Ответа приходится ждать несколько минут. Льется вода, я копаюсь в баре. Нахожу бутылку с какой-то прозрачной жидкостью и иероглифами. Нюхаю. Пахнет подозрительно. Какая-то сивуха.
— Не придет — я и не замечаю, что Альдона уже вышла из ванной. Девушка обмотана коротким белым полотенцем, глаза сияют. Из-под полотенца видны длинные, стройные ноги. Меня бросает в жар. Я оставляю бутылку, впиваюсь поцелуем в губы. Альдона стонет от страсти, но все-таки отталкивает меня.
— Не так быстро! Свалился как снег на голову… — «Снежная королева» закусила губу и строго на меня смотрит.
— Ладно, давай чаю — я сожалением ставлю бутылку обратно в выдвижной бар. Альдона скрывается в своей комнате, выходит оттуда в легком шелковом халате, расписанным голубыми журавлями. Прическа заколота наверх, на губах красная помада. Когда только успела?
— В Корее тоже есть чайная церемония — девушка ставит чайник на плиту, достает посуду — Называется дэйре. Во-первых, нужен Нок-Ча…
На столе появляется глиняная емкость с листьями зеленого корейского чая. Рядом ложится длинная бамбуковая ложка.
— Во-вторых, специальные фарфоровые пиалы. И чайник.
Посуда также отправляется на стол.
— Наконец, нужен…
— Да черт с ним, с чаем — я сгребаю девушку, целую в лебединую шею. Этого она не выдерживает. Рвет с меня куртку, рубашку. Я успеваю отодвинуть дорогие фарфоровые пиалы со стола, усаживаю Альднону на стол, раздвигаю ноги. Под халатом — ничего нет. А мне ничего и не нужно. Мы соединяемся с такой страстью, что мебель ходит ходуном, а я даже зажимаю девушке рот. От ее крика может проснуться весь дом.
После кухни, перебираемся в комнату Альдоны. Лежим в ее кровати, переводим дух. Я ласкаю изумительную грудь «Снежной королевы» и думаю о том, что если отец все-таки вернется и застанет нас — ему придется как-то реагировать. Одно дело знать в теории, другое — на практике столкнуться нос к носу. Как он себя поведет?
— А ты хорошо выступил на телемосте — Альдона целует меня в ухо — Только что там за заминка в конце была?
— Заметила?
— Бовин слишком суетился, да и ты частил.
— В американской студии фанатки разделись. У Лапина чуть инфаркт не случился.
— Да?? — Альдона привстала, уперлась мне руками в грудь — Везет тебе Селезнев на женские прелести!
Я ненатурально засмеялся.
— Твои прелести лучше всех — ловлю губами напрягшийся сосок девушки. Мы тут же возбуждаемся и заходим на второй круг. На сей раз все длится долго и в разных позах.
— Это было нечто! — я вытираю пот со лба, закрываю глаза. Сейчас бы поспать часиков восемь. Ага, размечтался. Когда это женщины дают мужикам поспать после любви? Дамам хочется поговорить. Не стала исключением и Альдона.
— Селезнев! — меня активно тормошат. Приходится открыть глаза и сделать внимательное лицо.
— Нам надо серьезно поговорить!
Началось.
— О чем, любовь моя?
— Мне почти 23.
— И?
— И я хочу ребенка.
Приехали…
Я сел на кровати, замотался одеялом. Альдона обняла меня сзади за плечи.
— Ты, Витя, совершенно не семейный человек. Так и будешь бе-егать за каждой юбкой.
В голосе девушки послышался прибалтийский акцент. Волнуется.
— Ложь и инсинуации — на автомате ответил я.
— Сейчас мне самое время родить. Пока ты опять не сбе-ежал с какой-нибудь очередной итальянкой.
— Там все сложнее было, чем в газетах писали — я скинул руки девушки с плеч, встал и начал одеваться — Можешь у отца узнать.
— Подожди! — Альдона схватила за одну из штанин джинсов — Ну прости, я не хотела. Останься!
Я в раздражении отбрасываю джинсы прочь. Сажусь на кровать.
— Ну как ты себе это представляешь? Раз и появился ребенок?
«Милый сделай мне монтаж». Хотел было пошутить фразой из фильма «Человек с бульвара капуцинов», но понял, что он еще не снят.
— Не раз, не два, но да, хочу побыстрее. А пока буду в декрете — меня заменит Саша Валк. Я уже договорилась.
— ЧТО?!?
Опять вскакиваю, сжимаю кулаки. Врезать бы этой чертовке, да ведь она мне так ответит — мама не горюй.
— Кто тебе разрешил вести такие разговоры с сотрудниками студии?!?
— Ну я не так, чтобы впрямую… — зачастила Альдона — Ты же уже прослушивал ее, она подходит, разве нет? Потом Сашин отец — старый друг моего папы. Он не просто так предложил ее тебе.
Ага, не предложил, а подложил…
— Алечка — я спрятал гнев и решил сменить стратегию — Ну, подумай сама. Какой ребенок? У нас весь год расписан гастролями. После Японии — США, Италия, куча заявок из Латинской Америки. Валк тебя не заменит. Она не знает репертуар, ее не знают в мире. Гор будет против, Щелоков тоже. А об Александре ты подумала? Родишь, вернешься из декрета и что? Ее обратно на улицу?
В таких разговорах главное не сдавать позиции и пускать в ход любые аргументы. Однажды дав слабину — уже не объяснишь женщине, что передумал. Не поймет.
Альдона задумалась. Тяжело вздохнула.
— Я обещаю тебе! Все будет. Просто дай мне время. Даже не мне. Дай нам всем время. Я стану совершеннолетним, мы раскрутимся по всему миру, застолбим позиции. И пожалуйста, рожай хоть трех.
— Трех не хочу — засмеялась девушка — Двух будет достаточно. Мальчик и девочка.
Я мысленно перевел дух. Похоже, молния ударила рядом. Какая же все-таки Альдона… необычная. Никакая она не «Снежная королева». Это лишь маска для других. Я же ее вижу настоящей — живой, полной сил, цельной. Ставит цель и идет к ней.
Глава 6
Суббота начинается с утренней пробежки. Мы с Альдоной мчимся по набережной канала реки Химка так быстро, что охрана еле успевает за нами. Только после грозного окрика Вячеслава мы сбавляем темп. Вокруг пустынно, солнце только-только показало свой край над деревьями. После пробежки следует растяжка на спортивной площадке и имитация спарринга. Телохранители с интересом смотрят на пируэты Альдоны — ее удары ногами, конечно, выглядят очень эффектно.
После душа и завтрака, я звоню домой. Леха уже вернулся. Вчера вечером я его отпустил в свободное плавание и «корабль» уплыл к… Свете!
— Тебе же Львова нравится?! — удивляюсь я «мамонту», когда тот заезжает за мной к Веверсам. Леха задумчиво крутит руль и внимательно держит дистанцию перед впереди идущим автомобилем.
— Светка тоже классная. У Львовой — пацаны. Ну, какой из меня отец? Позавчера был у Тани в гостях. Она забрала парней с дачи, занималась с ними, потом пошла готовить. Попросила меня уроки у них проверить.
— Какие уроки? — удивился я — Каникулы же.
— Им на каникулы задали внеклассное чтение. Марка Твена «Приключения Тома Сойера» они еще осилили, а вот Васильева…
— «А зори здесь тихие?»
— Точно. Сидел с ними, читал…
Понятно. Лехе движухи хочется, а не с чужими детьми нянчиться. Со Светкой они бы в ресторан сходили или на танцы. Даже просто погулять по парку Горького.
Так за разговорами мы приезжаем в Кунцево. После небольшой проверки документов, нас пускают на территорию ЦКБ и мы подруливаем к 3-му, элитному корпусу. Поднимаемся на 4-й этаж. Психоневрологическое отделение. Абсолютно пустое. Приходится подождать дежурного врача, который не горит желанием нас пускать к Брежневой. Но после моего звонка Чурбанову все быстро разрешается.
Галина Леонидовна похудела, постройнела, выглядит живой и активной. Обнимает меня. Разворачивает подарки — женскую сумочку из Австрии и французские духи.
— Спасибо, Витюш — меня целуют в щеку — Но право дело не стоило.
Я замечаю на тумбочке Библию. Брежнева ловит мой взгляд, вздыхает:
— Все это суета сует — сумочка летит на кровать, Галина Леонидовна берет книгу — Ты читал Евангелие?
— Э… читал — я даже не знаю как реагировать. Библию я, конечно, изучал. Но в своей «прошлой» жизни.
— Какой ты молодец! — Брежнева открывает книгу, зачитывает мне из Екклесиаста — Суета сует — всё суета! Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас. И предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем.
Неожиданно для себя, я уловил настрой Брежневой и процитировал Хайяма:
Ничтожен мир, и все — ничтожно,
Что в жалком мире ты познал.
Что слышал — суетно и ложно,
И тщетно все, что ты сказал.
Ты мыслил в хижине смиренной.
О чем? К чему? — Ничтожно все.
Ты обошел концы Вселенной,
Но все пред Вечностью — ничто.
— Ой как верно сказано! — Галина Леонидовна погладила меня по голове как маленького — Кто эти стихи сочинил?
— Один персидский философ и поэт. Омар Хайям.
— Жалко у нас сейчас таких мудрецов нет — тяжело вздохнула Брежнева, подходя к окну. Солнце с небосклона пропало, ветер натащил тяжелых, серых туч.
— Почему же нет — я все больше удивляюсь сам себе — Сейчас в православии — киваю на Библию в руках женщины — Есть несколько мощных мыслителей.
— И кто же? — Брежнева явно заинтересовалась.
— Например, Александр Мень. Я недавно с ним даже имел беседу.
— Ты? С православным батюшкой??
— С диаконом — уточнил я — Столкнулись с ним на антирелигиозной выставке в Манеже. Очень умный человек, хотя и заблуждающийся.
— А ты, Витя, крещеный? — вдруг спросила Брежнева.
— Нет. Это важно?
— Важно! — с жаром ответила женщина — Если ты крещен, то у тебя есть ангел-хранитель! Он оберегает тебя по жизни. Я вот тоже не крещеная, сколько бед со мной случилось без ангела!
Какая же каша в голове у дочки Брежнева. Я оглядываю палату. Кровать, шкаф, импортный телевизор. На подоконнике завядший букет роз в фарфоровой вазе. Не похоже, что Чурбанов балует жену визитами. С другой стороны, он министр, занятой человек. Как же все сложно…
— Хотите я познакомлю вас с Менем?
Очень сомневаюсь, что он запомнил наш разговор в Манеже, но почему бы не попробовать? Все Брежневой будет не так одиноко.
— Хочу!
— Я все устрою — кивнул на Библию — Будет с кем обсудить Евангелие и Екклесиаста.
Попрощавшись с Брежневой и пообещав ей заглядывать, я отправляюсь в Кремль. Пора уже пообщаться с Романовым.
* * *
Сходу переговорить с Романовым не получилось. В его приемной — столпотворение. Человек двадцать мужчин в строгих, аппаратных костюмах — среднего возраста и пожилые, русские, армяне, еще каких-то национальностей оживленно спорили на повышенных тонах. Я узнаю Щербицкого — главу Украинской ССР и Кунаева — первого секретаря ЦК Компартии Казахской ССР. Они входят в Политбюро и их фотографии висят в общем списке в любом официальном учреждении. Даже у нас в школе.
— …означает денонсацию союзного договор от 22-го года и изменения 3-го раздела Конституции — плюгавый мужчина в красном галстуке рубил рукой и хватал за рукав своего узкоглазого оппонента азиатской внешности. Тот отвечал не менее эмоционально:
— Дэнонсировать Союзный Договор 1922 года нэвозможно. Процедура дэнонсации применима только если она прямо прописана в Договоре. Такой статьи там нэт!
— Это что же?? Придется менять название страны? — Щербицкий собрал вокруг себя целый кружок из озабоченных мужчин — Нет республик, нет их Союза… А с ООН что делать? Туда входит и Белорусская ССР, и Украинская! Мы должны сказать решительное нет всей этой авантюре!
Кунаев мрачно смотрел под ноги. В его лакированных туфлях отражалась вся приемная Романова.
Секретарь тем временем незаметной мышкой скользнул в кабинет к шефу и оттуда выглянул Пельше. Раздраженно посмотрел на меня, на мужчин в приемной. Потом все-так поманил пальцем:
— Зачем приехал? Видишь, не до тебя сейчас.
Мы зашли в кабинет, где Романов быстро подписывал какие-то документы, которые подсовывал ему секретарь. Коротко глянул на меня:
— Арвид Янович, что там у Селезнева?
— Вот, статью привез — я протянул Пельше несколько листков бумаги — Жулебин должен был предупредить насчет Комсомолки.
— Витя, какая Комсомолка?? — латыш грозно на меня посмотрел — Ты не видишь, что творится?
— Что?
— У нас тут бунт первых секретарей. Слетелось воронье. Только «голоса» вякнули о ликвидации республик, тут же началось…
— Арвид Янович — Романов устало откинулся в кресле, отпустил махом рукой секретаря — Ну какой бунт? Люди волнуются, их можно понять. Сейчас соберем всех и еще раз объясним политику Партии. Решать все-равно будет внеочередной Съезд. Проголосуют делегаты против — останется все как есть.
— А что, могут и провалить голосование? — осторожно поинтересовался я.
— Могут — мрачный Пельше уселся в кресло за переговорным столом Романова, начал проглядывать статью.
— Вторые, третьи секретари, представители автономных республик — все за нас — вздохнул Романов, покосившись на дверь — Их статус то повышается и они в большинстве. Республиканские элиты, конечно, против. Особенное украинцы. А их очень много в ЦК.
— На Съезде будет бойня — резюмировал Пельше, что-то чиркая в статье — В принципе годится, вот мои правки. Григорий Васильевич, будешь смотреть?
— Некогда. В целом как?
— Бойко! Ответил Суслову что надо.
— Ну вот и ладненько. Редактору Космомолки сами позвоните, хорошо? И запускайте секретарей!
Тихонько, бочком, вслед за Пельше я начал двигаться к двери кабинета Генсека. Хотя очень хотелось бы послушать разговор. Исторический ведь момент.
Я уже практически вышел, когда меня настиг возглас Романова:
— Подожди!
Генеральный встал, потянулся. Подошел ко мне, плотно прикрыл дверь за Пельше.
— Ты вот что, Витя… — Генсек замялся — В Москву Люда приехала. Сейчас совсем это все не кстати, сам видишь, что творится. Ты можешь ей позаниматься? Сводить куда-нибудь на выходных, потом в студии песни порепетировать. Ведь обещал новые песни? Обещал.
Я обреченно киваю. У меня Япония на носу, бюджет Чурбанову по Абба (даже не приступал), Лещенко с меня не слезает — а тут еще Сенчину выгуливать. И ведь не откажешься.
— Короче займись ею. Она в Национале сейчас. Я на тебя надеюсь!
— Хорошо. Григорий Васильевич, а как все в Вене закончилось?
— Лучше, чем я надеялся. Получили все, что только можно. И по носителям, и крылатым ракетам. По базам в Европе тоже разговор был. Только боюсь — Романов вздыхает — Не ратифицируют они все в Конгрессе у себя. Слишком много оружейное лобби теряет.
Дверь открылась и внутрь стали заходить первые секретари. Я посторонился, пожал руку Роману и после того, как все «загрузились», наконец, вышел прочь. Вдохнул полной грудью, выдохнул. Секретарь сочувствующе посмотрел на меня, предложил чаю.
— Нет, спасибо. Надо работать.
Зашел к себе в кабинет, полистал новую порцию инструкций, писем… Настроения не было. Больше всего меня мучил вопрос с музыкой для Пиратов 20-го века. Пообещал Говорухину и… по нулям. А он мне и Шахназарова порекомендовал и отснял Альдону в фильме. Нет, надо ехать в Ясенево и садиться за айфон. А Сенчина… Сенчина подождет.
Я достал справочник, нашел номер Националя. Созвонился с певицей. Людмила была рада меня слышать, легко согласилась поужинать в ресторане гостиницы. Тут же по вертушке я набрал директору — забронировал столик. О, великое телефонное право! Возношу тебе хвалу.
Наконец, звоню Веверсу. Даже не сомневался, что «железный латыш» на работе. Напросился в гости.
— Приезжай, но у тебя будет всего час — отрезал генерал — Потом я еду в Кремль.
Ага, ясно. Наверняка поедет с автоматчиками «Зенита» — из отряда спецназначения ПГУ. Только-только создан для действий на территории противника в угрожаемый период. А кто сказал, что бунт первых секретарей не угрожаемый период? Да они ради удержания собственной власти готовы снести страну нахрен. Вот Пельше и подстраховывается. Или это я себя накрутил?