулась и вышла за ним из дома. Говорить он начал только в машине, совершенно не принимая во внимание водителя. Мы оба сидели на заднем сиденье, я поглядывала на него из-под длинной челки парика и слушала.
— Настя, Роман в реанимации. Дело в том, что травмы слишком серьезны. Было два взрыва. Первый — в моторе. Он не успел сесть в машину, его просто отбросило. Но водителя заклинило рулем, перекосило дверь. Роман пытался открыть ее, вытащить Сергея, ему это почти удалось. Но рвануло второй раз — заложили в салоне. Спинка водительского сиденья, скорее всего. Сергей погиб, а Роману раздавило грудную клетку, сожгло и изрезало стеклом лицо. Он жив еще, его прооперировали. Но шансов мало, очень мало даже для него, для таких, как мы.