Началось…
– Веди! – кивнул я.
По мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж и прошли широким коридором. Стены его были отделаны дубовыми панелями, на полу – такой же паркет. Кучеряво люди живут! Лакей распахнул передо мной дверь, я вошел в большую комнату. Это, в самом деле, оказалась библиотека. Высоченные шкафы с книгами тянулись к потолку. Ничего себе! Не знал, что олигархи любят читать. В моем мире они этим не увлекались. Яхты, дорогие автомобили, футбольные клубы… Или книги – антураж?
Кроме шкафов в библиотеке обнаружился кожаный диван и такие же кресла. Они окружали небольшой стол с инкрустированной перламутром столешницей. В одном из кресел восседал Поляков. При виде меня он приподнялся.
– Проходите, Валериан Витольдович, присаживайтесь!
Я последовал приглашению. Возникший ниоткуда лакей сгрузил на стол серебряный поднос с бокалами и пузатой бутылкой.
– Коньяк, сигару? – Поляков открыл крышку украшенной резьбой деревянной шкатулки. Внутри нее, как патроны в магазине, лежали сигары. Крупнокалиберные такие.
– Благодарю. Можно рому?
Поляков глянул на лакея. Тот исчез и явился с бутылкой. Извлек пробку и плеснул в бокал янтарной жидкости. Я пригубил. Класс! Не Гавана Либре[2], конечно, но не хуже. В роме я разбираюсь – любитель. Мне его пациенты дарили – знали о вкусах доктора…
Я взял сигару и отрезал кончик специальной гильотинкой – она оказалась на столе. Лакей поднес огня мне, затем Полякову. Мы закурили. Я обмакнул кончик сигары в бокал, сунул ее в рот и втянул порцию ароматного дыма. Выпустил его кольцами. Поляков наблюдал за мной с интересом. В его взгляде я разглядел одобрение. Это с чего? Явился молодой нахал, потребовал себе отдельного напитка, дым кольцами пускает перед лицом олигарха… В моем мире меня б уже вывели, и хорошо, если без членовредительства. Не то, чтобы я хамил, но некоторую развязность себе позволил. Не люблю прогибаться перед денежными мешками.
– Мы с вами толком не познакомились, Валериан Витольдович, – начал Поляков. – Как-то не случилось. Представлюсь: коммерции советник Давид Соломонович Поляков.
– Зауряд-врач Валериан Витольдович Довнар-Подляский, – кивнул я.
– И это все? – улыбнулся он. – А как же шляхтич гербов Брама, Друцк и Лис?
– Это заслуга предков. Я всего лишь зауряд-врач. Один из тысяч.
– Приятно видеть скромного человека, но вы не правы, Валериан Витольдович. Эти ордена, – он указал на мою грудь, – свидетельствуют о том, что вы не посрамили род. Странная штука жизнь, – развел он руками, – шляхтич, родовитый как король, получает орден, который дает право на потомственное дворянство, а другой, кому он жизненно необходим, пребывает в низком достоинстве.
– Если б ордена раздавали по потребности, они б утратили свое назначение. Никто не стал бы стремиться к подвигам или ревностной службе.
– Вы не по годам мудры, – улыбнулся Поляков. – Странно слышать это от молодого человека.
Опять прокол…
– Дочь сказала, что вы не хотите принимать от нас награды. Почему?
– Вы поблагодарили меня в письме. Этого достаточно. Нельзя награждать за естественный поступок.
– А вот сейчас вы говорите, как молодой человек. Мудрый не отказался бы от шанса.
– Какого, например?
– Насколько знаю из газет, вы не завершили образования. Когда война кончится, потребуется диплом. Без него не дадут разрешения практиковать. Знаю, что вы не богаты и мог бы помочь. Любой университет за границей по вашему выбору.
Умен, Давид Соломонович, ох, как умен! Знает, что предложить.
– В этом нет нужды. Мне обещали диплом российского университета. Выдадут без экзаменов.
– Гм! – он посмотрел на меня с интересом. – Как вам удалось договориться?
– Предложили после показательной операции в госпитале. Сам не просил.
– Удивили вы меня, Валериан Витольдович. Не знал, что вы столь талантливы. В вашем возрасте проводить показательные операции…
Это он еще про главнокомандующего не знает.
– Чем собираетесь заняться после войны?
– Она еще не окончилась.
– Победа не за горами. Как фабрикант, причастный к военным поставкам, могу в этом заверить. На фронт потоком идет оружие и боеприпасы. Дивизии и полки пополняются солдатами и офицерами. Я сужу об этом по запросам на обмундирование и обувь. Они выросли многократно.
Болтун находка для шпиона. Хорошо, что в моем теле не донор.
– Мы разгромим супостата. И тогда встанет вопрос: а что дальше? Вас непременно демобилизуют. С дипломом вы можете стать военным врачом, но это означает прозябание в отдаленном гарнизоне в каком-нибудь захолустье. Сомневаюсь, что у вас есть связи для получения места в Минске. Про Москву и вовсе молчу.
Толстый такой намек. Соблазняет, ирод! Только я не барышня.
– Не готов строить планы, Давид Соломонович. Как вы верно заметили: идет война. А на ней, случаются, убивают. Дважды я выжил чудом, в третий раз может не повезти. Благодарю за ром, сигару и чудесный вечер. Мне пора.
Я положил сигару в пепельницу и встал.
– Сядьте! – повысил голос Поляков. – Мы не договорили.
На слуг своих будешь кричать! Я не успел это сказать, как в дверь ворвалась Лиза.
– Папа! Изе плохо! Послали за врачом. Но сейчас вечер, и пока его найдут… Я вспомнила о Валериане Витольдовиче.
Вовремя она.
– Идемте, Елизавета Давидовна!
Мы спустились на первый этаж. В углу зала обнаружилась толпа. Я бесцеремонно растолкал гостей. На составленных стульях лежал знакомый мне подросток. Возле него топтались родители. Мордух стоял растерянно, а жена его что-то причитала. Я невежливо отодвинул ее в сторону и склонился над пациентом. Так. Кожа бледная, лицо мокрое от пота, дышит часто, но в сознании. Зрачки расширены. Взял запястье – пульс учащен. Склонился к лицу – запаха ацетона нет, а вот алкоголя присутствует. Все ясно. Гипогликемическая кома легкой степени. Точнее не определю – я не эндокринолог. И причина понятна. Десерт еще не подавали – сладкого пацан не ел. За столом, наверное, на рыбку фаршированную нажимал, да еще винца под шумок хлебнул. Алкоголь привел к снижению уровня сахара в крови.
– Отойдите все! Остаются только родители. Больному нужен воздух.
Толпа недовольно заколыхалась – любопытно ведь, но послушно перетекла в другой конец зала. Лиза осталась. Я повернулся к ней.
– Прикажите принести стакан воды и кусочек сахара. Можно меда. Быстро!
Лиза повторила приказ слуге. Тот метнулся к дверям. Воду и мед в вазочке принесли практически мгновенно.
– Ешь, Изя!
Мордух шагнул ближе и приподнял сына. Я зачерпнул ложечкой из вазочки янтарный мед и вложил ее в открытый рот мальчика, затем дал запить. Не прошло и минуты, как кожа Изи стала розоветь. Он высвободился из рук отца и сел самостоятельно. Полез в карман, достал носовой платок и стал вытирать лицо. Мордух облегченно вздохнул
– Что это было, доктор?
– Гипогликемическая кома. Недостаток сахара в крови.
– Это лечится?
– Да. Нужно показать его хорошему врачу-диетологу. А пока не давайте ему жирной пищи. И больше сладкого! Варенье, чай, конфеты.
– Правда? – оживился Изя.
– Мы лишали его сладкого, – пробурчал Мордух и зло посмотрел на жену. – Не слушался.
– Воспитывайте другими методами. Например, ремнем (Изя поскучнел), но сладкого не лишайте. Иначе болезнь будет прогрессировать. Она может пройти сама по себе. Со сладким, впрочем, не переборщите. Все есть яд и все есть лекарство, как говорил Авиценна. Диетолог скажет точнее.
– Благодарю, доктор! – поклонился Мордух. – Можно вас на минуту?
Он взял меня под локоть и отвел в сторону.
– Сколько я должен за лечение?
– Нисколько. Я здесь гость.
– Но вы спасли Изю!
– Только помог. Денег не возьму.
– Вы благородный человек, – сказал Мордух. – Извините за неловкий вопрос, в вашем роду были евреи?
– Сомневаюсь.
– Очень похожи. И внешне, – он окинул меня взглядом, – и талантом. С одного взгляда определить болезнь и помочь мальчику… После войны, если решите практиковать в Минске, разыщите меня. Полагаю, договоримся.
Еще один.
– Я подумаю.
Мордух поклонился и убежал к сыну. Тот, как я заметил, уже что-то жевал. Судя по довольному лицу, конфету или что-то вроде того. Ко мне подошла Лиза.
– Спасибо, Валериан Витольдович!
– Не за что. Было нетрудно.
– Что хотел от вас дядя?
– Предлагал деньги. Я отказался, тогда он обещал содействие по открытию практики после войны. Как я понимаю, за долю в деле. Ловкий у вас дядя! Подковы на ходу сдирает.
– Он такой, – засмеялась Лиза. – Не обижайтесь, Валериан Витольдович! Мы евреи, да еще купцы, нам положено искать выгоду.
– Мордух брат вашего отца?
– Матери. Здесь, – она обвела рукой зал, – в основном ее родня. Отцовская не приехала – для нее это незначительный повод. Мои братья далеко и заняты делами, – она вздохнула. – Потому и сказала вам, что праздник маленький. На большом от гостей не протолкнуться.
Интересно люди живут…
– О чем вы говорили с отцом?
Любопытная…
– Давид Соломонович предлагал то же, что и ваш дядя. Только не за долю, а в благодарность.
– А вы?
– Отказался. Извините за пафос, но всего в жизни хочу добиться сам.
– Не хотите быть обязанным, – вздохнула она.
Проницательная…
– И это тоже.
– Уверяю вас, что предложение от души.
Так я и поверил.
– Впрочем, это ваше право. Но вы не против поддерживать с нами отношения?
– Это будет непросто. Конференция закончилась, и я возвращаюсь в лазарет. Если и приеду в Минск, то не скоро.
– Когда уезжаете?
– Думаю, через пару дней. Есть в Минске одно дело.
– Тогда навестите меня завтра. Когда вас ждать?
– Не могу обещать. Предстоит сложная операция, затем – дежурство у постели пациента.
– Вы всегда так делаете?
– Иногда.
– Пациент не простой, – догадалась она. Умная девочка, я же говорил.
– Где вы остановились?
– В гостинице «Европа».
– Я буду справляться о вас там. Не возражаете?
– Как вам будет угодно.
– Договорились! – улыбнулась она. – Не забывайте, что меня нужно обучить обращению с пистолетом. Сами подарили.
Толкнул меня черт в руку!
– Если будет время. А сейчас позвольте откланяться. Операция утром, нужно выспаться. У хирурга не должны дрожать руки.
– Хорошо, – кивнула она. – Только знайте: вам всегда рады.
Она подала мне руку. Я склонился и изобразил, что целую ее. Лиза покраснела и пошла к гостям, я – к выходу. У дверей меня перехватил Поляков. И откуда возник?
– До свиданья, Валериан Витольдович! – он протянул руку. Я пожал ее. – Мордух мне все рассказал. Спасибо за племянника! Он балованный мальчик, но жена его любит.
– Не за что, – сказал я. – Было не трудно.
– Мордух, говорит, что это чудо. Определить болезнь с первого взгляда и немедленно помочь… Он в восторге.
Потому что бесплатно…
– Извините, что повысил на вас голос. Привычка. Когда каждый день говоришь с подчиненными…
Не завидую им.
– Заходите к нам накоротке. Двери моего дома открыты для вас.
Я поклонился, и мы распрощались. Никто из Поляковых мне, к счастью, более не повстречался.
[1] Орган управления еврейской общиной.
[2] Один из лучших сортов кубинского рома.
Глава 12
— Проходите, Афанасий Петрович! Присаживайтесь! – пригласила императрица.
Лейб-медик шагнул вперед, но остался стоять. Его необычное поведение и взволнованный вид удивили Марию. Она в упор глянула на посетителя. Тот, некоторое время молчал, собираясь с духом.
— У меня дурная весть, ваше императорское величество, – выдавил, наконец. — У наследницы белокровие.
– Это что? – спросила императрица, ощутив, как забухало в груди сердце.
– Неизлечимая болезнь. Смертельная.
Огромным усилием воли Мария заставила себя не показать чувств.
— Вы уверены?
— Очень хотел бы ошибиться, ваше императорское величество. Но я консультировался с ведущими специалистами империи, разумеется, не раскрывая имени пациентки. Ее кровь исследовали в трех лабораториях. Результат одинаков – недостаток красных телец. Я взял на себя смелость устроить консилиум. Пригласил лучших специалистов: профессоров Бунге и Мейера. Они осмотрели ее императорское высочество и подтвердили диагноз. Симптомы налицо. Увеличены лимфоузлы в подмышечных впадинах и на шее. У пациентки слабость и повышенная утомляемость. В летние месяцы она дважды переболела простудой, что нехарактерно для ее императорского высочества. Ранее она отличалась отменным здоровьем. Ошибка исключена. Простите меня за дурную весть, ваше императорское величество!
— Сколько?.. -- спросила Мария деревянным голосом. Продолжать она не стала, но лейб-медик догадался.
– Год, может, два. Возможно, и того менее. Белокровие коварная болезнь. Лечить ее, к сожалению, не научились.
– Идите! – велела императрица.
Лейб-медик поклонился и сделал несколько шагов к двери. Затем замер и повернулся к Марии.
– Ваше императорское величество! Я сделаю все, что в моих силах! Свяжусь с лучшими специалистами за границей. Приглашу их в Россию. За любые деньги! Я уже дал команду изучить методику известных травников. Из Соловецкого монастыря приглашен знаменитый иеромонах Исидор, который исцеляет молитвой. Я положу жизнь, лишь бы ее высочество поправилось.
– Действуйте! – кивнула Мария. – Только без излишнего шума. Не нужно, чтоб эта весть стала достоянием посторонних ушей. Ольга знает?
– Я не говорил ей, ваше императорское величество.
– Вот и продолжайте молчать.
Лейб-медик отвесил поклон и вышел. Мария подошла к окну и, опершись на подоконник, уставилась в стекло. То, что происходило за ним, она не различала. Горло и сердце будто сдавила невидимая рука. Обещания придворного врача не успокоили ее. Его горячность, и Мария это понимала, как раз говорила об отчаянии. Если лейб-медик уповает на монаха…
– Господи! За что караешь? – вырвался из ее груди стон. – Сначала Саша, а теперь и Оля…
Отойдя от окна, Мария подбежала к иконам, висевшим в углу, и упала на колени. Некоторое время она истово молилась, кланяясь и впечатывая лоб в пол. Это привело ее чувство. Сердце отпустило, хотя боль не ушла, только отступила глубже. Мария встала, села в кресло и попыталась успокоиться. Это удалось. Императрица в ней взяла верх над матерью.
Внезапная болезнь Ольги меняла политический расклад. До сего дня у Марии не было причин волноваться за престол. Дочь пошла в мать. Умная и волевая, она рано освоилась с ролью наследницы, выказав задатки будущей императрицы. Постепенно вникая в государственные дела, Ольга прилежно училась управлению. У нее это получалось. Народ и двор обожали скромную и простую в общении наследницу. Ольга разбиралась в людях, потому не стала окружать себя подхалимами. Двор ее был небольшим, но деятельным. Кого-то из приближенных посоветовала ей мать, других дочь отыскала сама. Мария ее выбор одобрила. Вокруг дочери формировался круг молодых ближников, в котором просматривались будущие контуры императорского двора. Не хватало только жениха, но с этим дочь не спешила. В этом Мария ее поддерживала. Во-первых, дочь молода – всего двадцать лет, во-вторых, выбор мужа для правящей императрицы не простое дело. Нужен человек из высшего круга, достойный, но без политических амбиций. Который будет верным мужем и заботливым отцом, но не станет лезть в государственные дела. Каким был ее Саша.
– Мне не интересны двор и ваши интриги, – сказал он ей после того, как признался в любви. – Ничего в этом не понимаю и не хочу разбираться. Обещай, что не будешь втягивать меня в эти дела. Я офицер, и мое дело служить.
Мария пообещала. Саша оказался замечательным мужем и отцом. Роль мужа императрицы не изменила его. Он как был, так и остался простым служакой, для которого должность командира дивизии стала потолком. Муж это прекрасно понимал и вел себя соответственно. Не вмешивался в распоряжения вышестоящих начальников, не пытался ими командовать. Зато дивизия у него была образцовой – отменно обученная и вышколенная, с сытыми и довольными солдатами, которые обожали своего командира. Мужа любили офицеры и генералы. В тот страшный день японцы прорвали фронт под Мукденом. Дивизия генерала Романова, стоявшая в резерве, получила приказ отбросить противника и восстановить положение. Она с этим справилась. Стремительный ударом опрокинула противника и погнала его. Саша находился в передовых порядках. Японцы разглядели блеск эполет и ударили из орудий. Шрапнельный снаряд разорвался над группой офицеров. По странной случайности все они уцелели, погиб только Саша…