А потом развернулся резко, усадил меня на стол, не отрываясь ото рта, не размыкая рук. Как раз рядом с тарелкой блинов… Я тихо застонала, когда Шерх начал целовать шею, скользить, легонько прикусывать, дуть на кожу… Сильные руки гладили мое тело — от затылка по спине и до бедер. От бедер по животу и до груди. Нежно и требовательно, жадно и уже почти яростно. Его дыхание стало тяжелым, резким, а черноты в глазах прибавилось, когда он оторвался на миг, чтобы посмотреть мне в лицо. Правда, лишь на миг. И снова опустил голову, укусил несильно в основание шеи, отчего я непроизвольно прогнулась. И снова с губ сорвался стон, когда я ощутила мужские руки на своей обнаженной коже, там, где заканчивался тонкий чулок. Как раз между лентой и краешком панталон. Скользящее движение пальцев от внешней стороны к внутренней, и я дрожу, а Шерх закрывает мне рот очередным поцелуем — уже почти грубым, потому что мужчина возбужден до предела. Я чувствую это в его резких движениях, в хриплом дыхании, в загнанном, отчаянном взгляде. Он уже похож на зверя — дикого, раненого, рычащего. И плевать мне, что кончики кос уже в сметане и варенье, плевать, что сижу на столе, а дикарь успел спустить мое платье с плеч и теперь лижет там, где белеет кружево нижней сорочки. Кажется, я и сама одичала, потому что хочу откинуться на спину и почувствовать больше… И позволить больше. Истома, разлившаяся внутри, сводила с ума. Или это были такие влажные и порочные поцелуи? Такие, что оставляли следы на моей коже, обжигали.
— Зараза рыжая… Зачем приехала? Не могу больше… — выдохнул дикарь. Тихо, хрипло. Так обреченно, так сладко. Так сдавленно, теряя контроль над собой, срывая нас обоих в какую-то бездну. Где властвовали пальцы, танцующие на коже, и стоны, терзающие губы. И я уже не понимаю, что происходит, чувственная дымка затянула разум, не давая думать, не давая остановиться.
Главное, чтобы сюда не вошла Линк…
Осознание охладило ледяной водой. Духи, что я творю? Если девочка войдет и увидит… это? Вздрогнула и оттолкнула Хенсли, судорожно свела ноги, дернула развязанные ленты. Краска залила лицо так, что хотелось приложить к ним лед. Подняла взгляд на стоящего рядом мужчину. Он кривился, шрам на лице побелел, резко выделяясь на загорелом лице. И дышал дикарь рывками…
— Духи… — Я все-таки прижала ладони к щекам. — Все это… Я…
Он дернулся, словно хотел коснуться.
— Не трогай меня! — испуганно вскрикнула.
— Только не трогай? — Он растянул слова, словно издеваясь. — И все?
Что-то билось за темнотой его глаз, и мне снова показалось, что я вижу зверя — загнанного в капкан.
— Если надеешься на извинения, то их не будет, — оскалился Шерх, не спуская с меня своих тревожных глаз. Я посмотрела на кончик своей косы и неосознанно сунула его в рот, слизывая варенье. Лицо мужчины исказилось, и он вдруг схватил меня за плечи — больно. — Уезжай, — выдохнул мне в лицо. — Убирайся из моей жизни, слышишь? Ты только… доведешь меня. Хуже будет.
— Хватит мне угрожать! — Оттолкнула от себя обеими руками. Внутри разливалась какая-то детская обида. Или женская? За то, что так понравился этот поцелуй, за то, что теперь он вновь меня прогоняет. И вслед за обидой пришла злость. — Сам убирайся, понял!
— Софи? — тихо пискнул голосок Линк. И мы разом вздрогнули, отпрянули друг от друга. Девочка стояла в дверях, смотрела круглыми глазенками. Ее темные кудряшки топорщились облаком, в руках забавно дергал черным носом фенек. А рядом жался кот, изо всех сил молотя по доскам облезлым хвостом и втягивая запахи кухни.
Шерх резко развернулся и ушел через террасу.
— Ты уже проснулась, — натянуто улыбнулась я. — Садись, завтракать будешь…
Смотреть на блины я не могла.
* * *
Какого хрена?
Ругательства срывались с языка, как ни пытался я затолкать их себе в глотку. Вот какого? Зачем пошел на этот дурацкий завтрак, зачем сидел там, не в силах оторвать взгляда от тонкой спины, от волос, от нежных запястий, от точеного профиля… Глотал запахи, хмелел от запретного удовольствия, предвкушал. Это все слишком опасно, я знал это, конечно, знал. Мне нельзя жрать блины со сметаной, нельзя наслаждаться чужим теплом, нельзя целовать рыжую… мне ничего нельзя. И это все — самообман, надежда на то, что никогда не случится.
Но как же хочется…
Да к жроту все!
Схватил ружье, намереваясь отправиться в лес. Куда-нибудь подальше от этого дома и наглой рыжей. Сладкой рыжей…
Странно, что боль пока не грызет изнутри. Лишь трогает холодными пальцами, но не выдирает куски мяса. Наверное, последний приступ доконал даже мою боль, раз она и сейчас не торопится вернуться. Обычно от яркого всплеска эмоций меня скручивает довольно быстро. А сейчас — ничего, держусь. Наверное, гейзер все же согрел мои кости!
Вывалился на порог и сдержал ругательство, увидев мелкую девчонку на ступеньках. Она стояла там, тараща свои круглые глаза и прижимая к груди фенека. Тот тоже таращился, дергая огромными ушами. Надо же, живой. А я думал, эта плешивая шкура уже издохла.
— Чего тебе? — грубо спросил я и прикусил язык. Вот не умею я общаться с детьми. В прошлой нормальной жизни их в моем окружении не было. В нынешней — ненормальной — тем более.
Линк похлопала ресницами, совсем как София.
— Северный Ветер спит, когда зеленеет трава, — еле слышно поведала она. И протянула мне несколько веточек. Свежий запах коснулся носа, захотелось чихнуть. Мята, что ли? И зачем она мне ее притащила? — Это для тебя. — Девочка судорожно сжала лисенка, сунула «букетик» мне в руки и убежала. Я посмотрел ей вслед, спустился со ступенек, вышел за ограду. Задумчиво откусил тонкий листик мяты, пожевал, проглотил. Очнулся. И зашвырнул подношение в ближайшие кусты, скривившись.
А потом сжал двустволку и отправился к гейзеру.
* * *
Я разложила на столе оставшиеся монеты, пересчитала. Постучала пальцем по столешнице, размышляя, что делать дальше. Жалкая башенка из блестящих кругляшей расстраивала. В основном своей незначительностью. Денег было катастрофически мало, и я не знала, как увеличить этот скудный запас.
Когда я отправлялась из Кронвельгарда, то рассчитывала на живой дом, в котором можно провести хотя бы год без дополнительных вложений. Краска, лак, покупка вещей, вызов водопроводчика и прочие мелочи истощили мои средства слишком быстро. А я ведь не купила и половину необходимого! Чтобы обустроить Оливковую рощу, нужно намного больше. К тому же вряд ли я справлюсь с работой сама, мне необходимы рабочие, которые вставят стекла, прочистят очаг и печные трубы, подлатают крышу, чтобы по дому не гулял сквозняк… А еще нужно покупать продукты, вещи, игрушки… Линк не может играть только камушками и сшитыми мною куклами! А если ее болезнь обострится? Что я буду делать?
Я скрипнула зубами, запрещая себе впадать в отчаяние.
Если бы дом был живым… если бы у меня побольше денег… Если бы Линк была здорова!
Увы, наша жизнь не знает всех этих «если бы», а Духи ведут разными дорогами, и глупо злиться на свой путь. Надо с честью идти до конца и радоваться тому, что есть. Главное, что мы с Линк вместе.
В Кронвельгарде я пыталась показывать девочку лекарям, но никто не смог дать внятный ответ о ее болезни. Семейный врач рода Лангранж даже не стал ее осматривать, поджал свои тонкие губы и посоветовал мне больше времени проводить с мужем, чтобы родить собственное дитя. Я послала наглеца к жротам. С Гордоном я к тому моменту почти не виделась, он все время проводил вне дома. А когда появлялся, был не в настроении.
Я водила Линк по лекарям, пытаясь найти причину ее обмороков, слабости, кашля. Но те лишь разводили руками. «Девочка истощена, девочка плохо кушает, девочка здорова…» Никто не видел в ней болезни, кроме меня. А один целитель долго рассматривал что-то над головой Линк и задал неожиданный вопрос:
— Скажите, уважаемая, ваша дочь… не проявляла ли признаки магии?
Я замерла. Пару раз мне действительно показалось…
Целитель отвел глаза.
— Вы ведь знаете, что это значит, правда? Если в девочке пробуждается сила, то, увы… В таком раннем возрасте это почти всегда приводит к летальному исходу. Простите, но не было ни одного случая, чтобы маг выжил, если сила пробудилась у ребенка. Да и бывает это столь редко… Мы все начинаем чувствовать силу лишь после шестнадцатилетия. Мудрая природа позаботилась о людях, чтобы не ломать слишком хрупкие детские тела. В вашей девочке возможен ток дара. Пока он слишком тонкий и непонятный, но, думаю, все дело в нем.
— Как это остановить? — вскинулась я.
Лекарь развел руками.
— Никак, к сожалению. И потом… — Он покраснел. — Простите, но вам лучше не рассказывать об этом посторонним. Вы знаете, что таких детей забирают? Они… опасны.
Я с размаха села на узкую кушетку в углу лекарской. Ноги не держали.
— Что вы такое говорите? — беспомощно пролепетала я.
— К сожалению, правду. Мне действительно очень жаль и вас, и вашу дочь. Вы ведь знаете о силе? Ее ток пробуждается в шестнадцать-восемнадцать лет и поначалу является нестабильным. Мага учат направлять поток и определяют его потенциал. По показаниям направляют в академию на различные факультеты. К этому возрасту человек уже достаточно силен, чтобы выдержать магию и правильно применить ее. Но ребенок… Слишком слабая физическая оболочка и детский разум. Плохое сочетание. Сила будет выплескиваться хаотично, рывками, ненаправленным потоком. Знаете, чем это грозит окружающим?
Я побледнела, потому что знала. Мы все читали и слышали о хаосниках — тех, кто не мог контролировать свою магию.
— Если дар девочки окажется сильным, она может однажды причинить вред, — тихо продолжил лекарь. — Магия просто выплеснется вовне, и неизвестно, чем это обернется. Пожаром, наводнением, смерчем? Неконтролируемый поток — это приговор, уважаемая… И не только для ребенка, но и для тех, кто окажется рядом. Таких детей необходимо запечатать…
— Запечатать? — ужаснулась я. — Но это тоже приговор! Участь ужаснее, чем смерть!
— Увы… — Мужчина горестно вздохнул и опустил взгляд. — И я… обязан сообщить, если у вашей девочки…
Я медленно поднялась.
— Спасибо за познавательную беседу, истр, — твердо сказала, глядя лекарю в глаза. — Но у моей дочери нет дара. Она просто простыла. Сколько я должна вам за визит?
— Вы не понимаете, — мужчина по-женски всплеснул руками. — Не понимаете, чем рискуете! Сила начнет уродовать ребенка! Тело просто неспособно выдержать поток! У нее появятся шишки, горб, пятна, что угодно! Вы должны позаботиться…
— Я все понимаю, — оборвала я, припечатывая к столу кошелек со всеми своими деньгами. — Думаю, этого будет достаточно.
— Дело не в деньгах! Дело в опасности!
— Моя дочь не обладает магией, — отрезала я. — Нет ни единого признака. Кольцо силы отсутствует! И… всего доброго, истр.
Схватила Линк за руку и покинула лечебницу. В тот день я шла по проспекту Королей и думала о том, что делать дальше. Потому что я соврала, и магия в Линк была. Странное свечение, что порой охватывало маленькое тело девочки, ее умение зажигать в руках мерцающие искорки или иногда — передвигать предметы, не прикасаясь. Да, обычный человек на такое неспособен…
Я не верила, что Линк способна причинить вред окружающим. И в то же время…
— Не бойся, Софи, — девочка сжала пальчиками мою ладонь. — Не бойся. Южный Ветер осторожный…
Я присела перед ней, не обращая внимания на пешеходов и принимая решение.
— Мы уедем, милая. Ты ведь любишь солнце, правда? Хочешь поехать туда, где оно светит постоянно? Яркое, горячее?
— Да! — выдохнула Линк радостно. А я улыбнулась.
Оставалось только сообщить о своем решении Гордону…
Глава 17
…но когда Заяц осмелился снова подойти к двери, испуганно прижимая уши и вздрагивая на каждом шагу, то оказалось…
Гейзер шумел и убаюкивал, хотя не в этот раз. Слишком много внутри было эмоций — острых и разных. Я сжал кулаки, выдохнул, пытаясь успокоиться.
Надо все рассказать. Все рассказать рыжей, чтобы она убралась. Уговоры, угрозы, шантаж, подкуп не действовали, это я уже понял. Значит, остается только одно — правда. София уедет, как только узнает, что я опасен, что Линк нельзя находиться со мной в одном доме.
Уедет…
Может, в Дейлиш. Или дальше на юг? Кто ее знает.
Привычный холод лизнул нутро, стоило представить это. Я нахмурился.
С другой стороны… Может, все не так плохо? Я ведь целовал ее. Без настойки, при свете дня, на столе. Раньше я от подобного свалился бы почти сразу. А там, на ее кухне, даже почти забыл о собственной ущербности. Думал лишь о том, что на губах Софи осталась капелька варенья. И ее рыжие косы хочется схватить в кулак. И какая она вся тонкая, яркая, соблазнительная…
Может, я излечиваюсь? Может, гейзер, наконец, начал действовать? Не зря же я отмокаю в нем столько лет? И может…
Ударил ладонью по воде, разбрызгивая горячие капли.
Ничего не может, хватит себя обманывать. Бесконтрольный поток невозможно стабилизировать, это приговор. Еще никому не удавалось, насколько я знаю. В хрониках королевства есть какие-то туманные сведения о магах, что искали пути, о разных техниках подчинения потока… Но все это так размыто, что мне жизни не хватит разобраться! Я честно пытался найти способ, но… Но все говорили, что это бесполезно! Запертая во мне сила сошла с ума, обезумела и больше не подчинялась хозяину.
А то, что после поцелуя я не катался по доскам пола и не выл, всего лишь случайность. Приступ затаился, ждет, когда я решу, что выздоравливаю, когда почувствую себя человеком. И тогда ударит так, что я стану не только выть, но и умолять добить меня.
Скривился, слишком ясно представив эту картину. Что сказала бы истра Лэнг, увидев такое? Ни одна женщина не сможет уважать мужчину, стоит ей узнать о его ущербности. Дохлый жрот! Да с чего мне вообще понадобилось ее уважение?
Плевать…
Выбрался из чаши с горячей водой, зло растерся холстиной, натянул одежду. Гейзер согрел, тело не тряслось в ознобе, мне было тепло. И одно это наполняло душу глупой напрасной надеждой. Все же надежда — сорняк живучий… Сколько ни убивай ее, а она все норовит прорасти! Даже на пепелище.
Подхватил ружье и направился к дому. Сегодня же расскажу все Софии. Или?
Я остановился, рассматривая цветущее поле вдали. Или мне нужно убраться самому. Куда? К жроту в помойную яму. Потому что этот дом Софии нужнее, чем мне. У нее есть будущее.
* * *
Повздыхав, я ссыпала монеты в мешочек и завязала тесемку. Не собираюсь отчаиваться! Я что-нибудь придумаю! Найду работу в Дейлише, Марта говорила, что скоро начнется высадка винограда. Я наверняка смогу там заработать! Учусь быстро, молодая и сильная. У нас с Линк все будет хорошо. И дом я обустрою, и девочку вылечу!
Успокоив себя этими мыслями, поднялась и осмотрелась. Кстати, а где Линк?
— Милая? — позвала я, выходя во двор. — Мой руки, пора обедать! Я приготовила…
Под миндальным деревом, где обычно играла девочка, дремали фенек и Пых. Но самой Линк не было. Может, она снова высаживает травки? У моей крошки просто навязчивая идея — посадить как можно больше зернышек!
Я обошла дом, заглянула во все уголки и на террасу. Но Линк не увидела.
— Милая? — страх царапнул сердце. — Линк, где ты?
Солнечный зайчик, играя, пощекотал мне нос и снова прыгнул на листья дикого винограда. Я поморщилась, чихнула, подняла глаза. И замерла. Линк стояла в окне второго этажа, раскинув руки и глядя в небо. Стекла в том проеме не было, и ничто не мешало крошке упасть. Она балансировала на самой грани, на краю пропасти. Миг — и сорвется. Сильная рука зажала мне рот, сдерживая крик, что едва не сорвался с моих губ.
— Тихо, ты ее испугаешь. — Еле слышный шепот сзади заставил меня подпрыгнуть. Рядом стоял Шерх и смотрел наверх. Он убрал руку от моего рта и посмотрел в глаза. — Я подберусь к ней. Стой здесь и не ори. Поняла?