Иди ты к лешему& - Шатохина Тамара 4 стр.


Я ничего не знала о том, кем стала, и мне раньше даже в голову не пришло, что это может быть опасно для меня. Жена Луки — Мышка, могла рассказать мне обо всем, объяснить. Хотя ей тогда было бы как раз до этого, когда погиб ее муж. По-видимому — любимый муж. И почему же у нас, человеков, все так погано-то, а? Или я уже не могу относить себя к людям? Плохо все, я чую это тем самым чувствительным местом, попой чую.

На рабочем месте меня встретили с удивлением. Все же этот оттенок волос тоже был впечатляющим и с зелеными глазами смотрелся выгодно. Наговорили комплементов, но быстро замолчали, натолкнувшись на мой отстраненный взгляд.

— Настя! Что? Не прошла?

— Ага, зарубил. Категорически. Не соответствую по внешним параметрам — недостаточно хороша, к сожалению.

— Зашибись! Кого же им тогда надо? Мэрилин? — недоумевала Марина, самая хорошенькая у нас.

До конца рабочего дня просидела, как на иголках, размышляя — стоит ли прямо сейчас поговорить с Кариной? Но она сама не звонила, не спрашивала как прошло собеседование, поэтому решила повременить с этим. После работы заскочила взглянуть, как продвигается ремонт в моей квартире. Уже закончены были спальня и гостиная, работы переместились на кухню. Все там было ободрано, подчищено, готово к укладке плитки и оклейке обоями. Потом останутся ванная, туалет и прихожая. Это, скорее всего, тоже займет немало времени. Хотелось уже съехать из служебной квартиры, все-таки там — не дома.

Уже направилась на выход, когда неожиданно зазвонил домашний телефон, временно стоящий на полу в гостиной. Взяла трубку и услышала голос бывшего мужа:

— Настя? Ты уже дома?

— Привет, Сережа. В каком смысле — дома? Еще не переехала, просто зашла посмотреть, как все продвигается. А что ты вдруг звонишь?

— Да я бы и не звонил. Если честно — заставил себя. А теперь понимаю, что сделал правильно. Ты не чужой мне человек, а мы так и не поговорили о том, что тогда случилось, ты понимаешь, да? Я ничего не понял тогда, испугался. Так испугался, что Машку оставил у себя на ночь. Я и не хочу знать ничего, но ко мне сегодня подошли и расспрашивали о тебе. Их интересовало как раз все, выходящее за рамки, так сказать. Замечал ли я странности, какие, когда? Я не сказал ничего про тот случай. Все-таки я виноват перед тобой и многим тебе обязан. Ты думаешь, я не понимаю, что без твоей помощи не окончил бы институт? Понимаю. И что сидел на шее у тебя и злился…ладно, проехали. Ты осторожнее там…

— Я буду осторожна, Сережа. Мне тоже жаль, что у нас все так вышло. Ты сейчас нормально устроен, все в порядке?

Он засмеялся невесело, вздохнул.

— Если это можно назвать порядком… У одной знакомой, Настя. Но я ищу работу, по-настоящему и с любой оплатой. Может быть уеду, мама звонила — у отца сердце последнее время… Определюсь в ближайшие дни.

— Мне жаль. Передавай им привет. И спасибо за звонок, Сережа, и за…

— Да, я понял. Пока.

— Пока-пока.

Хотелось сесть, ноги ослабели как-то. Заставила себя выйти из квартиры, спустилась по лестнице, вышла на улицу. Уже зима… морозно и снега полно. Но ветра не было, как всегда в сильные морозы, поэтому я решила пройтись пешком, подумать обо всем. Четыре квартала всего — не замерзну. Вечер… включили уличные фонари… окна светятся. Там люди… семьи, и со стороны кажется, что за каждым окном уют и благополучие…

Хорошо, что он позвонил. И не только потому, что предупредил. Почему-то исчезло чувство, что последние пять лет жизни ушли коту под хвост. Что прожиты они совсем плохо. Теперь, после его слов, в памяти всплывало то хорошее, что было между нами, а оно было. Просто последние обиды давили слишком сильно, вытесняя, зачеркивая все приятные моменты нашего брака. И родители его хорошо ко мне относились, лучше бы он уехал к ним. Там хоть своя крыша над головой.

Мною интересовались. Серьезно интересовались, если спрашивают обо мне даже бывшего мужа. Поняли уже, что все случилось недавно? Кто они и зачем им это? Чем грозит мне? Может, и себе рвануть куда-нибудь…в Хабаровск, например? Туда вышла замуж моя подруга по институту. Но если захотят, то легко выяснят и это — о нашей дружбе знали все на курсе.

Глава 5

Подходила к дому уже часам к восьми. На улице совсем стемнело, народ потихоньку рассосался, добравшись домой с работы и спрятавшись в теплые дома. Машины еще проезжали по проспекту, но движение уже нельзя было сравнить с дневным. У меня замерзли руки в перчатках. В наши зимы нужно носить рукавички, желательно — меховые. Сережа дарил мне такие, еще когда мы просто встречались. Гадство, что же так плохо-то все у вас, человеки?

Возле моего подъезда стояла машина, небольшой фургончик, разрисованный яркими цветами. Я даже засмотрелась, проходя мимо. Из двери, навстречу мне, вышел парень с большим пакетом. Подошел к водительской дверце, оглянулся.

— Девушка, а вас не Анастасия Прохорова зовут?

— Анастасия, — честно ответила я, не успев подумать, а стоило ли говорить правду.

— Распишитесь в получении. Вам цветы. Вы же в семидесятой живете?

— Да. А от кого? Первая мысль была — Сережа. Он цветов не дарил никогда, но сейчас, после звонка… Может, извиняется так, чтобы совсем зла не помнила. Хочет расстаться красиво?

— А там записка, почитаете.

Он прошел за мной в подъезд, снял утепляющую обертку, и я поняла, что это не от Сережи. Огромная охапка белых роз — у него не станет денег на такое. А в центре — одна рыжая. И я поняла, от кого цветы. Это от рыжего, он, по всей видимости, получил зеленый свет. Что это значит?

— Я не буду брать это. Нет, не возьму, заворачивайте их обратно.

— Выбросите, если не нужны, а я делаю свою работу. Мне еще в два места нужно заехать и неизвестно — застану или опять придется ехать, позже.

— Хорошо, я распишусь, а вы заберите, пожалуйста.

— Ладно, Настя, сильно накосячил парень, да? Или не от него ждала? Хоть записку возьми.

— Выбросьте, мне не нужно.

— Слушай тогда: «Я очарован, детка. Жду встречи». Да, не особо. Я, пожалуй, оставлю цветы на лестнице, может, возьмет кто?

— Ладно, оставляйте.

Я поднялась на четвертый этаж, тихонько открыла дверь, прошла в свою комнату, не встретив никого из жильцов. Закипятила чайник, разогрела в микроволновке остатки вчерашнего ужина. Настроение опять было отвратительным и выражалось это для меня в почти смертельной усталости. Переоделась в пижаму, поужинала и почти сразу уснула, согревшись под одеялом.

Разбудил сильный, настойчивый стук в дверь. Накинула халат и спросила у двери: — Кто там?

За дверью хмыкнули и ответили: — Это я, почтальон Печкин, а вам цветы от вашего мальчика.

Приоткрыла дверь, выглянула. Один из жильцов, тоже одет по-домашнему.

— Там доставка цветов. Расписаться нужно.

Бедный парень. Быстро прошла к двери. Нет, не он — другой. Я расписалась, но букет брать не стала. Попросила прочитать записку. Мне прочитали — «Приношу свои извинения. Собеседование завтра в десять». А розы красные и тоже штук двадцать пять.

— Спасибо. Цветы унесите. У меня на розы страшная аллергия. Боюсь — придется скорую вызывать.

В своей комнате задумалась, что же мне теперь делать? Не пойду, позвоню с утра его секретарю и скажу, что больше не являюсь соискательницей на вакантную должность по причине неуверенности в своих способностях. Так не делается и тут уж как пойдет. Или уволят, или отстанут. Посмотрим.

Наутро, придя на работу, так и сделала. Вежливо попросила отменить собеседование, объяснила причину. Стала ждать, что будет дальше. Дальше за мной прислали машину, и водитель попросил не задерживаться. Я работала с клиентом, и он дал мне время закончить с ним. Проверив еще раз договор, я пригласила мужчину в пустовавший возле кассы коридор и объяснила, что никуда не поеду. Если это мое решение неприемлемо, то я готова уволиться хоть сегодня. Он уехал.

Меня никто ни о чем не расспрашивал, просто поглядывали, не понимая, что происходит. Я же понимала, что уже почти уволена, и соображала где взять те сто шестьдесят тысяч, которые успела истратить. Остальные деньги, отложенные на мебель, я готова была вернуть хоть сейчас. Что-нибудь придумаю, на крайний случай, пущу жильцов в комнату — пару студенток, например. А работы в городе полно. В банковскую систему мне не дадут устроиться, скорее всего. Но грамотный финансист нужен не только в банке. Побегаю, поищу, со временем найду что-нибудь обязательно.

Написала заявление об увольнении, чувствуя при этом непонятно что — то ли облегчение, то ли отчаянье. Все катилось под откос так быстро, что некогда было толком сообразить, что и почему так-то? Было обидно потому, что я считала, что не заслужила все эти катаклизмы. Я, наоборот — должна бы получить передышку после развода и мистики той непонятной.

Когда в помещение быстрым шагом ворвался сам Роман Львович, молча подала ему заявление об увольнении и пообещала вернуть кредит завтра.

Он стоял в расстегнутом пальто перед моим столом, и я встала так же — напротив. Видно было, что он сдерживается из последних сил, чтобы не наорать на меня. Эта экспрессия не была понятна, и мое возмущение всем происходящим стерло даже малейшее воспоминание о субординации, а заодно убило всякий страх перед начальством. Я тоже закипала. Он выдавил из себя:

— Быстро одевайтесь. Нам нужно поговорить и лучше делать это не здесь.

— Я с вами никуда не пойду. Я вас элементарно боюсь, потому что вы приняли меня за кого-то вам враждебного. Силком вы меня не потащите. Наказания по работе не боюсь — я почти уволена. Да и не сделала я ничего плохого. И-и… вы совершенно не умеете себя вести. Не пойду, — подытожила решительно.

Он развернулся, прошел в кабинет нашей начальницы. Я шлепнулась на попу и уставилась на дверь. Через минуту Леонидовна вышла оттуда, а меня почти волоком, за руку оттащили в ее кабинет. Он закрыл дверь, потом выглянул, очевидно, проверяя, не подслушивают ли. Это выглядело глупо, по-детски. Никто не рискнет, даже и не подумают.

— Ты думаешь, что мне больше делать нечего, как бегать за тобой? Ты же понимаешь, что у меня нет выбора. Или появились более интересные варианты? Я готов выслушать, кто это. Возможно, действительно, это станет убедительной причиной и отец согласится. Но ведь нет же никого, я прав? — нес он непонятно что. Сразу вспомнилось, что он что-то знает обо мне — новой. Может, все-таки принял за другую? Так нет же — мои паспортные данные уж точно были ему известны…

— И что с того? Будет, значит. Не проблема, — обтекаемо возразила я. Пусть говорит — может хоть что-то прояснится.

— Я не сомневаюсь. Чего ты хочешь тогда от меня, каковы условия?

— Оставить меня в покое и дать спокойно работать.

— Я задал вопрос.

— А я ответила.

— Ты понимаешь, что я могу заставить отвечать? Просто тяжело будет потом постоянно тратить на это силы. Дай координаты родни, мы оговорим все условия. Я согласился на ультиматум отца и обещаю, что они будут более, чем приемлемы для тебя. И я умею себя вести, если меня не доводят.

— Я вчера никого не доводила.

— Я извинился. Ненавижу, когда на меня давят.

— Это я на вас давлю?

— Отец… А ты появилась там и открылась. Да еще и это платье… Понятно, что вы с ним готовились заранее. Или станешь отрицать?

— Стану! — Ничего не прояснялось, а его "тыканье" и непонятные обвинения выводили меня из себя. — На фиг вы мне не нужны, что бы вы ни думали. У меня на вас нет никаких планов, ни малейших. Я могу и вашему отцу сказать об этом, хоть сейчас! Я здесь работаю, и просто пришла на корпоратив — имею право. И вы там не один были, там куча мужиков была! Какой, к черту, ультиматум? С чего вы взяли, вообще? Потому, что я посмела взглянуть на вас?

— Я был там один. Отец не в счет. А Стас приехал только вчера. Так что объектом твоего интереса мог быть только я.

— А вам не приходило в голову, что я не знала о вашей исключительности? Или у вас мания величия? Корона не жмет? Я поклянусь чем хотите, что не хотела ничего такого. Я вообще не знала кто вы. Я в поиске еще, если хотите знать, — все так же наугад двигалась я в разговоре.

— В этом медвежьем углу я — единственный вариант для тебя. Достойный, во всяком случае.

— И в чем же ваше достоинство, не скажете? Вы орете на меня, обвиняете непонятно в чем. Вчера вообще — практически облили презрением. Что вам вообще после этого нужно? Что я должна сделать, чтобы вы отстали?

— Я не буду разговаривать с тобой. Дай адрес родственников.

— У меня нет родственников. Если вы наводили справки обо мне, то должны знать об этом. Все умерли.

— Что — все сразу? Дедушки, бабушки, родители, братья?

— У меня нет никого.

— Откуда ты? Мне известен твой род? Я жду. Мне надоел этот беспредметный разговор. Откуда ты родом?

— Из Вилюйска.

Он задумался. Походил по кабинету, достал мобильный.

— Алексей, мне срочно нужно знать, кто из лесовиков живет в районе Вилюйска? Есть одна представительница… Фамилия по мужу… Человек… Да, представь себе — красавчик… Твоя девичья? Быстро.

— Кузнецова.

— Кузнецовы в Вилюйске. В той глухомани все может быть. Жду… Что, готово? Как — нет? А вариант, что скрываются? Тогда я не понимаю… Алексей, проверь людей, просто людей. Сколько там того Мухосранска? Жду.

— У нас хороший город, не хамите. И с чего вы взяли, что я та, кто вам нужен?

— С того. Поехали, подождем в кафе. Поедим заодно, я не завтракал сегодня, а уже время обедать. Не упирайся, пожалуйста, тебе тоже нужно закрыть этот вопрос. Может, сейчас все и разрешится к нашему обоюдному удовольствию.

Мы вышли из кабинета. Все наблюдали с интересом. Я потянулась к пальто. Роман Львович опередил, помог одеть, высказавшись все же: — Как в этом можно ходить в морозы? На улице к тридцати.

— Я перебежками. Нормально. И оно теплое.

Он смотрел, как я переобуваю туфли на сапоги, натягиваю перчатки. Придержал дверь из офиса, потом — в машину. Там сидел тот водитель, который приезжал за мной. И смотрел он совсем не доброжелательно.

— Сергей, к меховому салону.

— Зачем это? — взвилась я.

— Купить нормальную одежду. Отморозишь самое дорогое. Мне не нужна жена- инвалид.

— Пошли к черту со своим идиотским юмором! Выпустите меня немедленно! Я вам не жена и не буду никогда. И одежда ваша мне не нужна. Я в полицию заявление напишу на вас. Это ни в какие ворота не лезет! Выпусти меня, я сказала! — шарахнула я кулаком по спинке сиденья, дернула за ручку двери.

— Не дергайся, там блокировка. Сергей, в кафе. Я голодный, как волк и такой же злой. Достала меня своей придурью.

— Скотина! Я не напрашивалась, отпусти меня и катись куда хочешь. Не буду я с тобой обедать, не хочу. Отравишь еще на фиг! Ненавидишь непонятно за что! — пошла я в разнос. На меня и мои слова не обращали внимания. Ладно… сбегу из кафе, черт с ними, пускай везут. Когда я внезапно притихла, внимание на меня обратили. Мы мерялись взглядами, потом он улыбнулся и отвернулся от меня. Ну, посмотрим, посмотрим.

Возле кафе я вырвалась, отстранив его руку, и побежала по тротуару прочь. Придушенный злой голос за спиной меня не остановил:

— Стой! Стой, я сказал! Куда ты поперлась, почти голая?

Я не отвечала, уходила быстро, как только могла. В результате даже запыхалась и согрелась, пока дошла до места, где сейчас жила. Стала собирать свои вещи. В принципе, в моей квартире уже можно было жить. В спальне и гостиной обои поклеены. Возьму у кого-нибудь раскладушку, а пока можно и на полу поспать. Все равно из этой гостиницы придется съезжать. Заказала грузовое такси с услугой грузчика и к концу обеденного перерыва, уже перетащив свои вещи и «обрадовав» этим ремонтную бригаду, заходила в свой офис и садилась на рабочее место. Нужно было дождаться увольнения, забрать документы, перевести деньги с моего счета на счет банка, частично погасив кредит. Заключить новый договор, если понадобится, на те истраченные тысячи. Смотря, как дело пойдет. Обдумать и осмыслить весь происходящий бред просто не было времени.

Отнесла заявление об увольнении начальнице, собрала в пакет все свои мелочи, которые нашлись на рабочем месте, просмотрела и проверила еще раз последние договора. Марина тихо спросила:

— Что ты натворила? Тебя хоть не посадят? Из-за чего такой переполох?

— А я знаю, Марина? Думала, что хоть что-то объяснят. Теперь уже и не знаю, чего ждать. Уволят точно. Там и напишут причину увольнения. Он только орет, как бешеный, а чего — не говорит толком.

Назад Дальше